Я тебя не отпускал (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

— Клюнула. Касим просит перенести аукцион на несколько дней.

— Ни в коем случае! Нельзя дать ему прикрыть брата. Пусть выбирает Армаш или золото.

— Он уже выбрал. Через несколько часов открываем торги. Заявка от него подана.

— Отлично. После торгов — «фас» налоговой, Московскому подразделению, открытый депутатский запрос с резонансной статьей от скандальных журналистов в серьезной столичной прессе. Пусть спросят откуда у мента столько денег.

Заплатит и налог, и штраф тоже. Со службы уволят… Разорять, так разорять!

Ваха смеётся.

— Злой ты, Демон.

— Это я только начал…

Глава 40. Черкасова

Быстренько бегу по коридорам больницы, я обещала сегодня на три часа отпустить Валю и посидеть с Марком. И уже опаздываю к назначенному времени.

— Злата Романовна! — окликает меня врач Марка.

— Ой! Извините, халат забыла надеть, да?

— За халат пусть Вас медсестры гоняют, я по другому поводу ругать буду, — нагоняет меня по больничному коридору.

— Что случилось?

— Ну зачем эти семейные войны? Зачем ребёнку лишний стресс? Договоритесь уж как-нибудь.

— О чём Вы?!

— Так вот же! — заводит меня за поворот коридора в секцию с платными палатами.

Врастаю в пол от неожиданности. Родион, полиция… Наша охрана. Заварушка какая-то.

Подбегаю ближе.

— Что происходит?!

— Это и мой брат, дорогая моя! — взмахивает каким-то листочком Родион.

За его спиной двое мужчин. Тоже охрана?

— Что происходит? — собравшись, разворачиваюсь к нашей охране.

Здесь обычно дежурят два парня у палаты, на всякий случай. Хотя Марк и лежит под другой фамилией.

— Родион Альбертович желает перевести мальчика в платную клинику. На основании расписки от матери.

— Свеженькая! — взмахивает Родион, ухмыляясь.

Наталья! Тварь такая…

— Это представитель социальной опеки, — гримасничает Родион, как Джокер. — Это — наш участковый. Все положенные законом инстанции присутствуют.

— Здесь лучшие специалисты по диагнозу Марка, — смотрю в глаза, Родиону. — В платных клиниках нет такой команды профессоров, которая может заниматься им согласованно.

— Это — ничего! — зло. — Мы с его родительницей решим этот вопрос.

— Ни черта вы не решите! Дай-ка… — протягиваю руку, требуя у него бумажку. — Что это?

— Пожалуйста! — протягивает мне.

Заверенная у нотариуса доверенность на сопровождение ребёнка.

— И если твоя охрана сейчас не отдаст мне брата. Мы заберём его силой.

— Зачем?!

Наклоняется, шепча мне на ухо.

— А вы меня бесите! Я хочу, чтобы вы страдали! И я либо отберу у тебя дочь, либо отберу Марка. Выбирай… — ехидно и с наслаждением.

У меня перехватывает дыхание от этой несправедливости и глумления над детьми. Перекрывает так, что немеет лицо.

Глядя в глаза всём по очереди, я в гробовой тишине рву эту бумажку на мелкие кусочки. Швыряю в морду Родиону.

— Вон отсюда, урод.

— Позвольте, милая… — недовольно начинает женщина в очках.

— Я Вам не милая. Только попробуйте хоть слово сказать, завтра Вас выгонят в шею с вашей опеки с волчьим билетом, — шиплю ей в лицо. — Даже если мне за это придётся выложить пару миллионов. Ясно?!

Разворачиваюсь к менту.

— Мой муж Вас порвёт! Даже не так. Он порвёт ваше начальство, а оно загрызет Вас.

— Не нужно угрожать, Злата Романовна. Мы действуем по закону, — прищуривается он.

Ах так?!

Тогда я против такого закона.

— По какому закону, простите?

— Черкасова Марка Альбертовича, согласно…

— Здесь таких нет, — холодно улыбаюсь я. — Здесь лежит другой ребёнок.

— Но как же…

— А вот так!

— Здесь действительно лежит Киреев Денис, — хмурясь вмешивается доктор. — Что вы себе вообще позволяете, в моём отделении. Я сейчас вызову наряд полиции.

Волков дал нам другие документы по просьбе Демида. Знает о ситуации лишь пара врачей. Наш лечащий и хирург-невролог. С ними пришлось честно обсуждать родовую генетику.

— Где же Марк Черкасов? — дёргает бровями Родион.

— Это Вы у его родителей полюбопытствуйте. Не могу знать! — поправляет очки доктор.

— Злата, но мы же приедем завтра. И будем решать вопрос другими методами, — угрожает Родион.

— Прочь отсюда, ничтожество! — фыркаю брезгливо. — У тебя никогда ничего не получалось. Не выйдет и это.

Переглянувшись уходят, а я обессиленно падаю на стул для охранников. Мне приносят воды.

— Павел Петрович! — поднимаю я взгляд на врача. — Что же делать? Им нельзя отдавать! Они не будут им заниматься! Ну Вы же всё понимаете…

— Мы можем не отдавать им ребенка до тех пор, пока они не докажут, что это Марк. А для этого матери придётся обратиться в суд, организовать экспертизу. Несколько дней у нас есть. Неделя-две, может, если они будут «поторапливать» процесс. А усиленная терапия у нас ещё на полтора месяца. Но и вы должны понимать, что если они докажут, то вы попадете под очень серьёзные статьи, начиная с похищения ребёнка. Ищите мать, договаривайтесь…

Да.

Любое сочувствие к Наталье из меня испаряется безвозвратно. Убила бы собственными руками!

— Может, Вам успокоительное, Злата Романовна? — считает мой пульс доктор.

— Нет. Мне бы озверина, — вспоминаю я детский мультик. — Нет у Вас озверина, Павел Петрович?

— Увы…

Распущенные волосы падают на лицо и мешают мне. Я резко перестаю себя чувствовать барышней. Мне б тот кнут из этого паршивого чемоданчика с игрушками. Иссекла бы!

Набираю Демида. Недоступен. Макса — тоже. Тишу — так же.

Отлично. Придётся мне самой.

Ищу телефон службы безопасности Демида. Он дал им инструкции внимательно относиться к любым моим звонкам.

— Здравствуйте, Злата Романовна!

— На телефоне Натальи Черкасовой есть какая-нибудь программа слежения?

— Оу… Ну, конечно. Она же член семьи.

— Срочно найдите мне, где она! И усильте охрану в больнице.

— У нас больше нет людей. Снять кого-то с особняка?

Там Варя… И, к сожалению, к ней Родион тоже имеет отношение и намерения.

— Нет. Наймите еще.

Звоню Регине, объясняю ей ситуацию. Советуюсь.

Захожу в палату. Перепуганная Валя качает на руках Марка. Головка ещё перебинтована. Он хныкает. Тереблю его пальчики, сжимает в кулачок.

— Валечка, прости… Не сегодня. Ты слышала?

— Ничего-ничего… Поезжайте. Я всё на завтра перенесу. Ужасные люди… А Марк сегодня с утра улыбался, когда я его кормила бананом и посмотрел мне в глаза.

— Правда?!

— Правда! Так что всё не зря.

Нет, нельзя позволить им всё загубить.

Через пару часов я подъезжаю с охраной по наводке службы безопасности.

Наталья в дорогой меховой шубки из соболя. Нетрезво оглядывая витрину дорого бутика, делает незаметно глоток из порционной бутылочки коньяка.

— В машину её ко мне посадите.

Охранники приводят Наталью, преодолевая её попытки сопротивляться, усаживают в машину.

Разворачиваюсь к ней, презрительно оглядывая с ног до головы.

Пьяная. Смотрит на меня как битая собака — боясь, пресмыкаясь и ненавидя, одновременно.

— А он мне угрожал… — жалобно шепчет она, видимо всё считая по моему взгляду. — Угрожал… А Марку же всё равно операцию уже сделали. А же всё подписала, что Демид привёз, — подобострастно.

— Чем же?

— Что? — облизывает алые потрескавшиеся губы.

— Чем угрожал?

— Больницей угрожал… психиатрической.

— Ты у меня, Наталья, сейчас сама в психиатрическую слёзно проситься будешь. Потому что я тебе такого роскошного варианта не предложу!

— За что?! — заламывает руки.

— За малодушие и предательство.

Мы останавливаемся у нотариуса, с которым работает Демид. Там ждет меня Регина.

— Один шанс тебе даю. Подпишешь всё, отпущу. Ну а нет… — сглатываю я. — Увезёт тебя моя охрана завтра же в чудесное место — Теберка. Кладбище китов, кораблей и жизни. Самый север Карелии за полярным кругом! Там триста жителей, двести — бабки, сто — алкаши. Десять месяцев в году — минусовая. Работы нет, больницы нет, школы нет, в единственном магазине — хлеб и туалетная бумага. Увезут без документов и денег. В драной курточке и валенках. Выбраться оттуда ты не сможешь. Будешь давать всем за еду и водку. Сопьёшься. И права на опеку мне будет делить не с кем. И бумажки для Родиона тоже будет выписывать некому. Поняла мою мысль?