За семью замками. Снаружи (СИ) - Акулова Мария
Не резко и не агрессивно.
Каждый раз глубоко, уверенно, в одном темпе. Так, что она будто идет по канату. Зачем-то идет, когда упади с него — быстрее захлебнулась бы в удовольствии. Но падать сразу действительно не хочется. На канате тоже хорошо.
Там ещё чувствуются его губа — чаще всего на её губах, но иногда сьезжающие на щеку, кусающие скулу (если она непроизвольно поворачивает голову) или подбородок — когда пытается запрокинуть.
Там ещё слышны её тихие стоны и его тяжелое дыхание, а ещё пусть редкие, но такие сладкие слова…
— Хорошо тебе?
Там он задает вопросы, а Агата только и может, что кивать, не желая пропустить ни секунду, ни намек на ощущение, когда он понемногу начинает ускорять движения и меняет угол проникновений. Совсем чуть-чуть, но для неё как-то по-особенному ощутимо…
На канате удерживаться становится сложнее. Да и желание делать это — всё меньше.
Хочется только то ли раскрыться сильнее, то ли наизнанку вывернуться. Хочется, чтобы он одновременно продолжал двигаться, целовать и тереться своей грудью о ее чувствительную до боли, втягивать его язык, смешивать слюну и дыхание, переходить от стонов к хныкам, терять терпение, шептать:
— Ещё… Пожалуйста… Очень хочу тебя…
Так, будто он не в ней.
Будто они сейчас не ближе некуда.
И пусть Агата сама не знает, о чем просит, но Костя как-то угадывает, а может просто чувствует, но с тем, как постепенно увеличивается амплитуда и сила движений, она становится все ближе к оргазму, который зарождается и начинает накатывать волнами синхронно с тем, как Костя раз за разом оказывается в ней.
Агата выгибается, испуская стыдный долгий стон, жмурится, до боли впиваясь в его кожу, чувствует сокращения внутри и вспышки счастья по всему телу. Неповторимое ощущение. По-особенному фееричное вот сейчас…
— Жива? — слышит вопрос с усмешкой, находит его взгляд, тянется к щеке, гладит, как бы благодаря… Облизывает пересохшие губы, позволяет в них же поцеловать…
— Спасибо. Я тебя обожаю…
Будь она в своем уме и трезвой памяти — смолчала бы. Но сейчас не смогла. Ей было слишком хорошо. Она слишком сильно об этом мечтала и слишком этого ждала. Костя же снова хмыкнул, прижался губами к её щеке, рот открыл, чтобы потом больно пройтись по коже зубами, шевелясь внизу, внезапно будто продлевая оргазм, который вроде как уже пережит…
— Кончать ты обожаешь, врушка.
И поверх нежности, слабости, сладости и легкости Костя добавляет желание смеяться, но это сложно сделать, потому что он — не волонтер, и без своего удовольствия с неё уже не слезет.
Сам забрасывает женское бедро еще выше, держит вес, чтобы не давить, отрывается от лица Агаты, но не взглядом. Взгляд наоборот фиксирует. Снова движется, но уже быстрее. Явно испытывая нетерпение, но все же стараясь себя контролировать… Скользит по её телу ладонью, сжимает грудь, снова тянется к лицу, накрывает губы…
Агата знает, что ему сейчас безумно хочется отпустить себя абсолютно. Оттрахать без оглядки на положение и собственные страхи что-то там нарушить. Но он расставляет приоритеты. И осторожничает.
Поэтому его путь длиннее. Поэтому вряд ли будет так же ярко, как бывало в их абсолютно бесшабашный период, но ей невыносимо хочется ему помочь.
Она подается навстречу, она снова разжигается, она подставляет тело, снова стонет и улыбается, потому что ей это нравится, а когда Костя протакливает язык между ее губами, делая три последних — уже неконтролируемых движение, до боли сжимая грудь, с какой-то неповторимой триумфальной благодарностью впитывает всё — его низкий стон в висок на выдохе, ощущение затвердевших мышц под пальцами и пульсирующее выплески спермы внутри.
Глава 18
Прижиматься ухом к груди Кости после секса — одно из любимых занятий Агаты. Больше она, пожалуй, действительно любила разве что кончать… Ну и самого Костю. Но второе — спорно.
Потому что он ведь — говнюк. Но когда гладит по плечу, когда изворачивается, чтобы поцеловать — в макушку или нос, когда говорит что-то язвительно-сладкое, Агате кажется, что он — самый лучший.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И ночь эту она смело готовилась записать в череду лучших.
Так ждала её, представляла, как всё будет, а получилось лучше, потому что в реальности, а не мечтах.
И Косте тоже понравилось. Об этом и спрашивать не надо было. Когда он доволен — это проявляется.
Целует. Гладит. Говорит там что-то. Добреет. Хороший такой сразу. И хочется всем телом вжаться в него, обнять руками и ногами. Зацеловать. Залюбить. Разорваться на счастливых хомяков.
Они вместе приняли быстрый душ. Вернулись в спальню, плюхнулись, сплелись, лежали…
— Спишь? — Костя спросил, Агата еле-еле мотнула головой, держа глаза закрытыми.
Честно говоря, она почти настроилась спать. Еще несколько минут поглаживаний и его тепла — занырнет. Но если у него имеется альтернатива — она готова рассмотреть.
Прилагая усилия, запрокинула голову, распахнула глаза. Встретилась с Костиным взглядом. Внимательным, острым, но не пугающим. У него правда хорошее настроение. Он просто настолько доволен, что не против её сожрать. Именно это и читается во взгляде.
Костя снова склонился, приближаясь своими губами к её. Улыбался. Агата тоже. Когда между их лицами осталось несколько сантиметров и Костя притормозил, Агата приоткрыла рот…
Его усмешка стала еще более очевидной, но он не прижался. К глазам скользнул, снова ко рту…
И тут уж Агата использовала тяжелую артиллерию. Тихое томное «ммм» сделало свое дело.
Их губы встретились. Костя прижал Агату спиной к матрасу, сам сверху навис, углубил поцелуй, снова начал шарить по голому телу. Забросил бедро Агаты себе на бок, оглаживал его — бедро… От губ оторвался, посмотрел на лицо, потом ниже — на потяжелевшую грудь, живот… Прижался ртом к ключице, пошел поцелуями по шее, заставляя Агату запрокинуть голову…
Она же чувствовала касания губ и пальцев, вынужденно глядя в потолок, закусывая щеку, чтобы не улыбаться, как придурошная. А может, чтобы как придурошная не расплакаться. Потому что её любимый Костя — он же такой. Никогда не жадничал в ласках. Никогда не давал усомниться, что она — желанная. И это всегда было для неё так важно. Так бесценно. Но она ни разу об этом ему не говорила.
— Ты еще хочешь? — Агата спросила тихо, когда Костя выцеловывал уже лицо, а сама она гладила его от висков по волосам.
Своего самого любимого в мире бесстыжего Котика.
Который слышит вопрос, отрывается, смотрит секунду, потом давит подбородком на подбородок, после — прижимается лбом ко лбу.
— Я всегда тебя ещё хочу. Трахаю — и уже ещё хочу.
И говорит чистую правду, которая отзывается жаром внизу живота. И пусть Агате казалось, что на больше, чем разок, она сегодня не способна, но, судя по всему…
Девушка приподнялась на локтях, ощущая, как мужские пальцы скользят по внутренней стороне её бедра, а чувствительные соски упираются в кожу Кости…
Закрыла на секунду глаза, сглатывая, осознавая, что ей снова влажно, а Костя снова чувствует её готовность… Водит не спеша, ждет, пока она начнет подаваться бедрами навстречу… И Агата готова, но так она точно сразу же уснет, а хочется успеть.
Поэтому тянется к мужским губам, втягивает его язык, чувствуя, что два пальца снова ныряют в неё, а большой массирует сверху…
И это безумно приятно. Просто безумно. Поэтому по-особенному сложно прижаться ладонью к его плечу, как бы отталкивая…
Этот жест явно удивил Костю. Потому что ему-то казалось, что всё вроде как хорошо.
Но он послушно замер, прекратив движения, глянул вопросительно, кивнул, молчаливо спрашивая.
Агата же ответила отчего-то вдруг неуверенной улыбкой.
Прошлась пальцами по мужской груди вниз, снова обхватила ожидаемо твердый и ко всему готовый член. Скользнула по длине, насколько могла.
Потянулась к Костиным губам, он, конечно же, поцеловал, продолжая держать ладонь на лобке, но уже не лаская. Будто ожидая полного понимания, чего хочет она.