Галина Артемьева - И в сотый раз я поднимусь
– Ты из Лондона? – спросила Саша.
– Да. Неужели и ты? – удивился Леня.
– Мы летели почти четыре часа в одном самолете!
– А до этого еще регистрировались в Хитроу, стояли в очереди на посадку…
– И только сейчас! Как же так? Только сейчас!
– Спасибо нашим спортсменам! Если б не они, так бы мы и не разглядели… То есть я бы не разглядел… Ты и так глаза открывать отказывалась…
Оба расхохотались.
– А как же ты узнал?
– По волосам. Ни у кого больше нет таких. И еще: ты прыгала, когда хотела начало очереди увидеть. Потом оглянулась… И я увидел лицо. Не поверил себе. Потом подошел…
– И я себе не поверила.
– Я видел.
Их снова стал разбирать смех.
Саша теперь никуда не торопилась. Ей хотелось стоять в этой огромной милой очереди, чтоб она не двигалась совсем, они бы не спешили, просто стояли бы себе рядом молча, даже не расспрашивая, как они прожили друг без друга эти жуткие двадцать с чем-то лет.
Так они и простояли добрых минут сорок. Не могли друг другом налюбоваться.
Наконец подошел Сашин черед. Она двинулась к окошечку. Ленечка шел за ней, не отпуская ее руку.
– Вы что, вместе? Семья? – спросила ярко накрашенная пограничница.
– Да, – радостно выпалил Ленечка. – Мы – семья. Ты – самое лучшее, что было у меня все эти годы, – заявил он, обращаясь к Саше.
Пограничница завистливо вздохнула.
– Ты! Ты – самое лучшее, – убежденно сказала Саша.
Теперь ей было не страшно, что очередь кончилась.
– Проходите. – Яркая пограничница вернула оба паспорта Ленечке.
Признала, стало быть, за главу семейства.
«Даже если мы сейчас распрощаемся навсегда, никогда больше не встретимся, я буду помнить эти сорок минут как огромное счастье», – подумала Саша.
Они забрали с движущейся ленты свой багаж.
– Давай присядем на минутку, – попросил Ленечка.
Саша, забыв об истомившихся в ожидании детях, с готовностью уселась в железное аэропортовское кресло.
– Блиц-опрос, – повелительно произнес тот, кто только что был определен как Самое Лучшее в Сашиной жизни. – Ты пойдешь за меня замуж?
– Ой! – воскликнула Саша, желая предостеречь Ленечку от ошибки, а себя от разочарования.
Сердце ее жутко стучало, прямо-таки выпрыгивало из грудной клетки.
– Давай без всяких «ой». Только «да» или «нет».
– Да, но…
– «Но» – это твои двое детей, да?
– Трое, – уточнила Саша. – К тому же: а вдруг я замужем?
– Тогда ответ был бы «нет». И все. Но ты сказала: «да».
– А ты на мне женишься? У меня трое детей. Никаких богатств… И параметров…
Странный, подростковый, несерьезный какой-то разговор. Однако они были целиком поглощены им. Саша чувствовала себя как в сказке про Царевну-лягушку. Первый встречный царевич выпустил стрелу и попал «немножечко рядом» с непонятной лягушенцией. И ничего не поделаешь, хоть и людям насмех.
– Отвечаю: «да». И вообще: я первый спросил. И все. У меня куча недостатков, – предупредил Ленечка.
– У меня тоже.
– Все равно: да. Понимаешь?
– Конечно, да, – засмеялась Саша. – Конечно, да. И – понимаю.
– Я приеду к тебе завтра. Адрес тот же?
– Да. Фамилия другая: Александрова.
– Это ненадолго, – пообещал «первый встречный царевич».
Они прошли по «зеленому коридору».
Леню встречал таксист с табличкой. Сашу немедленно обступили со всех сторон дети. Заждались.
Саша растерянно посмотрела вслед своему счастливому подарку судьбы. Она, дура, даже номер его телефона не спросила. «Адрес тот же? – Да». Ну, не дура? А если он теперь не приедет? Если, например, с ним в дороге, вот прям сейчас, что-нибудь случится? Ну, бывают такие конченые дуры, а?
Дети тормошили, болтали, расспрашивали, требовали внимания.
«Вот мое главное счастье, – решила Саша привычно. – И хватит этих кучевых облаков. Надо спускаться на землю и жить, как жила».
Только тут она вспомнила важное: паспорт-то остался у Ленечки! И именно эта новость почему-то несказанно обрадовала ее. Женская логика – штука сильная, хоть и непостижимая.
Ночь прошла без сна. Связных мыслей – ноль. Только прокручивание сцены встречи:
– Сашенька! Открой глаза, девочка.
И еще:
– Ты – самое лучшее…
И, конечно, разумеется:
– Выходи за меня замуж… Да или нет…
– Надо было сказать «да», взять за руку и ехать сразу с ним к себе домой, – нудил внутренний беспокойный голос.
– Но я же сказала «да», – возражала более здравомыслящая часть Сашиного «я».
– Ага, ага, сказала она… Совершенно неуверенно… бесцветно… Не прозвучало у тебя… – подначивал первый.
Саша, в который уже раз, принималась воссоздавать картину ответа: действительно ли ее «да» было неубедительным и способным оттолкнуть?
Сон сморил ее только к утру.
Все равно проснулась, как полагалось: к завтраку. Завтрак – это святое. Всех накормить, перецеловать, проводить.
Посмотрела на себя в зеркало: жуть. Под глазами круги, рожа осунулась.
На запах гренок дружно подтянулись ненаглядные чада.
Элька отхватила кусок, сунула в рот.
– Мам! Ты влюбилась!
Саша прямо-таки остолбенела от дочкиной проницательности. Не знала, что и сказать.
– С чего ты взяла? – осторожно начала она прощупывать почву.
– Гренки пересоленные, – заржал Ромка. – Тоже мне, рентген.
– Не, есть можно, не волнуйся. Даже вкусно, – успокоил мать добрый Мишка.
– Ну, влюбилась, – сказала Саша.
Она не боялась быть откровенной со своими главными дружбанами.
– Ну и наконец-то, – одобрила Элька.
Парни поддержали сестру, покивали многозначительно с набитыми ртами. Ничего они не понимали. У них-то все было впереди. Сколько угодно всего. А у нее вот… что-то непонятное, даже страшное…
После завтрака юная поросль отправилась по своим делам, хоть в субботу особых дел быть не должно.
Саша осталась одна. Началось ожидание. Опять полезли идиотские мысли.
«Вот он придет… Если придет… Что загадывать… Еще не пришел… Ладно. Стоп. Допустим, придет. И что?»
Продуктивные соображения, одно содержательнее другого.
Но самое главное она понимала: она хочет быть с ним, неважно – богатым, бедным, благополучным или нет.
«А если он пьет? Как Антон? Нет, это нет. Этого быть не может…»
Так она пугала и утешала себя, пока Леня не переступил порог ее дома.
И снова они улыбались друг другу, не веря самим себе.
– Всю ночь не спал. Ругал себя, что с тобой не поехал. Нельзя было отпускать, – горестно вздохнув, объяснил Леня свои терзания.