Джулия Баксбаум - Расскажи мне три истории
– Так как обстоят твои дела? Я про школу.
– Думаю, ты мог бы сказать, что я до сих пор приспосабливаюсь.
– Ага, хорошо-хорошо. – Калеб поворачивается, намереваясь уйти, – разве он тоже нервничает, как и я? – и внезапно мне отчаянно хочется сделать так, чтобы он остался, восстановить нашу связь. Чувствую, я уже успела облажаться. А это заняло всего-то тридцать секунд тет-а-тет.
Может мне спросить его про Танзанию? Килиманджаро ведь там, да?
– Эм, не хочешь как-нибудь кофе попить? – Что? Я в самом деле только что это сказала? Вслух? Глубокий вдох. Притормози. – То есть, я всего лишь пытаюсь познакомиться с новыми людьми, вот и все.
Кажется, мое предложение его удивляет, и склоняет голову набок, будто хочет получше разглядеть. Он оценивающе осматривает меня с головы до пят и при этом не деликатничает.
Все это определенно оскорбительно
Не сомневаюсь, что нам лучше остановиться на мессенджере.
– Конечно. Почему бы нет? А что плохого может случиться? – спрашивает он с загадочной улыбкой, очевидно, отсылающей к тому вопросу, что я задала ему прошлым вечером. Я собираюсь ответить – у меня в голове миллион слов – но, как оказалось, вопрос был риторическим, потому что он уже вышел за дверь.
НН: как работа?
Я: Мило, что ты зашел.
НН: смешно.
Я: Я не это бы слово использовала.
НН: ?
Я: ?
НН: ну ладно тогда. проехали. так много времени сегодня провел с Xbox, что устал. без шуток. #никогданедумалчтоэтотденьнаступит
Я: Мозоли натер?
НН: я выше всех этих нелепых шуток. разве ты не гордишься мной?
Значит, вот как мы будем вести себя дальше. Притворимся, будто этого дня не существовало. А может все к лучшему. Возможно, НН/Калеб был прав насчет всего. Переписываться лучше.
Разговоры в реальности?
Переоценены.
ГЛАВА 20
– Это наидлиннейшая поэма, – заявляет Итан, – что немного раздражает и запутывает. Не могу уследить за всеми репликами.
Мы снова в «Старбаксе», который мысленно я уже называю нашим «Старбаксом», в чем бы и через миллион лет не призналась Итану. Я потягиваю латте, которое он мне купил, предварительно поинтересовавшись, буду ли я такой же, как и в прошлый раз. Этот парень даже запомнил, что я люблю очень горячий. Он вел себя так буднично – делая заказ, вынимая кредитку из кошелька – что я даже не почувствовала неловкости, когда не предложила оплатить свой напиток. В следующий раз я обязательно просто скажу что-то вроде «я заплачу» или «этот за мой счет». А может, и нет.
– Согласна. Конечно, поэт из меня отвратный, но не знаю. Я всегда пишу от своего лица. Я – это я это я. Нравится мне это или нет.
– Роза – это роза это роза. Джесси – это Джесси это Джесси.
– Только не говори, что ты читал Гертруду Стайн? – спрашиваю я.
Маме очень нравилась Стайн, и поэтому, когда она заболела, именно ее я читала ей вслух. Чаще всего «Автобиографию Алисы Б. Токлас», а также и некоторые из ее стихов. «Святую Эмили» – складную детскую песенку. Выяснилось, что строчка «роза – это роза это роза» именно оттуда. А не из Шекспира, как мне казалось раньше.
И вот что я еще тогда выяснила: химиотерапия ослепляет. Лишает вас волос и ослепляет. В конце курса мама не могла даже читать.
Роза – это роза это роза.
– Чуть-чуть. Только «Токлас». К разговору о том, каково это – писать от лица другого человека…
И где это он находит столько времени для чтения? Если б я не настояла на работе над проектом, то, не сомневаюсь, он бы получил «отлично» за меня. Задумываясь над этим, в конечном счете, я понимаю, что именно из-за меня наша оценка может снизиться.
– Моя мама преподавала английский в местном колледже и часто цитировала Гертруду Стайн. Даже звала ее Джи Эс, будто они с ней были подружками или вроде того. На ее сороковой день рождения мы с папой даже подарили ей винтажное издание «Мир круглый». Этакая эксцентричная книга для детей. Настолько редкая, что я только что вспомнила про нее.
Я перевожу взгляд на пейзаж за окном, пытаясь восстановить душевное равновесие. Я ни с кем не разговариваю о маме, даже со Скарлетт. Ну и, само собой, не с отцом. Разговаривать о ней – это будто признать тот факт, что ее больше нет, сделать прыжок в непостижимое. Визуализировать правду, которой не должно было быть.
Однако мы разговариваем о Гертруде Стайн, а значит, уже говорим о моей маме, и, не знаю, слова просто вылетели.
Итан смотрит на меня в ожидании. Тут я понимаю, ему комфортно молчать. Ему со всем всегда комфортно.
Итан – это Итан это Итан.
– Я просто хочу сказать, что сожалею о твоей маме. Люди избегают таких разговоров. Но в любом случае это чертовски больно, – говорит он. – Знаю, преуменьшение явное, но это такой отстой, когда люди должны умирать, а ты ничего не можешь с этим поделать. Поэтому я просто хотел набраться мужества и сказать, что сожалею.
– Спасибо, – бубню я в напиток, потому что не осмеливаюсь поднять на него взгляд. Я недостаточно храбрая для такого. Не знаю, что я увижу: жалость или сочувствие. Но мысленно припишу «храбрый» к анкете Итана, а еще «честный» и «справедливый», потому что мне чертовски больно, а он первый человек, который напрямую сказал мне это.
В прошлой школе все бормотали соболезнования, может, потому что их родители заставили, и они так явно чувствовали облегчение, когда слова были произнесены, галочка поставлена, и можно было двигаться дальше, даже несмотря на то, что я-то не могла. Но я не виню их. После смерти все становится неловким.
– Да, нам не нужно говорить об этом, но я терпеть не могу, когда случается нечто подобное, а окружающие делают вид, будто ничего и не произошло, потому что, видите ли, им некомфортно, страшно, да и вообще, они не знают, что сказать. Незнание не оправдание бездействию. Вот так-то, – заключает он.
– Вот так-то, – вторю я. И делаю это. Поднимаю на него взгляд. – «Я покажу тебе страх в горсти праха».
– А я не единственный ботаник, кто запомнил «Бесплодную землю». Первая часть называется «Похороны отца», знаешь ли.
– Знаю. – Я улыбаюсь, потому что мне нравится Итан, и то, что он ничего не боится, ну, может, кроме сна. А улыбка в некотором роде то же самое, что и благодарность.
– Конечно, знаешь, – вторит он, улыбаясь мне в ответ.
Часом позже мы все еще сидим в кафе. Задание на эту неделю сделано – одна страница Т.С. Элиота с многочисленными отсылками к произведению – поэтому сейчас мы просто тусуемся и общаемся. Вероятно, становимся настоящими друзьями, а не просто партнерами по учебе.