Сон длиной в зиму (СИ) - Либрем Альма

— Нет, ну что ты? — пожала плечами Зоя. — У нас всё отлично.

Только они не виделись уже неделю. И не по инициативе Орловского.

Зоя не знала, что ей делать. Она месяц была такой счастливой, не задумывалась ни о чём плохом… До того момента, пока Леся каким-то чудом не озвучила все её переживания.

Теперь Зоя, признаться, с трудом представляла, как она будет смотреть в глаза Богдану, если всё время в голове крутится, что она "временная". И что её бросят точно так же, как бросали всех предшественниц, кто б они ни были. И сколько б их ни было. Продержалась месяц? Молодец. Три? Умница какая. Но сон длиной в зиму заканчивается, и пора прощаться.

Орловский об этом будто не задумывался даже, но теперь Зоя боялась: а что, если он заранее всё продумал. Принял для себя решение, в котором её мнение и вовсе не будет учитываться. Скажет двадцать девятого числа, что зима и так им дала на один день больше, чем следовало.

Он ведь просил её думать головой! Но Зоя не могла, ей хотелось настоящей любви, страсти, ей хотелось найти в его объятиях утешение, правда? Так кого, если не себя саму, следует во всём этом винить? Её ведь все предупреждали!

— Зоя, ты часами сидишь в этой работе, — промолвила мама, осторожно касаясь её плеча. — Не отводишь глаз от компьютера. Всё, что тебе интересно — это лабораторные, лабораторные, лабораторные… А до этого ты буквально порхала, даже не особенно задумывалась по поводу учёбы. Всё это для тебя не имело значения. Что я должна думать? Зоя, он тебя обидел? Что он тебе наговорил? Что сделал?

Вспомнилось, как целовал, как прижимал к себе, шептал на ухо какие-то бессмысленные, стандартные для влюблённых фразы, и она таяла в его руках, чувствуя себя единственной и неповторимой, а не очередной птичкой, попавшей в его силки. Может быть, у него все девушки имели такие прозвища? Ассоциативное мышление, ну а что? Сойка, курочка, синичка…

— Ты всегда можешь со мной поделиться.

Только вот, что самое паршивое, его не в чем винить. Он и слова кривого ей не сказал. Ничем не обидел. Относился к ней хорошо, даже идеально, никогда ни на чём не настаивал. Но зима ещё не закончилась, а когда закончится, то что тогда делать?

Зоя ненавидела неопределённость.

— Мам, всё хорошо, — покачала головой девушка. — Правда. Я чувствую себя отлично, в отношениях у меня всё хорошо. Я бы даже сказала, просто идеально.

— Зоя…

— Всё правда отлично.

— Хочешь совет?

Зоя повернулась к матери.

Она терпеть не могла советы. Всегда трудно примерить на себя ситуацию, в которой находится другой человек, понять, действительно ли дельным окажется совет. Мама ничего толком не знала о том, что между ними с Богданом происходила. Не знала, насколько всё было понарошку, понятия не имела, что при этом всё так далеко зашло…

— Давай, — тем не менее, улыбнулась Зоя, вдруг почувствовав, что становится прежней, не способной отказать маме ни в чём. По крайней мере, не в такой ерунде, как попытка дать хороший совет.

Елена Леонидовна не спешила говорить. Она выдержала достаточно долгую паузу, словно оправдывая знаменитое правило Джулии Ламберт*, потом нехотя, будто выталкивая из себя болезненные, опасные фразы, произнесла:

— Если ты чего-нибудь боишься, Зоечка, постарайся стать хозяйкой ситуации.

— О чём ты?

— Ты же знаешь, я не лучший пример того, как надо выстраивать отношения, — прошептала мама. — Но, по крайней мере, никто не смог меня унизить. Превратить меня в рабыню собственных чувств, бегающей за мужчиной в попытке урвать ещё несколько дней того, что прежде считалось счастьем. Если всё подходит к концу, Зоя, лучше уйти первой. Я не знаю, такое ли время сейчас, но рано или поздно оно настанет. Это слишком редкая удача — чтобы первая любовь была единственной и всегда счастливой.

Мама умолкла, сморгнула выступившие на глазах слёзы, улыбнулась, словно таким образом пыталась подбодрить дочь, поднялась, поправила покрывало на кровати, желая таким образом скрыть все следы своего пребывания здесь, и тихонько вышла.

Было слышно, как она переодевалась в соседней комнате, как оттуда пошла на кухню — что-то сразу же зашипело, наверное, мама собиралась что-то жарить. Зоя ничего не ела с самого утра, аппетита не было, и как-то вяло подумала, что перед Еленой Леонидовной-то наверняка придётся разыгрывать хотя бы малейшее желание поужинать.

Иначе мама точно потащит её по врачам, мало ли в чём ещё заподозрит…

Но это ещё не сейчас.

Зоя попыталась сосредоточиться на лабораторной работе, но буквы, как назло, разлетались в разные стороны из-под пальцев. Она путалась в смешной, бесполезной информации, которую вынуждена была усвоить и запомнить. Подумала, что и вправду поступает глупо и неправдоподобно, закрывая семестр ещё до того, как тот хотя бы дойдёт до середины, но ведь…

Но ведь лабораторные были такой хорошей отговоркой.

Работать не удавалось совершенно. Сколько б Зоя ни пыталась притвориться увлеченной делом, она никак не могла избавиться от ощущения, что работа специально пытается от неё ускользнуть, а все эти тексты заданий нарочно придумывали такими абсурдными, чтобы она не могла с интересом нырнуть в интернет, выискивая какие-то подсказки и ключи к решению, собирая по мелким кусочкам чужие предложения в единое своё.

И как нарочно, стоило хоть немного вникнуть, зазвонил мобильный телефон. Зоя в последние дни завела привычку не брать трубку, когда звонил Богдан, а потом в мессенджере просить прощения за то, что не смогла — слишком занята была. Но сегодня…

Мама говорила, что первая любовь редко бывает счастливой. Один-единственный — это, наверное, слишком детская, слишком розовая мечта, да и она так плохо знала Богдана, когда начинала эти смешные отношения понарошку.

Надо уходить первой. Надо действовать решительно, разрывать, чтобы потом не выдрали эту любовь из её сердца жестокими словами.

По крайней мере, винить потом будет некого.

Зоя заставила себя взять трубку.

— Привет, — промолвила она, стараясь говорить как можно мягче.

— Привет, — отозвался Богдан. — Ну наконец-то. Я уж думал, снежная королева, что ты окончательно заморозилась из-за своих бесконечных лабораторных?

— Ой, да, — хихикнула Зоя, чувствуя себя редкостной дурочкой. — Я что-то как-то слишком увлеклась делом… Ты что-нибудь хотел?

— Ну, как бы да, — фыркнул Богдан. — Встретиться, для начала. Я тебя уже целую неделю не видел, ты всё скрываешься за своей учебой.

— Ну так до этого я три недели была твоя, пора б подтянуть хвосты, — Зоя закусила губу, пытаясь отрезвить себя хотя бы этой локальной, несильной болью. — Встретиться? А когда?

— Ну, когда ты можешь?

— Да в принципе…

Девушка замялась. Назначить дату самой?

— В субботу получится?

Зоя щёлкнула мышкой в правом нижнем углу экрана, раскрывая календарь, и взглянула на дату — двадцать девятое февраля, — так, словно та была её персональным врагом.

— Да, в субботу получится, — кивнула она, сглатывая ком в горле. — Во сколько?

— А во сколько тебе удобно?

— В обед где-то, — ответила Зоя. — У меня потом… дела, — никаких дел не было, но она хотела, чтобы это всё не растягивалось надолго.

— Хорошо, где?

— Просто… Зайди за мной, — попросила Зоя. — В час дня. Наберешь, я спущусь, чтобы с мамой не сталкиваться. Будет удобно?

— Конечно, — ответил Богдан.

— Хорошо. А теперь извини, мне надо работать… до субботы.

— До субботы, — как-то печально отозвался парень.

Зоя усмехнулась.

Её ждал последний день зимы.

*Сомерсет Моэм, "Театр".

Глава девятнадцатая

29 февраля, 2020 год

Богдан должен был позвонить ей, когда придёт — они договорились так, чтобы не заставлять никого мерзнуть под подъездом, — но Зоя выбежала на улицу сама, кутаясь в тёплое пальто. Минус семь, кажется, рекордные для этой зимы, такой себе последний её аккорд… Если посмотреть, можно и не поверить, что именно в этот день пора прерывать зимнюю сказку и вступать в март совершенно свободной. Даже если эта свобода и даром-то не нужна.