Светлана Чистякова - Производные счастья

Тишина. Она позвонила ещё. Без толку.

— Может, дома никого нет?

— Да дома она, я точно знаю. Просто устала как собака — вот и спит без задних ног. Сейчас дозвонимся.

Дозванивалась Маша минут десять. Наконец, за дверью послышались шаги.

— Кто там? — Голос показался Александру смутно знакомым.

— Нара, открой, это Маша.

— Машенька, — встревожился голос, и в замке начал поворачиваться ключ, — почему так поздно, де… ой!

Дверь распахнулась.

— Доброй ночи, Нара Андреевна, — воистину, для Северинцева сегодня была ночь сюрпризов.

В ярко освещенной прихожей, в пёстром шёлковом халате, с всклокоченными волосами и босиком стояла медсестра Нара Светлова, с которой они бок о бок полдня проторчали в операционной.

Глава 2

Нара считала себя неудачницей. Ну, о какой удаче может идти речь, если с самого детства ей не везло?! То упадёт на ровном месте, больно подвихнув ногу, то в пруд свалится под дружный хохот одноклассников, то деньги, выданные матерью на школьные завтраки, потеряет, то проезжающая машина окатит грязью с головы до ног. Билеты на экзаменах ей доставались самые трудные, дефицитные товары заканчивались прямо перед ней, а понравившиеся туфли оказывались слишком большими или невообразимо маленькими. И так всю жизнь. Даже с именем не повезло. А всё потому, что папе Андрюше, служившему срочную где-то в Дагестане, понравилась южная красавица с чудесным, на его взгляд, именем. Правда, к девушке солдатику даже близко подойти не дали, братья охраняли её покруче засекреченного аэродрома, и он уехал домой не солоно хлебавши. Но имя красавицы-дагестанки намертво врезалось ему в память. Поэтому, когда у него родилась дочка, Андрей, пока счастливая мать с младенцем лежали в роддоме, один сходил в ЗАГС и дал малышке полюбившееся имя. Так на белом свете появилась Светлова Гульнара Андреевна.

Узнав, какое имя муж выбрал для дочери, супруга едва не убила его:

— Придурок! — орала она него, — какая Гульнара в средней полосе России?! Совсем из ума выжил, да?!

— Но ведь красивое имя, — оправдывался незадачливый папашка, — переводится как «цветок граната».

— Да какой цветок, леший тебя понеси! Какие гранаты?! Мичуринец хренов! Ты хоть раз его видел, цветок этот? Ууу, малахольный! Прибила бы!

Тёща тоже не отставала, да и родне имя не нравилось, но Андрей стоически выносил нападки близких, уйдя в глухую оборону. Жена даже в ЗАГС ходила, просила имя дитю поменять, но там к стенаниям новоиспечённой мамаши остались глухи, и малышка осталась Гульнарой. Или Гулечкой, как ласково называл её папа.

Но только отец. Остальные звали девочку Нарой, а когда ей пришла пора получать паспорт, она навсегда оставила первый слог своего имени за бортом жизни.

Замуж Нара выйти не успела. Её жених Геша, будучи бойцом СОБРа, трагически погиб в Чечне, а больше ей и не встречался никто, с кем бы она хотела связать свою жизнь. Сплошная невезуха да и только.

Удача ей улыбнулась всего один раз. Её приняли на работу в кардиоцентр. Видимо, высшие силы решили вознаградить её, а может, Геша после смерти стал её ангелом-хранителем, но когда со дня его гибели прошло ровно три года, и Нара вышла из собора, где заказывала поминальную службу по убиенному Геннадию, ей позвонили из отдела кадров. Хотя резюме она отправила ещё три месяца назад, ни на что особенно не надеясь. В клинику брали только по великому блату или чьей-либо протекции.

Первое время она стояла только на эндоскопических операциях, или не особенно сложных полостных. Но как-то раз в операционной бригаде, работающей с самим Северинцевым, медсестра сломала руку, и её поставили на замену.

Узнав об этом, Нара от страха чуть сознания не лишилась, так запугали её девочки-коллеги грозным профессором, но всё же смогла собраться и пятичасовая операция прошла без сучка без задоринки. Нара ни разу не ошиблась, и в молчаливо протянутую руку Северинцева ложился именно тот инструмент, который был нужен. Когда прозвучало финальное «спасибо», профессор даже соизволил поднять на неё глаза и что-то пробурчать под нос в её адрес. Что именно, она не расслышала, но когда Северинцев покинул оперзал, анестезиолог наградил её бурными аплодисментами и комментариями вроде «далеко пойдёте, девушка. В первый же день заслужить похвалу от Севера! Это круто! Зуб даю, теперь всегда с нами работать будешь». Логинов оказался прав, и вот уже второй год Нара была неизменным членом опербригады Северинцева.

Работать с ним было одно удовольствие, про таких как он покойная Нарина бабушка говорила: «Господь в темечко поцеловал», хотя Нара и сомневалась, что хирург знал хотя бы как её зовут.

Как выяснилось, знал. Не только имя, даже отчество. Когда ещё не проснувшаяся Нара, открыв дверь, узрела на пороге квартиры Северинцева, она подумала, что это просто сон. Причём не из разряда приятных. Она так растерялась, что даже не удосужилась поздороваться, и уж тем более, пригласить в квартиру, хотя он не особенно опечалился и ретировался, едва Машка переступила порог.

Машу, она знала вот уже полтора года. Они познакомились на улице, когда Нара возвращалась с колхозного рынка. Заметив впереди идущую худенькую, почти прозрачную девчонку, тащившую в руках две неподъёмные сумки, она предложила её подвезти. Когда девушка забралась в салон её машины, она возмутилась, как можно заставлять ребёнка таскать такие тяжести, и получила в ответ горькое откровение. Наре стало так жалко бедную девочку, что она сначала пригласила её к себе на чай, а потом Маша стала приходить к ней почти каждый вечер. Так у Нары появилась юная подружка. Сначала Маша пыталась называть её тётя Нара.

— Маш, — обиделась тогда Нара на «тётю». — Я что, так плохо выгляжу?

— Нет, что ты! — с жаром воскликнула девушка, — ты красивая. Особенно глаза. Как листики на майских деревьях!

— Тогда почему ты называешь меня тётей?

— Нуу…

— Не делай так больше, ладно? А то я себя старухой чувствовать начинаю, после «тёть» твоих.

— Ладно, — Машка бросилась ей на шею, — ты у меня такая умница! И красавица! Просто чудо моё зеленоглазое!

Наре нравилась детская непосредственность новообретенной подруги. Машка ворвалась в её жизнь как свежий ветер в распахнутое окно, раскрасив серые однообразные будни одинокой женщины яркими красками. И хоть разница в возрасте у них была довольно приличная, через пару месяцев они были уже лучшими подругами.

Она даже хотела предложить Маше переехать к ней, раз никак не получается найти контакт с вредной бабусей, но девочка была несовершеннолетней, а старуха — наглухо пробитой дурой. И ждать от неё можно было всё что угодно.