Ким Эдвардс - Дочь хранителя тайны
Да, хотела. А сейчас жутко разозлилась. Хорошенькое дело: революционерка Бри приговаривает ее к каторге с девяти до пяти.
– Я ведь буду на машинке стучать, а не по миру раскатывать! Пройдут годы, прежде чем мне удастся заработать на какую-нибудь поездку. Не об этом я мечтала, Бри.
– А о чем? Возить по дому пылесос?
В ушах Норы бешено засвистел ветер, перед глазами поплыли воды Огайо. Совсем недалеко, восемьдесят миль отсюда… Нора стиснула губы – и промолчала.
– Ты меня бесишь, Нора. Почему ты так боишься перемен? Почему не можешь просто жить!
– Я живу! Живу. Ты просто не понимаешь!
– Ты прячешь голову в песок. Я-то вижу.
– Ничего ты не видишь, кроме кандидатов в мужья.
– Вот и поговорили. – Бри шагнула в сторону и была мгновенно проглочена толпой: вспышка цвета – и нет ее.
Нора стояла под катальпами, дрожа от возмущения и понимая, что оно несправедливо. Что с ней происходит? Как можно завидовать и Кэй Маршалл, и одновременно собственной сестре?
Она пробралась сквозь толпу к машине. После театрального неистовства демонстрации городские улицы казались скучными, бесцветными, тоскливо заурядными. На реку времени не осталось: через два часа надо забирать Пола. Дома, в светлой кухне, Нора налила себе джина с тоником. Толстое стекло бокала приятно холодило пальцы, звяканье кубиков льда успокаивало. В гостиной Нора остановилась перед собственной фотографией на каменном мосту. Тот момент почти не сохранился в памяти, поход и пикник вспоминались совсем иначе: чудным ландшафтом внизу, солнцем и ветром на коже. «Дай-ка я тебя сниму», – настаивал Дэвид, она развернулась к нему лицом. Он стоял на одном колене и наводил резкость, непременно желая сохранить мгновение, которого, по сути, не было. Она оказалась права насчет фотоаппарата, о чем теперь немного жалела. Дэвид увлекся до одержимости и устроил над гаражом темную комнату, где пропадал часами.
Дэвид. Чем лучше она его узнает, тем большей загадкой он становится. Разве так бывает? Нора взяла янтарные запонки, забытые мужем на полке под фотографиями, сжала в ладони, прислушиваясь к негромкому тиканью часов в гостиной. Янтарь нагрелся в руке, его гладкость ласкала кожу. Нора находила камни повсюду: Дэвид набивал ими карманы, бросал на комоде, рассовывал по конвертам и прятал в письменном столе. Иногда Нора видела, как Дэвид и Пол, склонив головы, вместе рассматривают на заднем дворе какой-нибудь интересный экземпляр, и ее сердце расцветало осторожной радостью. Но такое случалось редко, последнее время Дэвид был очень занят. «Остановись, – хотела сказать ему Нора. – Хоть на минутку. Побудь с сыном. Он так быстро растет».
Она сунула запонки в карман, вышла с бокалом на улицу. Осы кружили возле бумажного на вид гнезда, забирались внутрь, изредка подлетали к Норе, привлеченные сладковатым запахом алкоголя. Она потягивала джин и наблюдала за насекомыми. Все мышцы, все клеточки ее тела расслаблялись в текучей цепной реакции, как будто в нее вливалось тепло этого дня. Когда бокал опустел, она поставила его прямо на дорожку и отправилась за садовыми перчатками и шляпой, обогнув по пути трехколесный велосипед сына. Пол уже перерос его, надо убрать этот велосипед вместе с другими вещами: детской одеждой, старыми игрушками. Дэвид не хотел больше детей, и теперь, когда Пол пошел в школу, Нора перестала его уговаривать. Опять подгузники и кормления в два часа ночи? Трудно себе представить. Но временами ей страстно хотелось снова взять на руки младенца – как Анжелу сегодня утром. Ощутить молочное тепло, приятную тяжесть. Кэй сама не понимает, какая она счастливица.
Нора надела перчатки и опять вышла на солнце. Ее саму не кусали ни осы, ни пчелы, только один раз, в восемь лет, тогда палец на ноге поболел часок и прошел. Поэтому, когда Пол схватил дохлую пчелу и закричал от боли, она не слишком испугалась. Приложила лед к месту, где кожа покраснела и вспухла, в обнимку с сыном посидела в кресле-качалке на крылечке: «Ну-ну, мой мальчик, сейчас все пройдет». Однако покраснение и отек быстро распространились на руку и лицо. Нора в панике позвала Дэвида, тот сразу понял, в чем дело, и сделал укол. Буквально через две секунды Пол задышал свободней. «Ничего страшного не случилось», – сказал Дэвид. Да, конечно, но при одном воспоминании ее до сих пор подташнивало от ужаса. Что, если бы Дэвида не оказалось дома?
Она несколько минут наблюдала за осами, размышляя о демонстрантах на холме, о зыбком, нестабильном мире. Она всегда делала то, чего от нее ждали. Кончила колледж, немножко поработала, удачно вышла замуж. Но дети – Пол, летящий с горки, расставив руки, и Феба, приходящая во сне и все время невидимо стоящая где-то с краю, – заставили Нору иначе взглянуть на мир. Она оказалась беспомощной перед смертью ребенка и боролась с этой беспомощностью, до отказа заполняя свои дни.
Сейчас она деловито рассматривала инструменты. Она сама разделается с проклятыми насекомыми.
Держать мотыгу с длинной ручкой было тяжело. Нора медленно подняла ее, резко рубанула по гнезду, и лезвие легко прошило бумажную оболочку. От мощи этого первого удара Нора преисполнилась восторгом, но стоило ей опустить мотыгу, как из разоренного гнезда на нее словно туча рухнула – это повалили разъяренные, воинственно настроенные осы. Одна с лету ужалила ее в запястье, другая – в щеку. Нора бросила мотыгу, кинулась в дом, захлопнула дверь и, задыхаясь, привалилась к ней спиной.
Злобно гудящий рой кружил около изуродованного гнезда, осы садились на подоконник, подрагивая тонкими крылышками. Их недоброе мельтешение напомнило Норе утренних студентов – и ее собственное поведение. На кухне она налила себе еще джина, смазав заодно распухающие укусы. Восхитительно крепкий напиток разлился по телу блаженным теплом, ощущением собственной силы. К счастью, До поездки в школу оставался еще целый час.
– Ну, держитесь, мерзкие создания! – в голос заорала Нора. – Сейчас вы у меня получите!
Где-то у нее хранилось средство от насекомых… Вроде бы в кладовке, над пальто, обувью и пылесосом – новеньким сине-стальным «Электролюксом». Норе вспомнился жест Бри, смахнувшей со щеки светлые волосы. И слова сестры: «А о чем ты мечтала, возить по дому пылесос?»
Нора уже шагнула в сторону кладовки, когда ее осенила блестящая мысль.
Осы были заняты починкой гнезда и, казалось, не заметили Нору, которая вытащила из дома удлинитель и поставила на дорожку «Электролюкс». На улице он выглядел нелепо, смахивая на сине-стальную свинью. Нора снова надела перчатки, шляпу, куртку, замотала лицо шарфом. После этого вставила вилку в розетку, включила пылесос и секунду постояла, прислушиваясь к гудению, звучавшему на открытом воздухе до странности тихо, а затем решительно сунула трубу в развалившееся гнездо. Осы яростно гудели и метались – места укусов болели от одного их вида, – но пылесос быстро засасывал их внутрь с грохотом, напоминающим стук желудей по крыше. Нора размахивала трубой, будто волшебной палочкой, истребляя злыдней вместе с их красивым жилищем. Собрала всех и, не выключая пылесоса, стала соображать, чем бы закрыть отверстие, чтобы упорные осы не вылетели обратно. Ее здорово разморило от тепла и джина. Она сунула наконечник в землю, но пылесос сразу начал захлебываться. Тут ей на глаза попалась выхлопная труба машины: идеально подходит. Нора вставила туда трубу «Электролюкса», выключила его и, страшно гордая собой, направилась к дому.
