С.К. Хартли - Жили-были...
Закатив глаза, я достала пару спортивных штанов и толстовку, на которой спереди красовалась надпись «Золушка пусть поцелует меня в зад», а сзади – «Сказки для кретинов». И если, прочитав это, до Блэка не дойдёт, что я не верю в сказочное дерьмо, тогда уж и не знаю, что тут поможет. Однажды на Рождество Куинн подарил мне эту толстовку, решив, что это будет отличная шутка. Правда, к его величайшему ужасу, вещица мне понравилась, и я надевала её при любом удобном случае.
Я вернулась в гостиную, а Габриэль в это время рассматривал мои семейные фотографии на каминной полке. Решив ему не мешать, я пошла в кухню. Налив в две чашки кофе, я вернулась в гостиную. Поставила их на журнальный столик и села, наблюдая за тем, как Габриэль особо пристально изучает одно фото.
– Это твои родители? – поинтересовался он, указав на фотографию в рамке.
На ней были мои родители в молодости. Мама только окончила школу, а папа всего на год старше и уже получил работу в местном гараже. На этом снимке мама была уже почти три месяца беременна мной, только тогда этого ещё не знала.
– Да. Когда у них появилась я, они были слишком молоды. Они влюбились друг в друга ещё в школе и с тех пор вместе, – ответила я, сделав глоток обжигающего кофе.
– Ты по ним скучаешь? – спросил Габриэль, повернувшись и сев на другом конце дивана, а потом взял свою чашку.
Я не добавляла в его кофе сливки или сахар. Но вдруг поняла, что не предложила их ему, а сделала точно такой же кофе, как пью сама. Чёрный и обжигающе горячий.
– Каждый день, – сказала я, подув на кофе. – Завтра мне обязательно нужно им позвонить. Я не разговаривала с ними уже какое-то время, потому что… отвлеклась.
Не знаю, зачем я сказала последнее, но это была правда. Я пообещала себе вскоре позвонить родителям.
– Когда ты встречалась с ними в последний раз? – Вопрос застал меня врасплох.
– Гм, возможно, год назад. Билеты на самолёт из Кентукки в Нью-Йорк не дешёвые, так что видимся мы довольно редко.
Он молча кивнул, сделав глоток кофе.
– У тебя есть сливки или сахар? – Габриэль слегка поморщился. – Может, я и живу теперь в Нью-Йорке, но в Великобритании кофе обычно пьют с молоком и сахаром.
– Конечно, – улыбнулась я, встав с дивана. – Я думала, англичане пьют чай, а не кофе.
Я пошла в кухню за сливками и сахаром и, вернувшись, поставила их перед ним на журнальный столик. Габриэль добавил немного сливок и две ложки сахара. Фу, какая гадость!
– Это распространённое заблуждение. Если честно, я ненавижу чай. И даже не заикайся о холодном кофе. Это просто ненормально, – хохотнул он и, сделав глоток своей бурды, улыбнулся.
Это что-то новенькое, видеть его таким: довольным, нормальным и счастливым.
– Холодный кофе – это зло, – усмехнулась я. – Но я люблю чай. На Юге мы пьём сладкий чай. Это обычный чай с сахаром, но это лучший чай, который ты когда-либо пробовал.
– Может, мне стоит когда-нибудь его попробовать. Я очень люблю сладкое.
Я улыбнулась, когда между нами повисла уютная тишина. Так всегда было, и не важно, что происходило – ругались ли мы по какому-то поводу или делали что-нибудь другое, нас всегда будет окутывать тишина, которую не стоит портить словами. Но сегодня, всё же, мне нужно поговорить.
– Можно спросить тебя кое о чём? – сказала я, поставив чашку на столик и повернувшись к Габриэлю. Он сдержанно кивнул.
– Какой твой любимый фильм?
От моего вопроса он нахмурился. Блэк всегда так делал, когда я заставала его врасплох. Это одна из особенностей, которая мне в нём нравилась.
– Зачем тебе это? – поинтересовался он, поставив свою чашку возле моей. – И, между прочим, это «Дневник памяти».
Я ошарашенно замерла. «Дневник памяти»? Он прикалывается надо мной?
– Постой, ты говоришь мне, что Габриэль Блэк, генеральный директор «Блэк Энтерпрайзес» и огромная заноза в моей заднице, не только смотрел «Дневник памяти», но это ещё и его любимый фильм? Ты что, серьёзно?
Устроившись поудобнее на диване и поместив пальцы под подбородок, Габриэль расплылся в широкой улыбке.
– В плохом выборе фильмов виновата моя мать, – тихонько засмеялся он. – А что не так с «Дневником памяти»?
– Всё, – без задней мысли тут же честно ответила я, решив не углубляться в эту тему.
– Ты собираешься рассказать мне, почему он так тебе не нравится, или я должен угадать? – Габриэль приподнял бровь, когда я бесстрастно посмотрела на него. – Ты, Пэйтон Миллер, боишься любви.
В яблочко!
– С чего ты это взял? – прошептала я, взяв чашку с кофе, чтобы чем-то отвлечься.
– Ты ставишь работу превыше всего, начиная с одежды и заканчивая встречей с родителями. Как только кто-то сближается с тобой настолько, что ты начинаешь чувствовать какие-либо эмоции, тут же отгораживаешься от него. Не говоря уже о вспышке страдания, которую я вижу в твоих глазах, стоит мне чуть приблизиться к тебе. Такая реакция говорит о том, что в прошлом тебе причинили боль. Кто это сделал, Пэйтон?
За каких-то несколько секунд разговор круто изменил направление. Как мы перешли от обсуждения фильмов до того, почему я не верю в любовь или сказочки со счастливым концом? Габриэль изучил меня лучше, чем я сама, и уже одно это до чёртиков меня напугало.
– Братья Гримм.
Габриэль вопросительно вскинул брови, уставившись на меня, словно ожидая объяснений, с чего женщина, сидящая с ним рядом, внезапно сбрендила.
– Авторы «Золушки». Они придумали историю, которая теперь что-то вроде легенды, хотя и не совсем верно истолкована, как и другие записанные ими народные сказки. Они неосознанно установили слишком высокие стандарты для мужчин и изобразили женщин девицами, попавшими в беду. То, что они сделали, так это пообещали каждой маленькой девочке, что однажды она будет спасена, ведь все мы нуждаемся в принце на белом коне или благородном рыцаре. А после поцелуя он увезёт любимую далеко-далеко, и с тех пор они будут жить долго и счастливо.
После моей тирады Габриэль долго молчал. Я не уверена в том, о чём он думал. Мне приходило на ум только два варианта: либо он двинет меня по голове чашкой и сбежит, либо рассмеётся в лицо и назовёт психически неуравновешенной, пока пара сильных мужских рук будет натягивать на меня смирительную рубашку. Но потом Габриэль меня удивил.
– Значит, твоё сердце разбил прекрасный принц.
Встав с дивана, я направилась в свою комнату и вытащила из-под кучи постиранной одежды, лежавшей на полу, книгу сказок. Я оставила её там, когда думала, что потеряю работу. Прижав книгу к груди, я пошла в гостиную и села возле Габриэля.
– Мы с Кэмом ещё со школы любили друг друга. Потом вместе переехали в Нью-Йорк, чтобы пойти в Колумбийский университет, но через несколько недель после поступления я обнаружила Кэма, зарывшегося головой между ног одной девицы. Могу сказать без преувеличений, прекрасный принц снял маску и превратился в злодея. C того дня я перестала верить в любовь или сказки, да и в принцев на белом коне, если уж на то пошло.
