Несовершенный (ЛП) - Уиллоу Винтерс
Глава 24
Мейсон
Ты пойман между тем, что хочешь иль что знаешь.
Отчаянно желая больше, получишь лишь удар в ответ.
Что ж делать то, что ж делать?
Когда слова разрушат мир, закроется тот рай, останется лишь ад.
Семнадцать. Я звонил ей семнадцать раз. Еще больнее осознавать, что она бросила меня не по той причине, по которой должна была. Я не смог сохранить ее только для себя, так как слишком сильно надавил на нее. Это моя гребаная ошибка.
Но я видел, что могу для нее сделать. Но что я могу ей дать?
И это заставило меня почувствовать… что-то другое. Чертову ненависть, которая закипает внутри меня.
Все должно было закончиться именно так. А чего, черт возьми, я ожидал? Я рассчитывал удержать ее. Чтобы она научилась меня любить. Чтобы между нами было все правильно.
Никакие рассуждения и логика не объясняют, почему я чувствую себя преданным и одиноким. Ни одно чертово объяснение не изменит ощущение, что ситуацию нужно исправлять. В моем стакане звенит лед. Я беру бутылку односолодового виски Macallan. Жидкость плещется в бутылке, когда я читаю этикетку, проводя пальцами по крышке.
Отец подарил мне эту бутылку, когда я основал компанию. Когда я сообщил, что собираюсь заняться собственным бизнесом, и при этом буду заниматься любимым делом. В тот день я так гордился собой. Мое дыхание учащается, и я крепче сжимаю бутылку.
Мне необходимо расслабиться. Скриплю зубами, чувствуя, как по телу пробегает тревожное напряжение.
Джулс должна была стать милым отвлечением; как чертовски иронично это звучит. Она оторвала меня от реальности, заставила почувствовать, будто у меня есть время. Словно у меня появился выбор.
Я бросаю крышку от бутылки на буфет, и, даже не понюхав, сразу наливаю виски в стакан.
Если бы мой отец был здесь, он устроил бы скандал из-за того, что я пью виски со льдом.
— Но этого ублюдка здесь нет, — усмехаюсь я себе под нос. — Никого.
Из-за последней мысли я чувствую пустоту в груди. Делаю большой глоток виски, и оно легко течет по горлу. Тепло растекается по моей груди, идя вниз живота. Я делаю еще один глоток, запрокидываю голову, а потом выпиваю до конца. Холодный лед касается моих губ, но боль так и не удается заглушить. С грохотом ставлю стакан, и жду, когда начнется действие спиртного.
Но это занимает слишком много времени. Я смотрю прямо перед собой на семейную фотографию, стоящую на буфете. Столовая, единственная комната в этом проклятом месте, где есть фотография хоть кого-то.
В остальной части дома вообще нет ничего личного. А что у меня вообще есть личного? Моя клюшка для лакросса и эта гребаная форма остались у родителей, и я уверен, их давно выбросили.
Снова наливаю виски в стакан, чувствуя, как мое дыхание замедляется, когда ощущаю действие спиртного, и вспоминаю день, когда впервые вошел сюда.
Я только купил новую одежду, мебель. Все новое. Этот дом стал началом моей профессиональной версии. В картонной коробке, которую я держал в руках, была лишь горстка компакт-дисков и несколько открыток от моего друга из Германии, с которым я познакомился в колледже. С тех пор мы потеряли связь.
Мой диплом находился в самом низу, хотя у меня не было никаких реальных причин хранить его.
Я делаю глоток, прислушиваясь к стуку льда о стекло. Вкус виски остается у меня на языке, и я прижимаю его к зубам, прежде чем проглотить жидкость. Все мои награды находятся в рамках и расположены вдоль стены в моем рабочем кабинете.
Мой взгляд возвращается к семейной фотографии, где нас трое. Я ни черта не похож на свою мать. Я — вылитая копия отца, который стоит между нами. У мамы мягкая улыбка, глаза блестят. Она была такой выразительной. У нее был тихий голос, но то, что она говорила, было невозможно игнорировать.
Она могла рассмешить всю комнату, заговорив только раз за весь вечер. Я выдыхаю, глядя на твердую руку отца на моем плече на фотографии.
Ему это в ней нравилось. Однажды он сказал мне, что она — идеальная жена. Это было до того, как он поймал ее на измене.
Интересно, любил ли тот мужчина, ради которого она рисковала своим браком, слушать ее разговоры? Интересно, поэтому она это сделала?
Я допиваю виски, отодвигаю старинное кресло у стола и опускаюсь в него, откинув голову на спинку.
Комната чертовски темная, с черными текстурированными обоями на самой длинной стене, остальные три — выкрашены в мягкий серый цвет. Я хотел, чтобы она выглядела мужской. Помню, как говорил об этом дизайнеру. Я сказал ей, что хочу, чтобы она отражала меня.
Справа, в центре комнаты, рядом с буфетом из темного красного дерева находится длинный газовый камин. С темно-черными кристаллами там, где горит пламя, и гладким мрамором вокруг. Еще больше черного. Даже светильник в комнате черный. Круглый маятник, удерживающий свет внутри.
Делаю глубокий вдох и втягиваю в рот кубик льда.
Это отражение меня.
Сердце огня, которое никогда не горит. Темное прошлое, имеющее значение только для одного момента времени.
Интересно, знала ли эта сучка-дизайнер, что делает?
Я пинаю ножку антикварного стула из резного обожжённого дерева, стоящего рядом. Темно-коричневая кожа кресел выглядит потертой.
Мне чертовски нравилась эта комната. Мне все в ней понравилось, как только я увидел ее. Единственное, что я добавил, — это серебряная рамка для фотографий, а затем я наполнил бар спиртным.
И слава богу, что я это сделал. Поднимаю стакан к фотографии, хотя он и пуст, если не считать льда.
— За тебя,
