Энн Уинстон - Вторая жизнь
Ее рука поднялась прежде, чем она смогла об этом подумать. Она дала ему пощечину и закричала:
— Прекрати это!
Его молчание оказалось более ужасным, чем издевательские слова. Она протянула руку, чтобы извиниться, утешить, но он увернулся от ее прикосновения.
— Уйди от меня. — В словах не было горячности, это была просьба, мольба уставшего человека. — Оставь меня в покое.
Джилиан открыла дверь своей квартиры не сразу. За ее спиной стоял высокий молодой викинг, которого, кажется, взволновало внезапное вторжение.
— Привет, Марина. О Господи! Что с тобой случилось? — Джил обняла стоявшую на пороге Марину.
Она бесцельно несколько часов моталась на машине по городу; сидела в парке до тех пор, пока не стало невыносимо холодно. Она собиралась как ни в чем не бывало спросить, можно ли остаться у Джил, в свободной комнате. Но слова вдруг застряли в горле. Она села, несчастная и опухшая от слез, в гостиной, печально глядя на мерцающую огнями огромную рождественскую елку, пока ее сестра с бездушной поспешностью выпроваживала викинга. Затем Джилиан принесла воды и огромную коробку бумажных носовых платков.
Джилиан выхватила один платок из коробки и промокнула Маринины слезы.
— Скажи, дорогая! Скажи мне, что случилось. Что он тебе сделал?
При мысли о «нем», к которому относились слова Джил, слезы потоком хлынули по ее щекам.
— Я беременна, — выпалила она. — А Бен не хочет ребенка.
— Бен не хочет?.. — Радостное выражение на лице Джилиан сменилось жестким. — Я ему этого не спущу. — Она вскочила на ноги, бросилась к стенному шкафу, сдернула с вешалки первое попавшееся пальто и начала втискивать руки в рукава. — Мерзавец! Грязный, вонючий мерзавец. Если он думает, что можно поиграть с моей сестрой, а потом выбросить ее, ему, черт возьми, придется задуматься. Я оторву его грязный, маленький…
— Джил! — Марина вскочила и стала оттаскивать ее от двери. — Нет! Это ничего не решит. Ты не понимаешь.
Джилиан упрямо сопротивлялась Марининым усилиям оттащить ее от двери.
— Тогда объясни мне. Расскажи все, чтобы я поняла, почему Бен не хочет твоего ребенка.
Марина судорожно глотнула. Голова ее разрывалась от пролитых слез, и единственное, чего ей хотелось, — это свернуться клубочком и забыть обо всем на свете. Но Джилиан была в ярости, Марина никогда не видела ее такой. И если она сейчас поедет к Бену, то только испортит все дело.
Она снова потянула Джил за руку.
— Пойдем, посиди со мной. Мне нужен друг, а не защитник.
Напряжение продлилось еще минуту, затем Джилиан вздохнула и немного успокоилась.
— Извини. Я стала неуравновешенна после несчастного случая с тобой. — Она отбросила пальто в сторону и вернулась с Мариной к кушетке. — Хорошо. Обещаю не убивать его. Пока. Объясни мне все.
Говорить о Кэрри как об отдельном существе, как об умершем человеке было труднее, чем она могла себе представить.
— Ты знаешь, что первая жена Бена была домохозяйка? — начала она. Джилиан кивнула, проблеск понимания засветился в ее глазах. Марина начала с этого момента и рассказала сестре, насколько могла подробно, о тупике, в котором оказались они с Беном. И пока рассказывала, успокоилась, что удивило ее, ведь у нее не было сестры или даже близкого друга, с которым можно было бы поделиться. Всех их заменял Бен — еще с той поры, когда они вместе учились в колледже.
— И что ты собираешься делать? — спросила Джилиан, когда она окончила свое повествование.
Марина пожала плечами, и на ее глаза снова навернулись слезы.
— Я не Кэрри Брэдфорд. Я не буду счастлива, если брошу свою работу, а это, совершенно однозначно, расстроит мою свадьбу. — Ее голос задрожал. — Нет никакого способа решить эту проблему. Единственное, что надо сделать, — это уйти из жизни Бена прежде, чем мы истерзаем друг друга. Я оставлю этого ребенка, даже если он его не хочет. И я его сохраню, что бы ни случилось.
Глава 10
Бен повернул голову и посмотрел на циферблат часов, светящихся на ночном столике:
4.43 утра.
Черт бы ее подрал! Как можно уйти, даже не оставив никакой записки? Чувство вины тлело подспудно, и он осознал его, лишь когда в голове пронеслись брошенные им последние слова:
«Уйди от меня. Оставь меня в покое».
Она поняла его буквально.
Он был так потрясен известием о ребенке, так ошеломлен, что даже не слышал, как она ушла. Когда позвонила его мать и спросила, кто будет забирать Дженни, он понял, что вечер и что Марина ушла.
Он позвонил в магазин — никто не ответил.
Никто не ответил и по телефону Джилиан. Где еще она может быть? Она не может прятаться в своем доме по соседству, потому что они отключили там свет и воду, когда она переехала к нему.
Он забрал Дженни и весь вечер играл с ней, сдерживая слезы. Он ждал, что Марина появится с минуты на минуту. Но едва уложил Дженни в кроватку, его обступили кошмарные видения… отчетливые образы, мучившие его в ту пору, когда он потерял ее, не сомневаясь, что навсегда.
Может, она лежит где-нибудь в безлюдном месте, раненная… Он напряженно слушал, как часы отсчитывают минуты, и думал о том, куда она могла уйти.
Она вернется. Он должен верить в это, иначе жизнь потеряет для него всякий смысл. Когда она погибла, каждый день был окутан для него печалью и одиночеством, оживлялся лишь светлым чудом — ребенком, которого они создали вместе.
Но Дженни не принадлежит ему в том смысле, в каком принадлежала Кэрри, как он принадлежал женщине, которую любил. С каждым годом Дженни будет все меньше и меньше зависеть от него. И однажды он отойдет и даст ей жить самостоятельно.
И он останется один.
Как и его мать, которая осталась вдовой и одна боролась за то, чтобы поднять на ноги ребенка. Слава Богу, у него хорошая профессия, и он не должен работать столько времени, сколько работала его мать… Однако в глубине души он знал, что гораздо слабее своей матери. Он не сможет до конца своих дней оставаться одиноким и посвятить жизнь своему ребенку. Ведь Бен Брэдфорд — жалкий трус!
Она должна вернуться домой. Неужели она не понимает, как она нужна мне?
До встречи с ней он всегда чувствовал себя изолированным от мира. Даже его мать, которую он очень любил, не заполняла пустоты в его сердце.
Он помнил, как школьником приходил один в темную квартиру, один делал домашние задания, потому что его мать возвращалась домой поздно вечером и наспех готовила скудный ужин. Когда он стал постарше, то сам готовил себе еду.
Он до сих пор вспоминал отчаяние, которое испытывал, открывая все шкафы на кухне и ничего не находя — ничего, что бы мог съесть на обед. И выражение лица своей матери, когда вечером она садилась в старое кресло-качалку в их гостиной и клала ноги на подушечку. В ее глазах не было радости, а было осознание того, что всего через несколько часов ей надо снова идти на работу, которую удалось получить. Ее взгляд оживал, лишь когда падал на сына.
