Только с тобой - Кира Фарди
Рядом с ним все время был Мишка. Он помогал и поддерживал, но чаще стоял молча рядом, и Илья всегда чувствовал локоть друга. Через несколько дней появился и Сергей, которого выписали из районной больницы.
Только через две недели Илья начал понемногу приходить в себя. Вынырнула из пучины горя и мама. Она бесцельно бродила по квартире, часто замирая на месте, и лишь необходимость ухаживать за свекровью, заставляла маму что-то делать. Бабушка еще не оправилась. Она не принимала тот факт, что сына больше нет. Часто заговаривалась, вспоминала детские смешные случаи и все время называла внука Антошечкой.
Приглашенный на дом врач сказал огорченной маме:
— Смиритесь, возраст. Признаки деменции нарастают быстро. Скоро у вас на руках останется маленький ребенок. Наберитесь терпения.
Илья смотрел на маму и переживал. Он видел ее потерянный взгляд, останавливавшийся то на одной, то на другой вещи отца, часто вечерами слышал, как она тихо плачет. Раз, обеспокоенный приглушенными рыданиями, он заглянул в щелку приоткрытой двери спальни родителей и увидел, как мама сидит с рубашкой отца, уткнувшись в нее лицом.
— Миш, что делать? — спросил он у друга. — Так она тоже с ума сойдет.
— Надо убрать вещи отца. Чем меньше они будут попадаться на глаза Наталье Егоровне, тем легче ей будет.
Совет друга оказался удачным. Несколько дней Илья с мамой разбирали вещи. Они вспоминали все светлые моменты, которые случились в их семье до этого проклятого дня. Пришла очередь кабинета. Илья, как пасьянс, сортировал фотографии, письма, документы, мама раскладывала их по коробкам.
— Илюша, смотри, твой почерк, — удивленно сказала мама, протянув ему белый листок, сложенный квадратом, как письмо.
Илья взглянул и похолодел: его письмо Оле. Откуда оно здесь? Неужели отец? Как?
— Старое письмо, — глухо ответил он, завалялось среди бумаг.
Илья встал и вышел на балкон, нужно было привести мысли в порядок, которые в панике метались в голове, как хомяки в клетке. Он смотрел вниз, на улицу. С высоты восьмого этажа шум улицы казался далеким и отстраненным.
«А если прыгнуть туда?» — появилась вдруг шальная мысль. Но он тут же отвернулся: не время сейчас для малодушия. Хотя… получить после гибели отца такой вот «привет» — верх предательства.
Стадия неприятия смерти сменилась злостью. Хотелось пойти на могилу и выкрикнуть, высказать отцу все, что накопилось в душе. Как можно было сломать сыну жизнь?
Даже если отец сделал это из лучших побуждений, Илья не мог ни понять это, ни принять. Ребенок не собственность родителей, а самостоятельная личность, человек. Тем более такой, как Илья. Он всегда поступал разумно и в ситуации с Олей обязательно нашел бы правильное решение. Получается, отец ему совсем не доверял?
Когда первые эмоции схлынули, Илья вспомнил, что в то время, когда он ездил в родной город Оли, отец был в командировке на Дальнем Востоке, откуда и привез фигурки из моржового уса. Илья прошел в кухню и встал напротив полки. На белой подставке красовалась собачья упряжка, которая везла нарды с сидевшим в них человеком. На второй пластинке лежал морж, охотник с копьем в руке целился в добычу. А вот и брелок в виде фигурки чукчи в национальном костюме. Илья взял его, покрутил, а потом размахнулся…
— Что ты делаешь? — раздался крик.
Мама бросилась к сыну и попыталась перехватить его кулак с зажатым в нем брелком. Дотянуться не смогла, так и дергала за локоть, чтобы отнять фигурку.
— Пусти, — сопротивлялся Илья. — Ненавижу его! Ненавижу!
Мать всем телом повисла на руку. Справиться с рослым сыном ей было не под силу, поэтому она умоляла:
— Сыночек, миленький, пожалуйста… не надо так… прошу!
Заметив в другой руке скомканное письмо, вырвала его и ушла в комнату, заплакав. Илья посмотрел на самого близкого человека и не выдержал, сдался. Короткий крик вырвался из горла. Он испуганно закрыл рот ладонью, слезы обожгли веки, покатились по щекам. Мама обернулась на возглас и бросилась к нему. Она прижалась щекой к груди сына, потянула к дивану. Потом крепко обняла его и стала постукивать по спине и покачиваться. И Илья тоже качался вместе с ней.
— Поплачь, сынок, поплачь, не держи в себе боль. На душе легче станет, поверь. Теперь сделанного не воротишь, нельзя повернуть время вспять.
Она с силой разжала его пальцы и забрала фигурку, на ладони остались глубокие, красные вмятины. Илья удивленно смотрел на них.
— Все, — наконец выдавил из себя. — Больше не буду.
— Если хочешь, возьми брелок на память, как талисман, но не разбивай его.
Мама протянула ему фигурку, Илья даже спрятал руки за спину.
— Не хочу.
— Может, расскажешь мне, что это за письмо?
— Не могу…
— Отца уже нет. Если это секрет, о котором я не знаю, он принесет только боль.
— Вот именно! Боль! — выкрикнул Илья и замолчал: зачем тревожить маму новой проблемой?
— Расскажи, тебе легче станет, — уговаривала мама. — А меня уже ничем удивить нельзя.
Илья сомневался, но чувствовал: если сейчас не прояснит ситуации, упустит что-то более важное. А вдруг мама в курсе отцовских дел? Он закрыл глаза, вспомнив, сколько раз слышал дома скандалы и видел слезы матери. Он и раньше понимал, что является их причиной, но из-за обиды на отца и детского упрямства делал вид, что его это не касается.
— Хорошо. Это письмо я оставил в почтовом ящике Олиной квартиры осенью того года, когда ездил ее разыскивать. Отец тогда время был в командировке. Как этот листочек оказался в его бумагах? — он демонстративно потряс посланием.
Мать медленно подняла на него глаза. В них было столько боли и горя, что Илья растерялся.
— Что ты хочешь сказать? Что отец, игнорируя деловую поездку, побывал на старом месте жительства? Зачем? Он так торопился уехать из того города, что не дал мне нормально собрать вещи. Даже мебель оставили новым жильцам.
— А ты не задумывалась, почему? Мы таскали стулья и диваны из квартиры в квартиру, а тут он их бросил. Нет, причина в другом, — Илья замолчал, не осмеливаясь продолжать. Он встал, походил по комнате, собираясь с мыслями, взял фигурку чукчи, покрутил ее и бросил на диван. Мама терпеливо ждала. — Я боюсь, что именно отец причастен к насилию над Олей.
Он наконец осмелился посмотреть на маму, увидел ее разом окаменевшее лицо и снова испугался. Но вот оно ожило, оттаяло.
— Сын, ты жестокий засранец, — тихо сказала она. — Откуда в тебе эти мысли? Это неправда, поверь! — голос мамы дрожал, вибрировал, готовый вот-вот сорваться. — Неужели из-за этой девушки ты так возненавидел
