Самая грешная ночь - Аида Янг
Ричард вычеркнул меня из своей жизни. Ни разу не пытался напомнить о себе. Выйти на связь…
А я… не проходило ни единого дня, чтобы не думала о нём. Мечтала, что он найдёт меня… попросит вернуться обратно, но… реальность была иной.
Мэйсон, мой будущий муж, именно он сейчас смотрел на меня с нежностью и теплом. Проявлял заботу, поддерживал, а самое главное, принимал мою беременность так, будто ребёнок, которого я носила, был его.
В тот день, когда я ушла из поместья, и совсем не знала куда пойти, как справиться со своей болью. Именно Мэйсон стал моим спасением. Встретив меня на дороге, не задавая лишних вопросов, увёз в другой штат и по моей просьбе держал от родных в тайне наше местонахождение.
Мне требовалось время. Срок, за который я должна была возродиться из пепла. Собраться с силами, чтобы двигаться дальше.
Не хотелось видеть родных. Выслушивать неловкие вопросы, ловить на себе насмешки и презрительные взгляды соседей. Для всех я отныне являюсь девкой, в которую играли Фостеры. На мне стояло клеймо шлюхи, и ни один здравомыслящий мужчина не решился бы на мне жениться.
Но, Мэйсон не побоялся. Пошёл наперекор всем. Едва сделав мне предложение, заявил всем, что ребёнок его, и искренне радовался нашему союзу.
Я испытывала к нему безграничную благодарность. Относилась к нему с уважением и теплом, но прекрасно знала, что никогда его не полюблю.
Ричард, как бы я не старалась, не желал покидать моё сердце. Чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось справляться с ломками, которые испытывала вдали от него. Казалось, будто меня подсадили на иглу, жизнь без любимого была невыносимой и мучительной. Именно по этой причине я желала, как можно быстрее стать миссис Мэйсон. Пройти в точку невозврата, откуда пути назад уже не будет.
— Отдыхай, родная. Я буду неподалёку, — улыбнулся мужчина, с трепетом всматриваясь в мое лицо. — Поспи.
— Мэйсон, — позвала его, когда он находился уже у самой двери. — Я решила перед свадьбой проведать родных.
— Ты правильно поступаешь, милая. Прошло много времени. Они скучают и хотят тебя видеть.
— Да, — кивнула ему. — Я поеду к ним поговорю и… приглашу на нашу свадьбу, — произнесла, улыбаясь.
Поняла, что пришло время. Я должна была сделать это до свадьбы. Чтобы войти в новую жизнь с лёгкой душой и родительским благословением.
— Я предупрежу свою мать, что нас не будет некоторое время, — светился, как ребенок, Мэйсон.
— Нет, — остановила его. — Не нужно. Я поеду одна. Я должна это сделать сама, Мэйсон…
— Как пожелаешь, Эмма, — заметно погрустнел мой жених, но не выказал своего недовольства.
Впрочем, как и всегда. Это же тот Мэйсон, который любил меня, сколько я себя помнила. — Поезжай, я возьму на себя все приготовления к торжеству.
— Спасибо, милый, — произнесла я, впервые называя его подобным образом.
Это подействовало, как я и ожидала. Мужчина широко улыбнулся, радуясь, словно получил от Санты долгожданный подарок.
— Поспи, любимая, — сиял он, покидая комнату. — Поспи…
Я осталась, наконец, одна. Наедине со своими мыслями. И мне было совсем не до сна, ведь уже завтра, спустя столько времени, мне предстояло встретиться лицом к лицу со своим прошлым…
Глава 37
Родительский дом встретил меня напряжённо и с прохладцей. Отец смотрел мне в лицо, поджав губы. Братья — с усмешкой, а мама…
Она так и не вышла из своей комнаты, не желая общаться с непутевой дочерью, которая, по её мнению, вместо того чтобы вернуться домой, скрылась в неизвестном направлении. Ей всегда было сложно объяснить, что у других имеются собственные желания и принципы. На первом месте всегда была только она! Но я не была на неё в обиде. Я прекрасно знала, каково ей пришлось, когда все кругом узнали, что я находилась у Фостеров.
— Даже не проявите гостеприимство? — после затянувшейся паузы, печально спросила их, находясь в гостиной.
— Эмма, мы волновались за тебя всё это время, — хмуро проговорил отец, присаживаясь в кресло. — Тебе не следовало уезжать…
— Я понимаю, отец, — кивнула ему, поставив свою дорожную сумку на пол. — Но мне нужно было время, — добавила, усаживаясь напротив него.
— С чего сейчас вдруг пожаловала? — спросил меня Люк, старший из всех братьев. — Ты неплохо устроилась. Свадьба с Мэйсоном совсем скоро…
Значит, они знали, где я и с кем… Скорее всего это Мэйсон сообщил, больше было некому.
— Не знала, что мне закрыли путь в этот дом, — печально улыбнулась ему, понимая, что не такой встречи ждала от своей семьи.
— Ничего подобного, сестра, — произнес Джастин. — Это твой дом, и ты всегда здесь желанна, — приблизился ко мне и, взяв мою руку, присел рядом.
— Она опозорила нас, — взорвался Сэмуэль, смотря на отца. — Ты будешь и дальше делать вид, что ничего не случилось?
— Довольно, Сэм! — рявкнул глава семейства. — Эмма ни в чём не виновата.
— Отец, — всхлипнула я. — Прости… — извинилась, сама не зная за что, не в силах выносить в его глазах укор.
— Тебе не за что извиняться, дочка. Всё произошло не по твоей вине. Ты лишь стала заложницей своей красоты…
— Я не хотела. Клянусь, не хотела, чтобы так всё вышло, — не сдержала своих слез.
— Выскочила бы замуж за старика Джонсона, ничего не произошло, — не унимался Сэмуэль. — А теперь никто не желает иметь с нами дело. Мы на грани банкротства, и всё из-за тебя…
— Всё из-за Фостеров, — крикнул Джастин своему брату. — Эмма пострадала не меньше нас всех.
— Проклятые Фостеры, гореть им в аду… и в гробах переворачиваться… — процедил Люк, сжимая кулаки.
— Что? — вытерев слёзы, переспросила его. — Не надо так…
Что он несёт? Разве можно было так говорить о живых, даже если они сделали много плохого…
— А ты не знала? — хмыкнул Люк, смотря на меня. — Уже пять месяцев, как они гниют в земле… — с удовольствием добавил он.
Боже… Земля уходила из-под ног. Мир качнулся и стал сужаться, пока меня совсем не поглотила темнота.
— Эмма, — звал отец. — Открой глаза, девочка, — тряс меня, пытаясь привести в чувства.
— Это обморок. Обычное дело при беременности, — услышала голос матери, которая стояла совсем рядом. — Сейчас очнётся.
Открыв глаза, увидела перед собой её строгое, морщинистое лицо. Она смотрела на меня с неприкрытым пренебрежением, будто моё присутствие вызывало в ней отвращение. Но все же в её глазах читалась боль, которую она
