Что такое любовь? (СИ) - Burdina Lera

— Добрый вечер, Алан Германович. Сегодня Дима здесь сидит не очень долго, часа полтора. Но вот на протяжении всей этой недели… каждый день сюда приходит. Я уже устал работать четыре смены подряд, потому что третий бармен подхватил простуду, ну а Стрельцов — сами видите.

— Нда, дела. Спасибо, Игорь, — поблагодарил подчинённого Шеллер и перевёл взгляд обратно на нас. — Вот так и уезжай домой в другой город, чтобы решить кое-какие проблемы. Ни на секунду вас оставить нельзя!

— А я-то тут причём?! — искренне удивился Шевченко, вскидывая брови и возмущённо сопя.

— Ты тоже не без греха, знаешь ли, — усмехнулся Алан. — Что я увидел, стоило мне вернуться? Один друг превратился в начинающего алкаша, а второго из лап местных авторитетов пришлось вытаскивать. Какого черта ты вообще туда полез?!

— Я, между прочим, помогал Гордею! И ты мне ещё спасибо должен сказать, потому что я видел, как ты смотрел на сестричку Кати! Понравилась, да?

— Нет. Девушки с шилом в заднице и языком, который следует вымыть с мылом, явно не в моём вкусе. А сейчас хватит об этом, бери эту пьянь с одной стороны, а я с другой, и потащили его в моей кабинет. Надо что-то делать с ним, пока он окончательно в царство зелёного змия не скатился, — приказал Шеллер и, оставив приличную купюру на поверхности барной стойки, помог мне подняться. — Определённо, Игорю стоит выписать премию!

Как мы поднимались на третий этаж, оборудованный специально для рабочего персонала и кабинетов, отдельная тема. Ноги не слушались, голова кружилась и все попытки взять себя в руки оборачивались провалом. Меня качало из стороны в сторону, словно бы я находился на палубе корабля, а за бортом бушевало море.

Ребятам пришлось хорошо постараться, прежде чем мы наконец дошли до кабинета и расселись по креслам. Тяжело вздохнув, я прикрыл глаза, но от этого было только хуже. Если раньше, сидя за барной стойкой и поглощая один бокал алкоголя за другим, я не замечал, что мне становится плохо, то сейчас это состояние накрывало с головой.

— Ну что, пьянь, готов рассказать, что у тебя произошло? — издевательски протянул Серёга, и его смех донёсся до меня как из под толщи воды. Я пытался побороть не только головокружение, но и подступающую тошноту.

— Подожди, Шевченко, нужно его "реанимировать", — смешок Алана заставил и меня слабо улыбнуться. Говорить ничего не хотелось, но это и понятно: желудок давал знать о себе всё сильнее и сильнее.

Где-то загремели стеклянные стаканы, потом раздался звук открывшейся дверцы шкафа, открылась бутылка, судя по всему, с минералкой и полилась вода в стакан. Даже с закрытыми глазами я неплохо ориентировался в пространстве благодаря тому, что уже много лет работаю здесь барменом, да и в целом в отсутствие Алана заведую клубом, потому что открывали мы его вдвоём.

— Пей, — меня аккуратно взяли за плечо и в руку ткнулся холодный стакан.

— Что это? — хрипло прозвучал мой голос, стоило открыть рот.

— "Живительная влага". Думаю, тебе понравится, — голос Алана прозвучал с нотками сарказма, но делать было нечего.

Сделал глоток, затем ещё один. Напиток вкусный, но что-то там такое было, от чего становилось немного неприятно. Холодная минералка с добавлением лимона и ещё чего-то, трудно понять, когда сидишь с закрытыми глазами и пытаешься совладать с приступами тошноты.

— Что ты туда добавил? — поинтересовался, стоило допить и отдать стакан обратно. Поморщился, так как тошнота накатила с новой силой.

— Лимон и активированный уголь. Ничего страшного в этом нет, но тебе лучше сейчас пройти в уборную. Тошнит, да? Сейчас всё пройдёт, хех.

— Настоящий зверь, — сказал и в следующую секунду, зажимая рот, поспешил в сторону туалетов. Специальные помещения для персонала как раз были на третьем этаже.

Действительно, выпив этот напиток и распрощавшись с содержимым своего желудка, мне стало лучше, но все еще покачивало из стороны в сторону. Умывшись холодной водой, я посмотрел в висевшее на стене зеркало. Да-а, ну и видок у меня сейчас… что-то я раскис в последнее время, не дело это. Надо завязывать с алкоголем, определённо.

— Полегчало? — стоило вернуться обратно в кабинет, как из-за своего рабочего стола, восседая в мягком кресле, поинтересовался Алан. С последней нашей встречи друг совсем не изменился, в отличие от меня. Ну а Серёга… это Серёга. Всегда весёлый, всегда с улыбкой на лице и готовый постебать окружающих.

— Да, спасибо, — опускаясь на своё сидение, кивнул.

— Ну а теперь рассказывай, что у тебя стряслось. Не мог же ты просто так взять и решить набраться, я тебя прекрасно знаю, Стрельцов.

— Вот именно, — поддакнул Шевченко и мы с Аланом, не сговариваясь, посмотрели на общего приятеля со снисхождением. Сколько бы времени не прошло, а Серёга не меняется.

— Знаешь, Алан, порой у меня складывается такое ощущение, что не я старше, а ты. Вот мне двадцать пять лет, а такое чувство, что я подросток, у которого бушуют гормоны и он не в состоянии справиться с собой…

— Ты прекрасно знаешь, Дима, что мне пришлось рано повзрослеть. И два года разницы между нами, в сущности, ничего не меняют. Можно быть старым и так и остаться глупым, а можно быть уже подростком, как ты выразился, но при этом здраво мыслить. Давно уже пора понять, что возраст не играет особой роли, если человек знает, чего он хочет добиться от себя и своей жизни. Но к чему эти твои разглагольствования о возрасте? Или это алкоголь ещё не выветрился из твоей головы?

— Возраст здесь не причём, но вот поступки… Один такой мой поступок испортил жизнь не только одному очень хорошему человеку, но и мне. Я поступил как самый настоящий придурок и сомневаюсь, что уже можно что-то исправить, — разглядывая свои ладони, чтобы не встречаться с друзьями взглядом, я пытался набраться сил, чтобы признаться.

— И что же такого непоправимого ты сделал? — вкрадчиво спросил Алан, подаваясь мне навстречу. — Я уже много раз тебе пытался донести, что нельзя исправить только смерть, а остальное всё поправимо. Я говорю тебе не просто так, потому что где-то услышал эти слова, а потому, что сам столкнулся с подобным.

— Наши действия кажутся нам пустяковыми лишь только после того, как оказываются позади, но когда мы проживаем их — всё выглядит как катастрофа, — произнёс, наконец, сталкиваясь взглядами с Аланом. — Всё дело в Але. Я просто такой дурак…

— Стоп, — вклинился в наш разговор Сергей, до этого молча слушавший нас. — Дело в Але? Той самой Але, которая была на квесте?

— Да, именно в ней, — кивнул, соглашаясь.

— Ха, я так и знал, что у вас что-то будет! — потирая ладони, как заправский сводник, воскликнул Шевченко. — Между вами так и летали искры!

— В том-то и дело, что ничего между нами нет!

— Как это? Если всё касается её напрямую, то я вообще уже ничего не понимаю. Объясни нормально! — нахмурился уже Серёга.

— Я и пытаюсь объяснить. Просто кто-то мне постоянно мешает. Так вот, недавно Алевтина призналась мне в своих чувствах, а я, тогда думая, что поступаю правильно, сказал, что это не взаимно и я воспринимаю её как сестрёнку, как лучшего друга и что между нами ничего серьёзного быть не может. А сказал я всё это потому, что боялся, да и сейчас, если честно, боюсь всё разрушить.

— Но ты её любишь, верно? — внимательно выслушав, уточнил Алан.

— Да, — ответил уверенно. В своих чувствах я уже не сомневался.

— Тогда я вообще не вижу проблемы и повода для того, чтобы заморачиваться.

— Что? — удивился я, не понимая, к чему клонит лучший друг.

— Ты говорил с ней после того, как отверг её чувства? — вместо ответа поинтересовался Шеллер, а Сергей, совсем уже ничего не понимающий, переводил взгляд с меня на Алана и так по кругу.

— Да, говорил. Аля была предельно вежливой, отстранённой и, как мне показалось, не держала на меня обиды.

— Это женщина, мой друг. А от них можно ожидать всё, что угодно, — нагло ухмыльнулся Шевченко, и я покачал головой.