Юлия Руденко - Роковое глиссандо
Нет, безусловно, в моей жизни случались женщины, которые не просто желали со мной переспать, но и те, которые мечтали о свадьбе. И иногда они готовы были купить меня богатым приданым от своих родителей. От подарков я не отказывался, но роль мужа-альфонса меня несколько унижала. Все-таки худо-бедно я зарабатывал себе на хлеб.
Мой выбор профессии после окончания школы был однозначен: я собирался стать вторым Ван Клиберном. Легко выдержав все экзамены в Гнесинку, и проучившись там два года, я так же легко и был отчислен оттуда из-за дочери декана. Выглядел я тогда, понятное дело, моложе и неопытнее. Но держался одновременно и скромно, и уверенно. Отпущенные волосы до плеч, забранные резинкой в хвост, которые носили многие музыканты, шли мне чрезвычайно. Она – Наталья Лебедева – словно набоковская нимфетка «летала» по коридорам училища и оставляла после себя шлейф из повергнутых мужских сердец. Я заприметил ее еще на первом курсе, но верный себе, не бросился сразу знакомиться, а стал встречаться с ее подругой, которая то и дело стала водить меня с собой на всяческие классические концерты по бесплатным абонементам. Я просто поджидал подходящего момента.
И вот однажды Света – эта самая подруга – пригласила меня к себе на День рождения. У ее родителей была трехкомнатная в старом доме на Тверской, недалеко от того места, где сейчас «Макдональдс». Они накрыли стол для молодежи и заблаговременно ушли. В компании оказались четыре пары. Я с именинницей, Наталья с парнем в военной форме и еще ребята с нашего курса. Света чего только не делала, чтобы очаровать меня. Я это понимал, даже несколько стыдился того, что использовал ее. В один из моментов, когда начались танцы, она попросила меня помочь ей отнести посуду на кухню.
– Скоро все разойдутся, а вас, Штирлиц, я попрошу остаться… под предлогом помочь навести порядок, – прильнула она ко мне. – Родители вернутся только утром.
Ее объятия сомкнулись на моей шее, и Светины пухлые губы соединились с моими.
– Кххе-кххе, – послышалось в дверях. – Не хотелось вас прерывать, но у Вадима кончается время увольнения, он хотел попрощаться.
Наталья Лебедева, потупив взор, уперевшись им почему-то в мои ноги с тапочками отца Светы, боялась перешагнуть порог кухни. Я резко отодвинул от себя Свету и преувеличенно посочувствовал:
– Уходите? А что так рано?
Света тут же попыталась перехватить инициативу разговора себе:
– А как же торт? Вы с Вадимом его даже и не попробовали!
– Нет, я останусь, Светик, конечно! А Вадиму можно и завернуть кусочек с собой!
О, боги, как я возрадовался тому, что светловолосый и светлоликий ангел по имени Наташа остается.
– Да-да-да, Света, давай отрежем самый большой и самый вкусный треугольник торта дорогому гостю! – схватился я за нож и полез в холодильник на радостях.
– Стой! – обиженно надула губки она. – Я же не задула свечи! У меня есть желание, которое я непременно должна загадать!
При последних словах Света многозначительно посмотрела на меня, приказала зажечь свечи и нести торт в зал.
Примерно через час или два танцев, шампанского и каких-то разговоров, гости действительно засобирались. Хозяйка, улыбаясь, произнесла то, что и обещала:
– Паша, я попрошу тебя ненадолго задержаться – помочь мне расставить все по местам.
И она по инерции еще продолжала улыбаться, когда я ответил:
– Милая, извини, мне завтра утром очень рано вставать – моя Соль Ванна (так я прозвал свою преподавательницу по фортепиано) еще на прошлом занятии швыряла мои ноты и хлопала крышкой рояля из-за того, что я не выучил наизусть Фугу Баха.
Своим жестким и непредсказуемым нравом Таисия Ивановна славилась далеко за пределы Гнесинки. Ее ученикам доставалось по самое не балуй подчас ни за что. Она ярко выделялась своим внешним видом на фоне других преподавателей. Еще бы! Складывалось ощущение, что она даже спала в тех трех вязаных кофтах, которые были на ней всегда. Почерневшие от длительной носки, белые изначально, они явно никогда не стирались. «Этой женщине лучше бы было родиться где-нибудь во Франции», – подумал я, когда увидел ее впервые. Эту мысль привлекла прочитанная книга Симоны Берто «Эдит Пиаф». На заре своей певческой карьеры Пиаф никогда не стирала носившие вещи. Она их выкидывала, когда они становились совсем грязными, и покупала новые.
– Света, если на полчасика разве, то давай мы останемся, – предложила одна из приглашенных пар.
Света умоляюще посмотрела на меня, но природная воспитанность и вежливость не дали ей отказаться. Она молча кивнула головой, и двое из наших остались. Я нагнулся и поцеловал именинницу, эротично шепнув на ухо:
– Не грусти! Все будет хорошо!
За сим откланялся и вышел вслед за Наташей. Пока остальные уходящие еще замешкались в реверансах с хозяйкой, я увлек девушку в приехавший лифт и начал что-то страстно бубнить.
Наталью так сильно рассмешил анекдот про незадачливого конферансье, который объявил моими соблазняющими устами: «Сейчас студентка второго курса Наталья Лебедева исполнит „Желание“ Шопена… Музыка тоже Шопена», – что она потребовала еще.
– Аха! Сейчас! Ой, этот нельзя, этот пошлый!
– Хочу пошлый! Хочу! – продолжала смеяться Наталья, когда мы вышли уже на улицу.
– Н-н-н-ну ладно! – выдохнул я. – Сама просила!.. «Музыкальное образование вашей дочери стоило больших денег, но я думаю, что теперь она сама немало зарабатывает!» – «О, да! Рядом с нами живет профессор, так он платит пять рублей за час, когда хочет отдохнуть!».
– Пять рублей!.. Всего-то? – заливалась смехом моя нимфетка, взявшая меня под локоть, чтобы не подскользнуться.
Так, веселясь, мы добрались на метро до Арбата и пешком отправились по брусчатке к Калошину переулку, где жила семья декана Гнесинки Лебедева Анатолия Абрамовича.
– А ты знаешь, что в нашем доме когда-то жила актриса Малого театра Никулина?
– Оу! Бабушка Юрия Никулина? Везет же тебе! – схохмил я.
– Не-ет! Для нее сам Александр Островский специально писал роли!
– Ну уж так и сам Островский?
– Да!.. Перестань иронизировать!
– Не перестану!
– Отчего же?
– От того, что я тебя люблю!
Это признание вылетело у меня неожиданно для себя самого. Я сказал это как бы и не ей, не Наташе, а куда-то в сторону, будто рядом с нами был кто-то еще невидимый.
– Т-ты… Ты пошутил? – едва слышно спросила она.
– Н-нет! Это не шутка!
Она ждала от меня повторения этих слов, но я замолчал. Так, молча, мы и дошли до ее двухэтажки.
У подъезда она повернулась ко мне с грустными глазами:
– Ну все, мы пришли…
– Нет-нет, пойдем я провожу тебя дальше, – уверенно взялся я за ручку двери.
И когда оказались внутри, обнял ее и поцеловал. Она робко сложила свои маленькие ручонки у меня на груди, и, опомнившись через пару минут, обреченно спросила:
– А как же Света?
Я едва сдерживал дрожь во всем теле, желая Наташу в этот миг и только ее. Причем здесь была Света?
– Аааа… Мы ей ничего не скажем… Не будем расстраивать… – нашел выход из положения я.
– Нет, так не пойдет, Паш! – серьезно возразила Наташа. – Или ты встречаешься со Светой, или со мной. Фигаро по определению не может быть героем моего романа.
– Ой, господи, девочка моя, ну конечно же с тобой! Если нужно сделать выбор, то как видишь я его уже сделал. Я не остался со Светой сегодня на ночь.
– Да, но вдруг ты пожалеешь об этом завтра и вернешься к ней?
– Не вернусь! Вот увидишь!
– Поживем – увидим, – глубокомысленно сказала напоследок Наталья, чмокнув в щеку и не глядя мне в глаза. – Время покажет.
Прошло где-то полгода наших тайных поцелуев урывками у нее в подъезде, пока я, наконец, дождался, когда она сама проявит инициативу к тому, чего я хотел. Со Светой я порвал всякое общение сразу. Говорят, у нее даже была попытка суицида из-за меня. Я ее мысленно жалел, но ничем не мог помочь. Про подмосковных же моих девочек Наташа не знала и не могла узнать никаким образом. Услышав приглашение к ней домой на чай в субботу, я все понял и решил немного набить себе цену, так сказать.
– Малыш, у нас же экзамены на носу! Я как раз хотел позаниматься!
– Весненок, у меня родителей не будет, они уезжают на дачу! А нам так редко с тобой удается побыть вдвоем! Я новую видеокассету купила, посмотрим фильм, отдохнем… перед экзаменами… и с новыми силами возьмемся за учебу!
– Не знаю – не знаю…
Но я, конечно же, приехал к ней в назначенное время. Из-под совратительного глубокого выреза шелкового халатика проглядывали кружева нижнего белья. Она феерично увлекла меня с порога прямо в спальню – на родительскую двуспальную кровать. И я овладел ею. В телевизоре шел какой-то фильм. Когда мы с моей нимфеточкой взорвались от переполнявших нас эмоций и устало откинулись на подушки, она сделала звук погромче.
