Татьяна Дубровина - Высший пилотаж
Иоанн не ответил, посмотрел на Марию. Та отвела взгляд.
Сашенька продолжала щебетать:
— У нас поблизости мексиканский ресторанчик открылся, маленький, столики прямо на воздухе, только за кирпичной загородкой. Я там, конечно, не была, но как идешь мимо, пахнет — обалдеть!
Соколов вдруг спросил совсем другим тоном — робким, мальчишеским:
— Маш… пойдем, а?
«А у меня и надеть нечего, — стучало у Маши в висках. — Юбка да блузочки… все однотипные. Шаль? Единственная приличная вещь… То есть, наоборот, все остальное слишком уж приличное, чопорное, не для таких выходов. Ну накину фисташковую поверх той же блузки с глухой застежкой. Нет, нет и еще раз нет!»
— Спасибо, но я не люблю рестораны. Народ кругом, ты ешь, а на тебя смотрят!
«Господи, что я несу? — в ужасе подумала она. — Да кто на меня посмотрит-то! Разве что с удивлением: что это за чучело такое сюда явилось?»
Мысли же Соколова были совсем противоположными: «Она права. А я, дурак, опять прокололся. Конечно, на нее все сразу начинают пялиться, а то и приставать. Насчет приставаний я, конечно, отпор дам, но все равно Мария будет в центре внимания. Мы и поговорить-то не сможем. Не дадут. Представляю, как ей осточертели кабаки…»
Знал бы он, что последний раз Маша была в ресторане несколько лет назад, да и то на свадьбе у одноклассницы.
Сашенька вмешалась, тактичность была ей чужда:
— Зря ты, Машка! Я бы пошла. Хоть налопаешься от пуза чего-нибудь такого, фирмового! Ассорти из осетровых рыб! Во отпад!
Мария посмотрела на нее так, что девчонка прикусила язык:
— Все! Молчу! Как рыба… осетровая.
Странное ощущение охватило Иоанна. Какая-то слабость во всем теле и ноги будто ватные. Может, все еще сказываются последствия травмы?
Да нет, тут другая травма, скрытая и трудно поддающаяся излечению.
Вот перед ним сидит женщина, которую он с радостью подхватил бы на руки и понес, легенькую, невесомую, на самый край земли… туда, где пролегает горизонт. Он, никогда не сидящий на месте, с нею охотно остался бы наедине, навсегда, на всю жизнь. Ради нее он мог бы даже отказаться от полетов, от неба… Но небо там, на горизонте, и так было бы рядом. Протянешь руку — дотронешься до теплой лазури.
Но Марию нельзя взять и унести. Она смотрит на него сквозь толстые линзы очков, за которыми не разобрать даже выражения глаз. Такая простая женщина — и все же женщина-загадка. Да что случилось с ним, Иоанном Соколовым, для которого общение с противоположным полом никогда не составляло проблемы? Одно время за ним закрепилось даже прозвище Казанова, но потом исчезло, уступив место другому — Сокол.
Ну что ты, сокол ясный, бестолково вертишь своей глуповатой птичьей головенкой? Напрягись же, пораскинь соколиными мозгами.
Куда можно пригласить Марию?
Кабак с тупыми, налитыми алкоголем, жующими рожами — отпадает.
Теннисный корт? У них при клубе есть очень хороший, шведы приезжали строить по всем правилам.
Ох, да она же очкарик! Пожалуй, следить за полетом мячика — не для людей с плохим зрением.
Казино? Нет, она не азартна. Игрок не стал бы целые дни сидеть среди молчаливых книг.
Думай же, соколик, думай! Ох, птичьи мозги!
— Ну как? — поторопила Маша. — Не решил, что возьмешь почитать?
Фу, сбила с мысли!
— «Ромео и Джульетту»! — брякнул он первое, что пришло в голову.
— Хорошо, — усмехнулась Мария. — Только там не ресторан, а прямо противоположное: склеп.
— В склепе не так многолюдно, — отозвался он. — И музыка не громыхает.
— Понятно. Можно запастись осетровым ассорти и спокойно, без помех, перекусить в приятной прохладе. Да?
— Знаешь, я в общем-то не обжора. Хотя, конечно, и не поклонник Поля Брегга с его лечебным голоданием.
— Сашенька, будь добра, достань Шекспира! Возьми стремянку: буква «Ша» на самом верху. — Маша опять обернулась к Ионе. — Желательно держать книгу не больше двух недель.
Он ужаснулся:
— Мы не увидимся целых две недели? Ну нет, я читаю быстро. Прямо глотаю книги.
— А говорил — не обжора.
— Я хотел сказать — читаю запоем.
— Ах, еще и пьяница?
Из-за стеллажей донесся голос Веры Петровны:
— Боюсь, вы угадали, Машенька!
Оказывается, старая дева наблюдала за ними. Бдела! Одна чисто женская черта в ней, оказывается, все же сохранилась — неуемное любопытство.
Иоанн крикнул в ту сторону, откуда донесся голос суровой директрисы:
— В переносном смысле, уважаемая Вера Петровна! Я имел в виду, что жить не могу без Шекспира. У меня что ни ночь — трагедия.
— Бессонница? — Вера Петровна, воодушевившись, выплыла из-за шкафов. — У нас есть прекрасный сборник рецептов для крепкого сна! Рекомендую.
Соколов уточнил:
— Надеюсь, называется не «Спи спокойно, дорогой товарищ»?
Маша встревожилась: мало того что девчонки вечно хихикают над бедной одинокой женщиной, так еще и Иона туда же?
Однако Вера Петровна иронии решительно не желала замечать:
— Нет, это другое. Там одна японка исследовала явление летаргии и объяснила механизмы сна.
— Благодарю, — поклонился Иоанн. — Это для меня сложновато, начну с Шекспира. Там, помнится, тоже героиня очень крепко заснула. Ей дали хорошее снотворное.
Сашенька принесла увесистый том с тиснением на обложке и пожелтевшими от времени страницами:
— Оформляй, Маш, скорей. Закрываться пора.
Девчонка кивнула на окно: во дворе топтался ее очередной провожатый, новенький. Он поглядывал на часы и ожесточенно жевал жвачку, время от времени выдувая крупные розовые пузыри.
Иоанн книгу взял, но уходить не собирался:
— Маша… Я все-таки провожу тебя, можно? А то по городу разгуливают всякие маньяки.
— Только до подъезда.
— Ну хоть до подъезда…
Зачем ему было знать, что в Машином письменном столе, в самом уголке нижнего ящика — того самого, где недавно окотилась Пуська, — лежит, замаскированная бумагами, упаковка зернового кофе «Арабика»?
Так, на всякий пожарный. Любая женщина, рожденная под знаком Девы, любит делать запасы на черный день.
На черный ли? Вот в чем вопрос, как сказал бы господин Шекспир.
Глава 10
Сытый голодного не разумеет
До подъезда они не добрались.
Прямо на улице, с лотка — вернее, с маленького раскладного столика, — продавали театральные билеты. Табличка, водруженная над столом, гласила: «Ромео и Джульетта». Гастроли Лондонского драматического театра «Сандвич».
«Вот оно! — обрадовался Иоанн. — Если гора не идет к Магомету… Если безмозглая птица сокол не может родить приемлемой идеи, идея сама находит его».