Кэндес Бушнелл - Пятая авеню, дом один
— И все? — спросила она со смехом, вытирая мокрые щеки. — А разве ты не хочешь…
Филипп вернулся с двумя стопками водки.
— Подкрепимся, — предложил он, вручая ей крошечный бокальчик. — Устриц нет, но сойдет. — Он за руку повел Лолу в спальню, где наконец снял трусышорты. Пенис у него был толстый, с выпуклой веной снизу, яйца заметно раскачивались в покрытой редкими волосками розовой мошонке. Лола легла на спину, Филипп завел к груди ее согнутые ноги и, встав на колени, резко вошел в нее. Лола приготовилась к некоторой боли, но, к удивлению, испытала лишь волну удовольствия. — Лола, Лола, Лола, — повторял он ее имя, словно в бреду. Вскоре его тело напряглось, спина выгнулась дугой, и он без сил рухнул на партнершу. Лола обвила его руками и тихонько целовала в шею.
В середине ночи Филипп разбудил ее, и они снова занялись любовью. Утром Лола проснулась, ощутив на себе чейто пристальный взгляд.
— Ну что, Лола, — сказал Филипп, — как же с тобой быть?
— Со мной?
— С тобой и со мной.
Лоле эти слова не понравились.
— Филипп, — застенчиво выдохнула она и игриво провела кончиком ногтя по пенису. В следующую секунду Филипп оказался сверху. Лола раздвинула ноги, а когда он кончил и лежал на ней, обессилев, прошептала: — Мне кажется, я тебя люблю.
Он резко поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Затем улыбнулся и поцеловал ее в прелестный носик.
— Любовь — серьезное слово, Лола. — Потянувшись, Окленд встал: — Пойду куплю чегонибудь на завтрак. Хочешь бубликов? Ты какие любишь?
— А какие лучшие?
Он засмеялся и снисходительно покачал головой:
— Лучших не существует. Есть любимые.
— А ты какие любишь?
— С кунжутом.
— Тогда я тоже буду с кунжутом.
Филипп натянул джинсы и, глядя на обнаженную красавицу, раскинувшуюся на постели, улыбнулся. Хороший всетаки город НьюЙорк, полный неожиданностей. Здесь жизнь человека может сказочно улучшиться буквально за одну ночь.
Пока он ходил за бубликами, Инид Мерль, обеспокоенная подозрительными ночными звуками в квартире племянника, решила его проведать. Она прошла через маленькую дверку в перегородке, разделявшей их террасы, и постучала в балконную дверь. Ее худшие опасения оправдались, когда на стук вышла молодая леди в футболке Филиппа на голое тело, открыла дверь и с любопытством уставилась на Инид:
— Вы к кому?
Инид прошла мимо девицы в гостиную.
— Филипп дома?
— Не уверена, — ответила девушка. — А вы кто?
— Самито вы кто? — поинтересовалась Инид.
— Я его девушка, — гордо заявила незнакомка.
— Вот как? — удивилась Инид, чуть руками не всплеснув от темпа современной жизни. — А я его тетя.
— Оо! — опешила девица. — Я не знала, что у Филиппа есть тетя.
— А я не знала, что у Филиппа есть девушка, — хмыкнула Инид. — Кстати, где он?
Девица попыталась воинственно сложить руки на груди, но спохватилась, что на ней маловато надето.
— Вышел за бубликами.
— Будьте любезны передать ему, что заходила тетя.
— Конечно, — пообещала Лола. Выйдя на террасу, она смотрела, как пожилая леди удалилась к себе через проем в перегородке.
Вернувшись в комнату, Лола опустилась на диван. Значит, у Филиппа есть родственница, проживающая буквально за стеной? Этого она не ожидала. Отчегото Лоле казалось, что звезды вроде Филиппа Окленда не имеют родни. Она машинально листала журнал, не в силах забыть надменное выражение лица Инид, но вскоре убедила себя, что беспокоиться не о чем. Тетка совсем старая. Что она может сделать?
Глава 7
— Джеймс, что с тобой творится? — спросила Минди Гуч на следующее утро.
— Мне кажется, я не создан для славы, — признался Джеймс. — Не могу решить, что надеть.
Минди перевернулась на другой бок и посмотрела на часы. Начало седьмого. «Ну что за негодяй!» — подумала она.
— Нельзя ли потише? — попросила она. — Я устаю на работе.
— Это не моя вина.
— Неужели нужно так громко щелкать вешалками? Выбирай костюм беззвучно!
— Могла бы встать и помочь мужу!
— Ты взрослый человек, Джеймс, и должен сам решить, что надеть.
— Прекрасно. Пойду как обычно — в джинсах и футболке.
— Надень костюм, — приказала Минди.
— Я его четвертый месяц не вижу. В химчистке его, наверное, уже потеряли. — В голосе мужа появились обвиняющие интонации.
— Что ты устраиваешь, Джеймс? Тебя всего лишь сфотографируют.
— Для рекламной кампании нового романа!
— Да кто же назначает съемку в такую рань?
— Я тебе говорил — приглашен знаменитый модный фотограф. Он свободен только с девяти до одиннадцати.
— Господи Иисусе, да я сама могу тебя сфотографировать на сотовый телефон! И прекрати шуметь, я сказала! — потребовала Минди. — Если я не высплюсь, с ума сойду!
«Да ты уже сошла», — со злостью подумал Джеймс, сгребая в охапку вещи из шкафа и в гневе уходя в коридор. Сегодня торжественный день. День триумфа. Почему Минди только о себе думает?
Войдя в кабинет, он бросил одежду на стул, прямо как беспорядочная груда в тележке бездомного. Консультант Редмона по рекламе с невообразимым прозвищем Вишенка велел принести три комплекта одежды на выбор: три рубашки, три пары брюк, пару пиджаков и две пары обуви.
— Но я в основном хожу в кроссовках Converse, — сказал Джеймс.
— Надо постараться, — посерьезнел Вишенка. — Фотография станет вашим отражением.
Великолепно, мрачно подумал Джеймс. На обложке читатели увидят лысеющего типа не первой молодости. Он пошел в ванную и уставился в зеркало. Может, пора начинать брить голову? Но тогда он будет похож на большинство мужчин средних лет, скрывающих лысину. Кроме того, вряд ли ему пойдет лысина. Черты лица Джеймса были неправильные, а нос выглядел перебитым и неправильно сросшимся, хотя это была фамильная черта семьи Гуч, передававшаяся из поколения в поколение. В душе Джеймс мечтал иметь неординарную, запоминающуюся внешность. Он был бы счастлив походить на погруженного в свои мысли художника слова. Гуч попробовал задумчиво прищуриться и опустить уголки рта — получилась некрасивая гримаса. Махнув на свое отражение в зеркале, Джеймс напихал побольше одежды в тщательно сложенные запасливой Минди пакеты из Barneys и вышел в холл.
На улице лил сильный дождь. Из маленьких окон его квартиры трудно было определить погоду. Иногда можно было выйти и обнаружить, что на улице просто благодать, но чаще происходило наоборот. Еще не пробило и семи часов, но у Джеймса уже возникло предчувствие, что день не задался. Он вернулся за зонтиком, но в беспорядке общего шкафа в холле нашелся лишь расхлябанный складной инвалид, который в открытом состоянии топорщился четырьмя голыми спицами. Джеймс обеспокоенно выглянул из подъезда на сплошную водную стену. У тротуара стоял черный внедорожник с работающим мотором. В холле швейцар Фриц раскатывал пластиковую ковровую дорожку. На секунду он остановился и тоже посмотрел на улицу.
