Кэтрин Куксон - Соперницы
Барбара, не отрываясь, смотрела в глаза мисс Бригмор. Казалось, она была абсолютно спокойна. Что касается Кэти, то девочка даже покраснела от возмущения: Бриджи разыгрывает из себя мстительную Генеральшу, а это жестоко.
В этот момент в дверь громко постучали. Вошел Армстронг, первый лакей, и, обращаясь к мисс Бригмор, произнес:
— Хозяин хотел бы видеть вас, мисс, если вы можете уделить ему время.
Мисс Бригмор глубоко вздохнула, пытаясь унять раздражение, и, немного помолчав, ответила:
— Я сейчас спущусь.
«Можете уделить ему время, — мысленно повторила она. — Мистер Беншем никогда бы так не выразился, уж я-то его знаю». Вставая с кресла, она поймала на себе взгляд Кэти. Девочка выглядела сердитой, и понятно почему. У Кэти отзывчивое сердце, и ей кажется, что с Барбарой обошлись жестоко. Она, как и большинство людей, придерживается мнения, что доброе отношение — это когда не замечают чью-то глухоту, немоту или слепоту; а что касается физических и умственных недостатков, то их надо прятать за железными дверями.
Мисс Бригмор взяла со стола книгу и пояснила:
— Здесь написано по-французски о той борьбе, которую пришлось вести аббату, чтобы доказать необходимость своей системы образования для глухих. Эту систему долго не признавали и до сих пор она вызывает сомнения. Тем не менее ее создатель был добрый человек с благими намерениями. Вы отметите, — она опять говорила специально для Барбары, — что аббат советует изучать язык жестов. Подвиньтесь друг к другу и внимательно читайте до моего возвращения, а потом я хочу услышать, что вы узнали о великих педагогах, преследовавших одну и ту же цель — помочь глухим слышать, а немым — разговаривать на своем собственном языке.
Как только за мисс Бригмор закрылась дверь, Кэти откинулась на стуле и медленно выдохнула:
— Ну-у-у и ну-у-у! — Потом, накрыв руку Барбары своей, добавила: — Она жестокая, да. Я ее не понимаю, она должна тебя любить, а вместо этого...
— А я ее понимаю.
— Да?
— Да, она права. Я должна знать все о себе и о своем заболевании.
— Это никакое не заболевание. — Кэти выставила подбородок вперед. — И смотри, не начинай себя жалеть.
— Я и не жалею, — резко ответила Барбара. — Просто я действительно больна. Знаешь... — она замолчала, а, когда продолжила, губы ее слегка дрожали: — Я... я едва могу слышать свой собственный голос, даже когда кричу.
— На прошлой неделе ты сказала, что слышала, как звонили колокола.
— Да, но я была совсем близко.
— И когда я поскребла ножом по стеклу, ты тоже услышала.
— Это необычные звуки. Еще недавно я слышала, как кричит напуганная птица. А сейчас не слышу.
Девочки посмотрели друг на друга.
— Ох, Барбара, — печально произнесла Кэти. — Может, ты все это себе навоображала?
— Ну вот. — Барбара облокотилась на спинку стула и резким скрипучим голосом проговорила: — Кто там рассуждал о жалости? Прекрати, ты же знаешь, я этого не выношу, сразу начинаю чувствовать себя калекой. И не думай, будто я что-то такое навоображала. — Немного помолчав, Барбара без всякого выражения поинтересовалась: — Как прошли выходные, мальчишки приезжали? Я смотрела наверху, но там никого нет.
Кэти кивнула.
— Да, приезжали, но вчера вечером отправились назад. Они просили передать тебе, что соскучились.
— Правда? — Барбара улыбнулась.
— Дэн сказал, это ужасно, когда не с кем подраться.
Девочки рассмеялись.
— Знаешь, кто у нас сейчас? — наклонившись вперед, спросила Кэти.
— Нет.
— Вилли.
Барбара сморщилась, а ее губы медленно произнесли: «Вилли».
— Вилли, Вилли Брукс, ну ты знаешь. Конечно же, знаешь.
— А, ты имеешь в виду сына Брукса?
— Да, — Кэти отодвинулась, — сына Брукса, Вилли.
На минуту на лице Барбары появилось такое же выражение, как у мисс Бригмор, если бы ей сказали, что дочь владельца поместья разволновалась из-за приезда сына дворецкого.
Заметив это, Кэти довольно сильно толкнула Барбару.
— Не будь такой зазнайкой, — посоветовала она. — Вилли очень мил, и папа о нем высокого мнения. Он продвигает Вилли по службе, и собирается в будущем сделать его управляющим. — А тебе не кажется, что он красивый?
— Не очень.
— Не очень! Ты, должно быть... — Кэти чуть не сказала «ослепла». Но это было бы ужасно, надо следить за тем, что говоришь Барбаре, поэтому девочка позаимствовала выражение своей матери: — Ничего не соображаешь, он самый красивый из всех парней, которых я встречала, он даже симпатичнее нашего Джона или Дэна.
— Нет, Джон намного красивее.
— Ты так считаешь?
— Конечно.
— Но не такой же красивый, как Майкл Радлет. — Кэти, дразнясь, высунула язык, в ее глазах плясали чертики.
Барбара со смехом толкнула ее. Они еще немного похихикали, а потом наконец занялись чтением.
* * *Мисс Бригмор услышала хозяина поместья, не дойдя и до середины лестницы. Его громкий рык доносился из библиотеки, которую он использовал и в качестве кабинета. Нет, он не нуждался в огромном количестве книг, Бриджи ни разу не видела в его руках ни одной. Все дело в высоких окнах и хорошей освещенности библиотеки, объяснял сам хозяин. Мисс Бригмор придерживалась другого мнения — Гарри Беншем предпочитал работать в этой комнате, потому что она единственная была свободна от всяких финтифлюшек (так он называл всевозможные предметы меблировки и убранства, в изобилии украшавшие другие комнаты). Заметив сдержанность обстановки, миссис Беншем спешила придать ей уютный вид при помощи занавесочек и каминных ширм, расшитых помпончиками, фестончиками и бутончиками, а также развесить всюду «милые» картинки, разложить вышивки и салфеточки.
У дверей библиотеки гувернантку чуть не оглушил голос Гарри Беншема:
— Какого черта ты не сказал об этом раньше, а, парень? Перед самым отъездом выкладываешь. И вообще это не мое дело, а хозяйки... Входи, входи, — закричал он, услышав стук в дверь.
Войдя, мисс Бригмор увидела у края длинного стола Вилли Брукса, сына дворецкого, и удивилась, почему тот в понедельник утром не на фабрике. Потом ее внимание переключилось на Гарри Беншема, сидящего в кресле. Хозяин вытянул шею, его короткие седые волосы стояли дыбом, а лицо пошло серыми пятнами — верный признак того, что Беншем разъярен, ибо лицо его в гневе в отличие от других не краснело, а теряло свою природную красноту. В руке он держал письмо, и едва мисс Бригмор подошла к столу, протянул его ей.
— Посмотри и скажи мне, что ты об этом думаешь.
Она начала читать:
«Мейбел Дочерти.
По поводу вашей просьбы о найме на место кухонной прислуги в поместье «Высокие Берега». Хозяйка нанимает вас. Вам следует явиться в двенадцать часов в субботу, пятнадцатого мая и принести с собой: 2 ситцевых платья для работы и 1 воскресное, лучшего качества, для посещения службы; 1 пару легкой обуви и 1 пару ботинок, 4 пары черных чулок, 3 смены белья и дополнительно 2 пары панталон, предпочтительно шерстяных. Вы должны приступать к работе в 6 часов утра, а заканчивать в 7 вечера, кроме вторников, когда у вас будет полдня выходных, начиная с часу дня и до восьми. Каждое третье воскресенье вы будете свободны и станете получать дополнительно 3 фунта 18 шиллингов в год, а также чай или пиво.
Ханна Фейервезер, домоправительница».
Мисс Бригмор слегка ошарашенно посмотрела на хозяина.
— Ну? — нетерпеливо воскликнул Гарри.
— Какой реакции вы от меня ожидаете?
— Какой реакции! — он вскочил, и, опираясь о стол, наклонился к ней. — Я ожидаю, когда же ты скажешь, что эта баба — дура набитая, и как ее угораздило написать такое? Кто дал ей право?
Мисс Бригмор плотно сжала губы. Она не выносила подобных выражений. Не то чтобы ей не приходилось слышать ругательств. Когда владельцем поместья был Томас Моллен, он тоже сквернословил, но это звучало совсем иначе.
— Может быть, стоило спросить у миссис Беншем? — сдержанно произнесла гувернантка.
— Нет, не стоило. И вообще, — он мотнул головой, — она сегодня прихворнула. Эту чертову выскочку привела ты. — Беншем выхватил письмо у нее из рук. — Домоправительница, ха! Накатала такое письмо семейке Дочерти, а у них ни одна собака не умеет читать. Вот они и принесли его Вилли. — Он указал большим пальцем на юношу. Потом снова свирепо уставился в листок и прочитал: — «Две пары шерстяных панталон». Боже! Да на девчонке за всю ее жизнь не было ни одних. А башмаки — так у них вся ребятня с рождения бегает босиком. — Он шлепнул письмом по столу, подводя итог: — Я этой чертовой дуре шею переломаю. А виновата во всем ты.
— Буду очень благодарна вам, мистер Беншем, если вы прекратите ругаться и изложите все факты спокойно.
