Стелла Камерон - Простые радости
У Феникс опять засосало под ложечкой и подвело живот.
– А если я решу остаться?
– Тогда ты поступишь мудро. Тем самым ты заключишь договор на работу по вызову с целью осчастливить немногих избранных. За это тебя ждет компенсация, превышающая все твои ожидания. Но если ты когда-нибудь попытаешься заговорить о том, что здесь происходит – хотя бы с другими сотрудниками, – ты больше не будешь у нас работать.
– Меня уволят.
– Можно и так сказать. – Тонкие губы Ванессы раздвинулись, обнажив острые зубки. – Для тебя нет подходящей альтернативы, чтобы… э-э… доказать нам свою полную лояльность, если ты согласишься принять ту честь, что мы тебе оказываем.
Эйприл тоже оказали эту честь. При мысли об этом Феникс стоило большого труда не вздрогнуть. Интуиция подсказывала Феникс, что Эйприл тоже когда-то ввели в эту комнату и сделали предложение, от которого она не могла – или не хотела – отказаться. Наверное, так и случилось: Эйприл была вовлечена в развлечения элиты и оторвана от прежней жизни.
– Я очень польщена.
– Так и должно быть, но думаю, мы будем тобой довольны.
– Но если я сейчас захочу уйти, смогу я это сделать? Графиня опустила веки и сказала:
– Даю тебе слово. Мы просто больше не вспомним об этом разговоре.
– Мне можно подумать?
– Нет.
Феникс отвернула лицо:
– Очень хорошо. Я согласна. – Где Роман? А она-то приняла его за героя. Он, оказывается, просто волк в овечьей шкуре, но в минуту опасности ей все-таки хотелось, чтобы он был рядом.
Феникс вздрогнула, когда пальцы графини коснулись ее плеча. Та произнесла:
– Ты не пожалеешь о своем решении.
Ее охватила паника.
– То, о чем мы договорились, остается в силе? Меня будут только вызывать сюда? Я не хочу вмешиваться в… мне нравится моя квартира и мои друзья в городе.
– Все остается в силе. – Графиня фыркнула. – Не пойму, что ты нашла в этих людях, но это, конечно, твое дело. Располагайся.
Графиня фон Лейден ушла.
Феникс боролась с желанием убежать. Стены с висящими на них картинами в тяжелых рамах были слишком близко. Еще одна комната без окон. Феникс всегда избегала замкнутого пространства. Ей даже в лифте было не по себе. А из переполненного магазина она рвалась на улицу, на свежий воздух.
Из запрятанных куда-то динамиков доносилось пение хора. Божественно высокие голоса казались настолько неестественными, что, словно пилой, резали ей по нервам.
Неужели Роман ее раскусил?
После того как он ушел прошлой ночью, она тщательно проанализировала каждое сказанное ими слово и пришла к выводу, что не сказала ничего, что могло связать ее с Эйприл. Или, может, что-то все-таки было?
– Феникс, – графиня стояла на пороге, – я привела своего очень близкого друга, который хочет с тобой познакомиться.
Перед Феникс стоял мужчина в измятом шелковом костюме, складки на котором соответствовали складкам его грузного, пухлого тела. Тяжело опершись о дверной косяк, он стоял широко раскрыв глаза, как будто пытался ее получше разглядеть.
Пьяный. У Феникс застучало в висках. Или накачался наркотиками.
Он вошел в комнату, и дверь быстро закрылась за ним, оставив графиню снаружи.
– Феникс? – Он с трудом произнес ее имя, причмокивая надутыми губами. – Ванесса… она говорила мне о тебе. – Он несколько раз ткнул в ее направлении указательным пальцем.
Его костюм и рубашка были того же оттенка, что и его кожа, – цвета непропеченного теста, вдруг пришло ей на ум. На покрытый капельками пота лоб падали неопрятные космы прямых выцветших волос.
– Ну как, узнаешь меня, малышка?
Если она скажет, что нет, то может обидеть его. Феникс улыбнулась и, улыбаясь, прикинула, что совсем нетрудно будет вытащить его на середину комнаты и убежать.
– Я так и думал. Меня все знают. Преподобный Честер Дюпре собственной персоной. Как тебе это нравится, малышка?
– Это честь для меня. – Массажный стол. Удастся ей взгромоздить его на стол – если по дороге ничего не случится, – тогда у нее будет время выбраться отсюда.
– Ты покаялась, малышка?
Феникс недоуменно сощурилась.
Он поднял вверх одну руку:
– Не забивай этим свою хорошенькую головку. Я отпускаю тебе грехи. Я так сказал, и так тому и быть. Преподобный Честер Дюпре говорит, что ты получила отпущение грехов. Не согрешишь – не покаешься. Теперь можешь опять немного погрешить.
Феникс почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Он, спотыкаясь, направился к ней, по дороге снимая уже ослабленный галстук.
– Я сейчас такое видел – ты не поверишь. – Он потряс головой. – У-фф. Горячая девчонка. Горячая. Нам с тобой будет так же горячо.
Подавляя в себе желание закричать, она поставила стол между ними.
Честер Дюпре остановился и как черепаха, втянул в плечи свою большую голову.
– Эй, эй, только не говори, что боишься Честера. Погляди-ка сюда. – Он неловкими пальцами ощупал карманы, пока не нашел кусок полиэтиленовой пленки, в которую был завернут белый порошок. – Немножко мне. И побольше тебе – чтобы ты меня догнала. – Преподобный хихикнул.
Он определенно нанюхался кокаина. Феникс успела за свою жизнь на это насмотреться. Некоторые ее сотрудники в Оклахоме постоянно страдали от «простуд».
Честер приближался, размахивая рукой.
– Сейчас мы создадим тебе нужное настроение.
От паники она едва соображала, что делает.
– В этом нет необходимости, – сказала она, улыбаясь так широко, что ей стало больно. – Для того чтобы быть с тобой, этого не требуется. Иди сюда и позволь мне тебя ублажить. Графиня сказала тебе, что я – массажистка?
– Конечно сказала. – Он, казалось, не мог сообразить, что ему делать с кокаином. – Лучшая маленькая массажи-сточка, сказала она. – Чуть не уронив пакет, он скрутил его и запихнул обратно в карман.
Феникс облегченно вздохнула:
– Правда, чудесная музыка?
– Что за дуреха, – пробормотал Честер. – Думает, что мне нравится эта дребедень. Снимай одежду.
Феникс окаменела.
– Давай. – Он сдвинул седеющие брови над маленькими карими глазками, почти не видными из-за расплывшихся мешков под ними. – Я готов, малышка. Раздевайся, или я сам тебя раздену.
– Ничего подобного. – Состроив неодобрительную гримасу, Феникс обеими руками погладила стол: – Снимай свою одежду, пупсик. Посмотрим, над чем тут нужно поработать.
Он в нерешительности стоял, раскачиваясь еще больше, пока на его губах не появилась ухмылка.
– А, ты дразнишься? – Он сделал еще два нетвердых шага вперед. – Хочешь все сделать по-своему?
– Раздевайтесь, преподобный. – Она начала медленно хлопать в ладоши. – Все снимайте.
