В самое сердце, или Девочка для Туманова (СИ) - Раевская Тиана
— Началось? Рановато.
Боже… меня пугают подобные заявления!
Вошла в огромную гостиную в викторианском стиле, но волнение не давало впечатлиться окружающим великолепием и демонстрацией богатства хозяина.
Что там у них все-таки началось?
— А на нашем канале в прямом эфире срочные новости… — я вздрогнула от внезапного громкого голоса диктора. Странно видеть огромный телевизор в этой изысканной обстановке, но я успела оценить, как дизайнеру все-таки удачно удалось его вписать, прежде, чем услышала, — Никита Туманов, вокруг которого последний месяц кипят нешуточные страсти, как в прессе, так и на нашем канале, буквально пять минут назад был освобожден из-под стражи и вернулся домой. Это еще не окончание дела, Следственный комитет и Прокуратура продолжат разбирательство, но пока что с него сняты все обвинения.
Я в полном шоке стояла и смотрела на экран, не в состоянии поверить услышанному. Вот оно! То, что началось. Медведь оказался прав, и Никиту освободили, стоило мне согласиться на разговор.
— Что, уже? — раздался густой голос откуда-то сверху. Я резко обернулась, но никого не обнаружила.
Наконец, на верхних ступенях винтовой лестницы появился мужчина в дорогом шелковом халате, которого я практически сразу узнала. Сам Виталий Эдуардович.
— Его отпустили, — произнесла тихо, все еще не веря, что это действительно случилось. — Вам так нужно было увидеться со мной, что ради этого выпустили Туманова?
Евстигнеев спустился ко мне и остановился напротив. На лице искреннее недоумение.
— Не понял.
— Ваш пес, по кличке Медведь, обещал мне, что как только поговорю с вами, Никиту выпустят.
— Правда? Вот хитрюга…
Я сглотнула ком в горле. А что, разве нет? Но тогда как? Обычное совпадение?
— Хотите сказать, что это не ваших рук дело?
Он покачал головой и улыбнулся. Я, наконец, смогла его разглядеть. Здесь, в своей вотчине он не казался таким непреступным, как на фото. Более домашний и простой. Симпатичный мужчина лет шестидесяти с небольшим. В молодости явно был красавцем, да и сейчас, в общем-то, тоже для своего возраста оставался приятным, со стильной прической, аккуратной короткой бородой и усами. Глаза его в данную минуту казались живыми, возможно, из-за интереса, светившегося в них, чего на многих фото не было.
— Нет, Мария. Все к тому и шло. Никиту должны были выпустить. Правда, я не ожидал, что это случится именно в тот момент, когда вы примете мое приглашение и станете моей гостьей. Предполагал, что ближе к вечеру. Я бы и его позвал, дабы отметить сие радостное событие в узком семейном кругу. Проходите в кабинет, там и поговорим.
Он сделал приглашающий жест рукой, и я заметила за лестницей дверь.
Так, стоп. Что он там сказал? Семейный круг? Это образное выражение или я чего-то не знаю о Туманове?
Мы вошли в уютный богатый кабинет и меня усадили в удобное кресло для посетителей. Вопреки ожиданиям, Евстигнеев не сел за стол, а расположился в таком же напротив.
Некоторое время сидели молча, откровенно изучая друг друга. Мне надоело быть овечкой и, набравшись наглости, я смотрела прямо, стараясь не спасовать и не отвести взор.
— Мария… Маша… Машенька… — насмотревшись вдоволь, начал мужчина. — Знаете, бывают такие ситуации, когда ты желаешь человеку добра, делаешь все для этого… а оно выходит из-под контроля, доставляя тому огромные неприятности.
Виталий Эдуардович замолчал. В памяти почему-то сразу всплыли мои попытки помочь Никите. Я хотела, как лучше, когда звонила Юре, а в результате, как и сказал сидящий напротив мужчина, все вышло из-под контроля — явился Медведь. В итоге — это зверское избиение…
Но откуда он может знать о моих мыслях и чувствах. Или речь не обо мне?
— Может быть, перейдем к делу? Насколько я знаю, вы очень занятой человек.
Ухмыльнулся. Сложил кисти домиком и поднес к губам. Он словно не знал, с чего начать. Мне, конечно же, с трудом в это верилось.
— Мария. Я был уверен, именно вы поймете меня, как никто другой. Вы ведь и сами оказались в похожем положении. Так стремились помочь… спасти… Потому я и пригласил вас. И можно сказать, вывел из-под удара, как никогда вовремя. Час назад пропал ваш уважаемый господин Мельников. На звонки не отвечает, сотовый не доступен, на работе его тоже нет. И, поверьте, я здесь совершенно не причем. Понимаете?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Глава 37
Туманов
— Где она? — раздалось от двери, и в кабинет, где я всего несколько минут назад остался в одиночестве, влетел Соколовский, которого я не видел, наверное, со дня побега. О ком он? Ах да, о своей сестрице любопытной, скорее всего.
— Откуда мне знать?
Бывшего друга ответ явно не удовлетворил. Он рванул ко мне и схватил за отвороты пиджака. Я не сопротивлялся пока, давая ему возможность спустить пар.
Я прекрасно знал, что ее брат будет возмущен, и был готов. Только вот совершенно не ждал, что им окажется Ник. Как так получилось? С моей стороны все просто. Он всегда называл сестру малышкой, мелкой, деткой… Машунькой… Она в моем воображении была ребенком. Я бы ни за что не подумал, что эта рыжая дерзкая девица и есть та самая малышка.
Другой вопрос, почему она ни разу не упомянула его имя или фамилию? А ведь одно то, что меня зовут, как и ее брата, должно было дать повод для подобного разговора. Но рыжая, словно специально молчала, словно знала о нашей дружбе…
Нет, не сразу, возможно, догадалась. Но потом, когда я ей все о себе рассказал, то точно. Только не пойму, какой в этом смысл. Для чего? Но и спрашивать у нее не собираюсь. Наверняка, есть какое-то глупое оправдание, и мне оно уже не интересно. Час назад я позвонил ей и приказал не лезть не в свое дело.
Однако не могу не признать — разговор дался сложнее, чем предполагал. Сначала просто выместил в жестоких словах те негативные эмоции, что терзали меня в течение месяца, выплевывал их, стараясь донести до нее смысл — мне ее жалкие подачки просто не нужны. Но дрожащий нежный голосок вынудил дрогнуть. Злость как будто испарилась. «Никита, я тебя люблю» так и вообще сбило дыхание и заставило сердце молотом застучать в висках.
Зачем? Зачем ей нужна была эта ложь? Ответа нет. Кроме одного. Но я как-то бессознательно пытался от него уклониться. А потом пришло беспокойство за нее. Нет, оно было изначально, но я внушал себе, что просто в бешенстве от ее любопытного носа в моих делах. На самом же деле интуитивно пытался уберечь.
Вот и рявкнул в трубку так, чтоб обиделась, чтоб потеряла всякое желание мне помогать, подставляя свою милую попку под удар. Если не послушает, рискует многим, а я не хочу этого. На самом деле мне совсем не безразлично, как я пытаюсь показать сейчас Соколовскому.
— Ты, мразь, она пропала именно тогда, когда тебя отпустили. Отвечай! Где Машка?
Меня выпустили всего час назад. Полтора часа назад я с ней разговаривал. Что могло случиться?
— Ник, успокойся. Не трогал я ее. Не видел с того дня, как меня закрыли, — объяснил спокойно, но в душе начало шевелиться волнение. Да нет, Соколовский просто параноик. После первой пропажи теперь беспокоится без повода. Я уверен, с ней все в порядке. — С чего ты вообще решил, что она пропала?
Он долго смотрел на меня, и из глаз постепенно уходило бешенство. Ну наконец-то, взял себя в руки.
— Подружки ее явились. Они должны были встретиться, но Машка не пришла. — Видимо, по моему озабоченному лицу Ник все же понял, что я не в курсе местоположения его сестры. — Телефон недоступен. В универ ходили, там сказали, что она давно уехала. Еще и Мельников пропал.
— Ты был в курсе, что она с ним работает? Почему не остановил? — Я сам узнал, что Маша Фокс — это моя Маша только сегодня, когда адвокат притащил пачку статей из журнала и распечатанных с разных сайтов. Андрей говорил, но без подробностей.
Ник шумно задышал, сжимая кулаки.