Фэй Уэлдон - Ожерелье от Булгари
— Боже, как ты меня понимаешь. Надо будет нам как-нибудь повторить это еще разок, вечером, когда у нас обоих будет побольше времени.
Уолтер чувствовал себя очень неловко и поверх огненного плеча Дорис умоляюще смотрел на Грейс.
Грейс удалось изобразить равнодушие, небрежно пожав плечами. Только мысли о приезде съемочной команды в Манхэттенскую галерею не дали ей вцепиться Дорис в волосы и расцарапать физиономию. Будь она в машине, снова наехала бы на нее, несмотря на тюрьму, несмотря ни на что.
А так она просто помогла Уолтеру с Дорис водрузить портрет на стоящий на возвышении мольберт и прикрыть вуалью, которая, если потянуть за веревку, должна упасть и открыть портрет для всеобщего обозрения. Дорис попросила леди Джулиет оказать ей эту честь, и леди Джулиет согласилась. На леди Джулиет, как и на Грейс, всегда можно положиться в плане оказания услуги, если это в ее силах, к тому же леди Джулиет твердо вознамерилась простить Дорис.
— Как тебе понравилась переделка дома, Грейс? — спросила Дорис. — Барли просто в восторге.
— По-моему, неплохо, — ответила Грейс.
Дом выглядел совершенно чудовищно, но, как она теперь припоминает, так было всегда. Можете сколько угодно набивать его персидскими коврами, обитой мебелью, как это делала она, или снижать потолки и обустраивать в стиле современной готики и декоративного искусства, как Дорис, но дом сведет все ваши усилия на нет. Старый дом — это раковина, где живет семья, члены которой прилагают максимум усилий, чтобы не думать о тех, кто жил тут раньше, и о судьбе, которая поджидает их самих. Мэнор-Хаус — очень твердая, окостеневшая раковина. Дорис может называть его как ей угодно. И пусть владеет им. И, кстати говоря, пусть она владеет и Барли тоже. Если русские действительно взялись за него, то лучше ей, Грейс, последовать совету леди Джулиет и выставить квартиру в Тавингтон-Корте на продажу, прежде чем официальные органы сделают это за нее. Возможно, она и даст немного вырученных от продажи денег Барли, чтобы помочь ему выпутаться, а может, и нет. Ему следовало тогда позволить ей продать «роллс-ройсы». А Кармайкл и сам в состоянии купить дом для себя и своего Тоби.
— Неплохо, — повторила она.
9.00 вечера.
Барли появляется в набитом людьми зале и изображает удивление. Все знают, что это игра, но тепло приветствуют его, поздравляя с шестидесятилетием. И сколько бы он ни пытался объяснить, что ему пятьдесят девять, никто не слушал. Ну вот, теперь, ко всему прочему, он потерял еще и год жизни. Присутствующая тут же Грейс выглядит просто фантастически в кажущемся очень знакомым пурпурном платье. Она подходит и целует его, и все с умилением на это смотрят, включая и Дорис, а некоторые думают при этом, что Дорис — хорошая и добрая женщина, прекрасно владеющая современными светскими манерами, но большинство так отнюдь не считает. Большинство вынуждено согласиться, что Дорис действительно смотрится великолепно, у нее отличная фигура, отменное здоровье, она молода, уверена в себе, платье и гармонирующее с ним ожерелье очень ей к лицу, и она всегда привлекает в себе внимание.
Грейс шепчет Барли на ухо — ее теплое дыхание так ему знакомо, — что ему следует быть поосторожнее с русскими, и он отвечает: «Непременно». Сейчас не время и не место говорить ей больше, потому что бригада «Мира искусств» уже рядом, снимает их на камеру, да и толпа напирает. Флора тоже где-то здесь, потому что Дорис все еще надеется заполучить ее обратно, но Барли ее не видит, хотя и ищет глазами.
Барли произносит речь, в которой говорит, как чудесно видеть всех собравшихся в такой выдающийся для него день, и что деньги и успех — ничто по сравнению с семьей и друзьями, и как он счастлив, что мать его сына, Кармайкла, смогла быть рядом с ним на этом празднике. И все в таком духе. Барли слышал, что сэр Рон где-то тут, среди гостей, но, должно быть, избегает его. Очень многое стало совершенно очевидным. Биллибой с Макаровым победили. Барли конец.
Дорис говорит о том, какой чудесный и сексуальный Барли и что когда-то у нее были проблемы с наркотиками и спиртным, но теперь, когда ее поддерживает Барли, она с этим справилась. Она так гордится тем, что является миссис Дорис Солт. Она заочно благодарит своих родителей за все, что они для нее сделали, чтобы она могла достичь нынешнего этапа своей жизни. Они наверняка пришли бы сюда, чтобы вместе со всеми отпраздновать шестидесятилетний юбилей ее мужа, но, к сожалению, они сейчас в круизе. А теперь не окажет ли леди Джулиет ей любезность, потому что вот стоит подарок Дорис, который она дарит со всей любовью Барли. Портрет работы великого художника, кометой ворвавшегося на культурный небосклон» страны и сегодня вечером находящегося среди нас Уолтера.
Леди Джулиет любезно дергает за веревку, и вуаль падает. Раздается дружное аханье, поскольку все ожидали увидеть портрет Барли. Но нет, это портрет Дорис. Дарить кому-то на день рождения свой собственный портрет — попросту дурной тон, к тому же леди Джулиет с возвышения сообщает, что вообще-то Барли исполнилось пятьдесят девять, а вовсе не шестьдесят. Дорис следовало бы это знать, если она действительно любит его так, как говорит. Тем временем съемочная бригада подходит ближе, закрывая гостям обзор, сильный свет падает на картину, и тут происходит нечто очень странное.
В повисшей тишине краска начинает сползать с лица Дорис и течь по контуру ее тела, отчего она начинает казаться жестокой и злой, как портрет Дориана Грея, каким мы его представляем. Кто-то даже называет Дорис Дорианом Греем, и Дорис с криком мчится к съемочной бригаде, требуя прекратить съемки. Затем она, рыдая, выбегает в сад. И Грейс берет на себя обязанность успокоить гостей, чтобы дать Дорис время прийти в себя. Барли, сэр Рон, леди Джулиет и Уолтер держатся сзади.
— Очень странно, Уолтер, — замечает леди Джулиет, — что вы изобразили мое лучшее ожерелье от Булгари, египетское, на шее Дорис. И откровенно говоря, после сегодняшнего вечера мне не очень нравится компания, в которой оно оказалось.
Дорис все еще дрожит в саду. Думая, что ничего хуже быть уже не может, она отвечает на телефонный звонок, и начальник ее отдела сообщает ей, что «Мир искусств» закрывают. Дорис понимает: единственная причина этого позднего звонка в том, что корпорация хочет откреститься от нее, и как можно скорее. Вероятно, они ждут скандала. В своем нынешнем состоянии она не уверена, что выдержит еще один удар. Некоторое время она плачет, размышляя, почему Барли нет рядом с ней, а потом идет в дом, чтобы согреться. Она садится на ступеньках наверху, куда вряд ли кто-нибудь заглянет.
10.30 вечера.
Тем временем в зале Уолтер закончил давать объяснения. Бригаду «Мира искусств» уже проинформировали, и она собирает свое переносное оборудование. Им ничто не грозит, к тому же теперь они избавлены от необходимости работать с Дорис. Гости вовсю развлекаются, обсуждая фиаско Дорис-Дориана и размышляя, в какое положение это ставит Уолтера. Они допивают остатки содержимого винных погребов Солтов. Такой отменной вечеринки не было уже много лет. Быстро распространяется новость, что проект «Озорной оперы» зарубили, чтобы дать дорогу самому большому в Европе заводу по переработке отходов. Так что гости наслаждаются всеми прелестями теневой игры, а их шоферы готовятся к длительному ожиданию, включают свои мини-телевизоры, чтобы посмотреть ночной фильм, но им сегодня не везет: фильм отменили, а вместо него повторяют шоу «Мир искусств», посвященное Лидбеттеру. Какой-то составитель программ завтра крепко получит по шее за самовольство.
10.46 вечера.
Барли спрашивает Грейс, не согласится ли она снова выйти за него замуж, если он разведется с Дорис. Грейс изумленно таращится на него и отвечает, что у нее роман с Уолтером, разве он не слышал? Барли возражает, что это не очень хорошая идея, потому что после сегодняшнего вечера имя Уолтера смешают с грязью. Леди Джулиет слышит его слова и заявляет, что, наоборот, именно это и прославит Уолтера, поскольку мир таков, каков он есть, и лично она считает, что все это очень забавно. Она говорит, что причина, по всей вероятности, в новом лаке, который использовал Уолтер.
10.48 вечера.
Сэр Рон подходит к Барли и говорит, что Барли, должно быть, испытывает огромное облегчение. «Почему?» — спрашивает Барли, и сэр Рон отвечает: «Разве тебе не позвонили? Я просил моих людей связаться с тобой, чтобы ты перестал волноваться». Он знает, что ходили разные слухи. Отчасти это его вина, поскольку он так откровенничал с Биллибоем Джастисом, полагая, что тот удержит язык за зубами. Похоже, Биллибой не умеет держать язык за зубами, судя по тому, что все всё знают. Ха-ха!
— Ха-ха, — говорит Барли.
