Елена Лагутина - Экспедиция в любовь
— Да ничего новенького, — устало махнул рукой Вадим, не отрывая взгляда от ее лица. — Ничего новенького… Все то же самое, что и несколько лет назад. И с тобой, и со мной… А ты этого боишься, вот и все.
Маша молчала, пораженная тем, что Вадим так просто и спокойно сказал вслух то, о чем она сама боялась даже думать и что было несомненной правдой.
— Ну что, Машенька? Разве я не прав? — настаивал он на ответе.
Маша, помолчав еще немного, задумчиво произнесла:
— Прав-то ты, может быть, и прав… Только зачем мне твоя правота нужна? Нет, Вадим, не нужно об этом больше говорить. Лишнее это.
— Для кого лишнее? — не сдавался Вадим. — Для кого? Для меня? Нет, для меня это — не лишнее, это самое необходимое, как я теперь начинаю понимать.
— А, я был полным идиотом, я был мерзавцем, но ведь все это было — и ушло. А осталось главное, и ты называешь это лишним?! Машка, я не могу поверить, что это сказала ты. Ты ведь никогда ничего не боялась, а теперь просто струсила. Если бы тебе было до такой степени все равно, как ты пытаешься мне показать, ты не избегала бы этого разговора.
— Вадим, я не понимаю, для чего ты все это мне говоришь и для чего ты вообще явился сейчас сюда.
— Да для того, чтобы поговорить с тобой, я и пришел. Скажу честно — сам боялся, а теперь — как головой в воду. Машка, для тебя ведь все то, что было, так же живо и так же много значит, как и для меня. Признайся в этом если не мне, то хотя бы самой себе!
В это время смолкло тарахтение движка, и лампочка, несколько раз мигнув, погасла. Оба несколько минут сидели в темноте молча и совершенно неподвижно. Потом Маша нерешительно произнесла шепотом:
— Мы с тобой так притаились, как будто и в самом деле прячемся от кого-то.
— Да, от себя мы прятались очень долго, — так же тихо ответил ей Вадим. — Только пора уже перестать это делать.
Он подвинулся чуть ближе к Маше и положил ей руку на колено. Она никак не отреагировала на это прикосновение, хотя рука Вадима показалась ей просто обжигающе горячей. Он придвинулся еще ближе. Маша хотела что-то шепнуть ему, но не успела — сильные руки Вадима обхватили ее, и поцелуй закрыл ей рот.
Ночная темнота понемногу рассеивалась, превращаясь в серенькое предрассветное время, когда Маша нехотя сказала:
— Пора тебе уходить, а то скоро народ проснется.
— Да нет, еще часов пять только. Погоди!
Он приложил палец к губам, прислушиваясь к шороху снаружи.
Маша хихикнула:
— Да не бойся ты! Кто тут в пять утра станет вокруг моей палатки бродить? Это же наверняка Васька!
— Какой Васька? — не понял Вадим. — Вроде в лагере никакого Василия нет?
— Ежик, — тихонько смеясь, пояснила Маша. — Он почти ручной и ко мне часто в гости приходит. Ну ладно, ты действительно иди, а то светло уже совсем.
Вадим тихонько выскользнул из палатки и, осторожно пробираясь между кустами, отправился к себе в обход лагеря, чтобы не попасться на глаза какому-нибудь любителю ранних прогулок.
Оставшись одна, Маша уселась на настиле палатки и закурила, поеживаясь от утреннего холодка — ночи уже стали прохладными, и в этот ранний час чувствовалось неотвратимое приближение осени, пока еще незаметное в дневные часы. Теперь, когда Вадим ушел, радостное возбуждение быстро покинуло ее, и Маша чувствовала полную опустошенность.
Она не могла сейчас думать ни о чем, и в ее сознании ясно присутствовала только лишь одна мысль: «Пусть он уедет… Я не могу сейчас его видеть… Пусть он уедет…» Вадим действительно должен был скоро уехать. Он сам сказал ей об этом ночью. А сейчас Маше хотелось, чтобы он уехал как можно скорее, чтобы не видеть его и не думать о том, что ей делать дальше.
Она сидела, не замечая того, что замерзла, не видя, как посветлевшее небо, уже золотисто-розовое на востоке, внезапно вновь быстро потемнело, и сильный порыв ветра зашумел листьями деревьев. Очнулась от своего оцепенения Маша лишь в тот момент, когда на нее упали первые крупные холодные капли. Пришлось подвинуться подальше от края настила, под прикрытие тента.
В кустах что-то зашуршало и хрюкнуло.
— Васька, Васька, — тихонько позвала Маша и побарабанила пальцами по доскам рядом с блюдечком.
Василий прекрасно знал этот условный знак и, приветственно пофыркивая, деловито засеменил своими короткими ножками к блюдцу. Маша потянулась к стоящей у входа в палатку сумке, достала оттуда яблоко и, откусив кусочек, положила его в миску.
Еж придирчиво обнюхал угощение, решил, что оно ему вполне подходит и вреда ежиному здоровью явно не причинит, и принялся за еду. Постепенно, по кусочку, он слопал все яблоко, хрюкнул на прощание и удалился в кусты, смешно повиливая толстеньким задом.
— Васька, посидел бы со мной, — позвала его Маша, однако ежик скрылся в густой траве. Очевидно, его ждали более важные дела.
Маша вновь погрузилась в собственные переживания, отключившись от всего на свете. Но усилившийся ветер начал захлестывать ее дождем.
Тряхнув головой, она постаралась вернуться к обычной, повседневной жизни и с облегчением поняла, что это не так уж и трудно. «Дождь начался, да сильный какой… Стало быть, на сегодня никаких маршрутов не предвидится. Нужно будет заставить Дядю Ваню порядок на кухне навести».
Старательно удерживая в голове эти обыденные, такие привычные и безопасные мысли, Маша вернулась в палатку, решив еще поспать. В изнеможении растянувшись поверх спального мешка и закутавшись в одеяло, она закрыла глаза и поняла, что сделала ошибку. Нужно было чем-то заняться, чтобы не дать себе возможности задуматься над тем, что произошло сегодня ночью. А теперь у нее просто не было сил выйти наружу и погрузиться в обычные заботы. Маша лежала неподвижно, а в мыслях ее бушевала буря.
«Господи, зачем я это сделала?! Что со мной случилось? Мне ведь он совсем не нужен, зачем, зачем я это сделала, почему не выгнала его? Я же люблю Мишку, и никто мне больше не нужен…» Однако в это же время ехидный голосок нашептывал ей откуда-то издалека: «Дурочка, что ты переживаешь? Переспала с восхитительным мужиком и расстраиваешься по этому поводу — ну не глупо ли? Ничего от твоего Мишки не убудет из-за этого. И в конце концов, не так уж ты его и любишь. Ты же сама знаешь, что он тебе уже надоел. Семья? А что семья? Что с ней случится оттого, что ты переспала с Вадимом? Нужно пользоваться моментом, живем ведь один раз. А дома никто ничего не узнает, и хуже от этого никому не будет. А вот лучше — очень может быть! Тебе же от этого лучше, правда?»
Так и не справившись с маленьким ехидным существом, Маша не выдержала той сумятицы мыслей, которая охватила ее, и тихо заплакала, что она вообще-то делала крайне редко. Незаметно она уснула, но внутренняя буря продолжалась и во сне. А ветер, рвущий тент над палаткой и упруго бьющий в ее стенки, лишь усиливал это ощущение.
