Джойс Данвилл - Открытие сезона
– Ради бога, Джулиан, попытайся быть немного поживее, ты похож на испуганного кролика.
Джулиан смутился и принялся извиняться, я же ушла из театра, настолько была поражена. Слова Виндхэма были неуместно жестоки.
До премьеры мы с Виндхэмом больше не виделись. Он позвонил однажды, но я сказала, что слишком занята и повесила трубку. Мне не хотелось идти смотреть спектакль: пьеса не казалась особенно интересной. Кажется, речь в ней шла о власти: Питер Йитс играл умирающего короля, а Натали Винтер и Софи Брент – его любовницу и жену соответственно. Дэвид был любовником жены. Вся вещь была крайне заумной, абстрактной и философской. В результате за час до начала спектакля я спросила Паскаль, не хочет ли она пойти вместо меня, и отдала ей свой билет. Однако я попросила ее вернуться после окончания спектакля, чтобы я смогла пойти на прием. Эдмурд Карпентер собственной персоной устраивал этот прием в одном из крупных отелей, и мне не хотелось пропускать его. Проводя в одиночестве вечер, я думала о приемах, которые мне так нравились в Кэмбридже: разудалые вечеринки, на которых было важно говорить что-нибудь новенькое, запоминающееся, быть экстравагантной и остроумной. Эти же театральные приемы шли с ними вразрез: здесь как раз важно было не сказать ничего нового, необходимо было повторять одни и те же фразы, постоянно возносить кому-то хвалу. Конечно, Дэвид ничего этого не делал, он – грубейший из грубых, но его речь была выразительнее, чем у всех этих «дорогуш», «прелестниц» и «волшебниц».
Я не стала наряжаться, пока не вернулась Паскаль, и к тому времени, как я добралась на прием, все приглашенные были уже сильно навеселе. Эдмунд встречал меня в дверях:
– Привет, – сказал он. – Я спрашивал о вас, где вы пропадали?
– Мне просто не хотелось идти, – ответила я, забыв, что это он написал пьесу, и, опомнившись, спросила: – Как все прошло?
– Вполне прилично, вполне прилично, – сказал он. – Надеюсь, вкупе с именем Виндхэма спектакль пойдет. Если критики не очень будут нажимать. Ваш друг Виндхэм сделал неплохую работу, если хотите знать мое мнение. Этот трюк во втором акте… был очень эффектным.
– С драматической точки зрения?
– Ну да, с драматической. Я сам-то не очень связан с театральной деятельностью. Последние пять лет писал сценарии к фильмам, за это больше платят. Почему бы вам не уговорить Виндхэма заняться фильмами?
– Кажется, он однажды делал фильм.
– Да. Правда, не очень удачный. Ему следовало бы серьезнее отнестись к этому. Необходимо уговорить его.
– Не собираюсь его ни на что уговаривать.
– Почему бы нет? Из вас получилась бы интересная кинозвезда.
– Я не хочу быть кинозвездой.
– Я думал, все актрисы хотят быть кинозвездами.
– Я вовсе не актриса.
– Неужели? Забавно, а мне всегда казалось иначе. Чем же вы тогда занимаетесь?
– Трудно сказать, – ответила я, стараясь не выглядеть слишком грустной. – Правда, трудно сказать. Я просто стараюсь поддерживать себя в форме.
– В форме для чего?
– Не знаю. На всякий случай, вдруг что-нибудь подвернется.
– Вы забавная девушка. Пойдите разыщите Виндхэма, он спрашивал о вас. Думаю, он в коктейль-баре. Попросите его сделать вам коктейль.
– Ладно, – сказала я и отошла от него, спрашивая себя, что именно говорил обо мне Виндхэм Эдмунду и почему тот удивился, узнав, что я не актриса. Какие ужасные вещи говорят друг другу мужчины, когда женщин нет поблизости!
Я не стала разыскивать Виндхэма. Я просто бродила среди людей, ни с кем не разговаривая, быстро пройдя мимо Дэвида, обсуждавшего с Доном сцену застолья, и тут я наткнулась на Джулиана, сидевшего в большом кресле и державшего за руку самую молоденькую девушку из труппы, с хитрой мордашкой.
– Привет, – поздоровалась я, он поприветствовал меня и похлопал рукой по подлокотнику кресла, на который я присела, тогда он взял и меня за руку.
– Как дела? – поинтересовалась я.
– Голова пока цела, – мрачно отозвался он. – А у вас? Что вы думаете об этой пьесе?
– Я ее не видела.
– Вас не было на премьере? Зря… Довольно веселенькая вещица получилась в итоге. Я надеюсь, что она пойдет в Уэст Энде в сентябре, или я снова окажусь без работы.
– Вы кажетесь мне несколько подавленным, – заметила я.
– Я сыт по горло этим городишком, – сказал Джулиан. – Он начинает действовать на нервы. Слишком похоже на тюрьму. Чем вы занимаетесь? Вы ведь даже не работаете?
– Я ничего не делаю. Почти ничего…
– Вам это нравится?
– Не особенно.
– Все вас боятся до смерти, Эмма. Вы знали об этом? Это правда, верно, Мэйвис? – он обращался к худенькой девушке, державшей его за другую руку, которая ответила:
– Истинная правда.
– Я не особенно возражаю, – сказала я.
– Вчера я видел вашу прелестную дочку. Вы гуляли у реки в Фестивал Гарденс, кормили уток.
– Правда? А откуда вы нас видели?
– Из своей гримерной. У меня прекрасный вид из окна.
– Мне нравится гулять там. Думаю, мы перекормили уток вчера. У нас не осталось черствого хлеба, поэтому пришлось купить свежую булку и срезать с нее корку. Кажется, от свежего хлеба им может стать худо?
– Наверное, у них раздуются животы и они все утонут, бедняжки, – сказал Джулиан.
После этого мы замолчали. Я посидела с ними еще минут пять, пока глаза не начали у меня слипаться, а голова клониться на грудь. Тогда я встала и высвободила свою руку из руки Джулиана. Он едва заметил мой жест, продолжая сидеть там, его лицо выражало печаль, которая была хуже откровенных слез. Странно, как привычка выражать свои чувства публично заставляет юношу сидеть в кресле посреди комнаты и горевать во время вечеринки, а не дома в одиночестве.
Едва я покинула Джулиана, как меня перехватил Виндхэм. Увидев, что он приближается, я попыталась выскользнуть за дверь, но та вела в маленькую гостиную, и я оказалась в ловушке. Он спросил, что я думаю о пьесе, и я ответила, что меня не было на спектакле; он поинтересовался – почему, и я сказала, что мне просто не хотелось идти. Он казался мне совершенно непривлекательным: важный, набычившийся, самодовольный. И как это я могла так глупо разозлиться из-за его заявления, что он готов попытаться подцепить Софи Брент или любую другую девчонку, которая будет его слушать?.. Мы заспорили, правда, на пониженных тонах, и через пять минут я ушла, бросив на прощанье, что собираюсь отыскать Дэвида и попросить его проводить меня домой. Но мне нигде не удалось найти Дэвида. Я обыскала весь первый этаж отеля и даже поднялась наверх посмотреть, не сидит ли он где-нибудь там. Наверху я сама решила немного отдохнуть, так там было спокойно и тихо. Я села в кресло в холле. На стенах висели милые картины маслом, изображающие быков, которые мне очень понравились, и большое зеркало в золоченой раме. Пока я там сидела, из одного номера вышел постоялец и пересек коридор в сторону ванной комнаты; на нем был малиновый шелковый халат, он так тихо ступал в своих домашних шлепанцах, словно боялся доносящегося снизу шума.
