Деспот (СИ) - Кей Саша
Отбрасывая сантименты, он погружает в меня сразу два пальца, и меня прошибает током. Со стоном я толкаюсь ему навстречу бедрами, комкая покрывало под пальцами.
– Девочка, – хриплый голос словно еще одна ласка, меня колотит.
Уже три пальца во мне, растягивают голодную дырочку. Бесстыдно раздвигаю ноги шире. Большой палец ложится на клитор. Господи, только не останавливайся. Я уже продала тебе душу. Пожалуйста, еще!
Кажется, я прошу об этом вслух. Кровь кипит, тело ломает, в глубине меня рождается маленький смерч.
– Давай, Настя, порадуй меня.
Я же хорошая девочка. Послушная. Конечно, я радую Сашу. Мир превращается в черно-белое немое кино, застывший кадр которого смывает оранжево-золотистой волной. Я разлетаюсь. Рассыпаюсь. Растворяюсь в этой волне, в глубине души понимая, что такое возможно только с Сашей. Ни с кем другим я не смогу себя отпустить.
Постепенно возвращаются чувства: осязание, зрение, слух, обоняние…
Только для того, чтобы я могла прижаться к Сашиному боку, вдыхать пряный мускусный аромат его тела, слушать удары сердца в его груди.
Я без него больше не смогу.
Глава 44
Опустошенные, мы молча валяемся на кровати до тех пор, пока летние желтые лучи за окном не становятся такими длинными, что тени вырастают до предела.
Скоро сумерки.
Мы все еще в не очень чистой одежде, всем не помешают водные процедуры и поесть.
Поцеловав Сашу в плечо, на котором еще видны отметины от дротиков, я отправляюсь на поиски одежды. В собственную спальню заходить совершенно не хочется. Там все еще царит погром и по-прежнему красуется на стене мерзкая надпись. Но выхода нет. К вещам мамы я прикасаться не хочу, все во мне восстает против этого. Стараясь не смотреть вокруг, я практически на ощупь достаю из шкафа какой-то сарафан. Не самый мой любимый, но сейчас не до капризов.
Саша сказал, что сменную одежду ему привезут утром, поэтому заморачиваться с поиском чего-то серьезного смысла нет, и я приношу ему новый банный халат. Хочу помочь ему в ванной, но он меня останавливает:
– Нет, Насть. С этим я справлюсь сам. Иначе неизвестно, чем это кончится.
Немного растерянно смотрю на закрывшуюся дверь, но потом до меня доходит смысл его слов, и я только и могу, что всплеснуть руками по-бабьи. Марич, что, думает, что я нимфоманка? Обязательно на него наброшусь?
Мне тоже не помешает смыть с себя пыль и выполоскать из волос траву. Вроде бы я не ползала по земле, а грязная я на совесть. По понятным причинам я опять не иду в свою ванную, родительская тоже не манит. Теперь все, что связано с приемными родителями вызывает у меня отторжение. Даже этот дом, в котором было так много счастливых моментов, сейчас не просто меня пугает, а вызывает почти ненависть. Семейное гнездышко? Ха. Скорее, бездонный колодец лжи.
Эта мысль наводит меня на идею воспользоваться летним душем.
Жаль, что жасмин и жимолость отцвели. Наверно в их аромате это стало бы утонченным удовольствием. Перекладины перегородки и настила, нагретые июльским солнцем, парят и дышат древесным запахом. Вода тоже, скорее, теплая, чем освежающая, но все равно приятно.
И вдруг я отчетливо понимаю, что на меня смотрят.
Только не с той стороны, откуда я подглядывала за Маричем, а со стороны кухни.
Бросаю взгляд из-под ресниц. Так и есть.
В распахнутом окне видна широкоплечая фигура Саши в белом вафельном халате. В руках у него чашка кофе. Уверена, это эспрессо. Да. У нас сегодня самообслуживание.
Нет никаких сомнений, что он смотрит на меня.
Любуется?
Меня внезапно торкает. Я, кажется, начинаю понимать, что тогда чувствовал Саша. А еще вспоминаю, как он пересматривал видео из моей ванной.
И жесты мои меняются сами собой, движения становятся плавными, я ощущаю, как истома заполняет меня, заставляя замедляться. И вовсе не потому что я непрочь подразнить Марича. Совсем нет.
Я чувствую, что ему нравится наблюдать за мной. И ведь он тоже красовался передо мной той ночью. Вот и я изгибаюсь, стараясь показать себя с самой привлекательной стороны, принимаю соблазнительные позы.
Но когда меня саму начинает потряхивать от накатившего желания, я прекращаю эту презентацию. Нам бы сейчас поесть и отдохнуть. Саше велено не геройствовать. Мне, наверное, стоит сегодня лечь отдельно. С моей привычкой заползать на него ночью, я могу навредить.
На кухне меня встречает неожиданность.
Саша обнаружил результаты моей терапии и накрыл стол. Ну как стол. Он слишком огромный для двоих. И Саша обустроил нам подоконник, придвинув к нему высокие барные стулья. Зато сервировал как положено.
Даже свечи ставит.
И с моим появлением зажигает их. В эту минуту я смиряюсь с этим домом, потому что здесь и сейчас мне уютно и хорошо.
И Саша рядом.
Надо же. Клялась, что по доброй воле никогда к нему не приду, а теперь мне страшно при мысли о том, что я бы сдержала слово.
– Я нашел вино, но не предлагаю, – хмыкает Саша. – Не думаю, что сейчас это хорошая идея.
– Точно, – соглашаюсь я, взбираясь на стул. Ему запретил доктор из-за медикаментов, а мне не хочется.
Сейчас я чувствую, будто в том летнем душе я смыла с себя не только землю, но и аварию, страх и запреты. Я легкая, как перо.
И голодная, как зверь.
И меня не тяготит молчание, в котором мы поглощаем свой поздний ужин, приятно просто сидеть рядом, касаясь его бедра своим, но когда вилки отложены, и по чашкам разлиты чай и кофе, Марич заводит разговор о том, что сегодня произошло.
– Выходит, у Ольги кончилось терпение. Не понимаю, почему она так торопится. Может, дело в муженьке? Этот ваш дядя Сережа всегда был балластом, и в компании его терпели только из-за Суворова.
– Не знаю. У меня все равно в голове не укладывается, – честно признаюсь я. – Про наследство понятно, и про то, что дядя и тетя в этом замешаны, тоже. И я все равно не понимаю, как можно так…
– Большие бабки, – пожимает плечами Саша. – Ты пока даже не представляешь, насколько они большие. А для тех, у кого их нет, – нереальные. Мечта. Это как ограбить Форт Нокс.
– Но тетя Оля же никогда не нуждалась! Отец всегда ей помогал финансово, и ты сам говоришь, что дядю терпели в компании из-за отца. Вряд ли терпели на маленьком окладе…
– Это несравнимые вещи. А еще есть патологическая зависть. И она очень присуща Ольге, поверь.
– Не замечала за ней, – верчу чашку в руках. Как же плохо я разбираюсь в людях. Это не просто плохо, это катастрофично.
– До смерти Суворовых вам нечего было делить. Я думаю, она знала, какую участь тебе уготовили, может, даже жалела. Пока ты не осталась в живых и не стала наследницей. Тут-то все и заиграло новыми красками. Приоритеты изменились.
– Смогу ли я когда-нибудь спать спокойно? – вздыхаю я. Наследство-то никуда не делось.
– Их задержали. Я про твоих родственничков. Макс отписывался. Его человек видел, как их мирно взяли после поминок, как раз Сергей подъехал. Задержался где-то. Опоздал. Говорит, пробки. Пока говорит. Но я таких, как он знаю, он первый начнет петь соловьем. Так что сейчас тебе нечего бояться.
Саша обнимает меня за плечи и притягивает к себе, я осторожно пристраиваю голову у него на плече, и бессмысленно вожу пальцем по его запястью, наслаждаясь теплом его кожи, тем что он живой.
Поднимаю на него взгляд и в очередной раз пропадаю.
Саша смотрит на меня, как нечто удивительное, непонятное и ценное. Сердце щемит от внезапной нежности, и я тянусь к Маричу губами.
Я хочу лишь легонько коснуться его щеки, потому что мои чувства во мне не умещаются, но Саше поцелуй в щеку почему-то не нравится. Он захватывает в плен мои губы, снова раздувая костер из тлеющих углей.
Глава 45
От неразумного порыва нас уберегает телефонный звонок.
Видя выражение моего лица, Саша усмехается:
– Кажется, ты права. Телефон за стол лучше не брать.
