Он мой кошмар (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"

— Есенька.

— Мам, — вздрагиваю, развернувшись к лестнице.

Мама преодолевает пролет и ставит сумки на лестничную клетку.

— Давай помогу, — забираю у нее пакет, — ты чего туда наскладывала вообще? — приподнимаю пакет-майку над полом, прикидывая, сколько килограммов она протащила.

— Да у нас ревизия была, кое-что списали. Мы по домам и разобрали.

— Просрочка?

Понимаю, что мое лицо приобретает брезгливый вид, и стараюсь как можно быстрее взять себя в руки.

— Сроки вот-вот выйдут. Но можно…

— Я поняла, — натянуто улыбаюсь. Скорее всего, в недопросрочке ничего плохого. Но так паршиво осознавать, что на ужин у тебя будут списанные по срокам годности котлеты… Особенно когда тебе приходилось общаться с другими людьми и видеть своими глазами, как они живут. С такими, как Бережная и Панкратов.

— Так, я сегодня в ночную выйду, подработаю. Девчонок Алинка заберет, ее Пашенька все равно в командировку уехал.

— Хорошо.

— А ты что, с ними не поедешь?

— Мне нужно начинать курсовик. Поэтому останусь дома.

— Ладно.

— А где папашка?

Вешаю ключи на гвоздик у двери сразу, как мы попадаем в квартиру.

— К отцу своему уехал.

— Надолго?

— Не говорил.

— Ясно.

Тащу пакет к холодильнику, а сама мысленно радуюсь, что отец свалил. Да, скорее всего, ненадолго, но даже эта новость может сильно обрадовать, особенно в контексте недавно произошедших событий.

Пока я вожусь с пакетами, мама ставит чайник и успевает переодеться в домашний халат. Такой полумахровый, темно-синий, с огромными рисунками белых лебедей и какой-то странной абстракцией.

— Доченька, ты присядь. Нам поговорить нужно.

— Мам, давай в другой раз…

— Есь, скоро близняшки из школы придут. Да и вижу я, что ты меня избегаешь. Я не знаю, что на меня нашло той ночью… Папаша наш какую-то чушь мне в голову вбил, да и соседки добавили. Мол, Лидка не уследила за дочкой, за просто так на машинах дорогущих не привозят. А я… я просто испугалась. Столько всего было, я просто думать боялась, что это правда.

— А я думала, ты меня знаешь.

— Я и знаю, милая, знаю… Прости, если сможешь. Я не имела права так поступать. Да и вообще, это твоя жизнь. Но я так за тебя переживаю. Этот мальчик… он же… Есь…

— Поиграет и бросит? — киваю и улыбаюсь как набитая дура. Тошно. Так тошно, ведь я и сама об этом думаю. За руку его держу, а в голове… это ненадолго.

— У него вон машина, деньги… а мы…

— А мы пустое место. Я уже запомнила за девятнадцать лет, у меня это от зубов отскакивает, мама. Что мы бедные, нет у нас ничего и ничего нам не светит. Говорить потише нужно, вдруг кто услышит. Не высовываться лишний раз, внимания к себе не привлекать… А ты не думала, может, у меня любовь? Я, может быть, влюбилась? Да, не в Саньку вот из соседнего подъезда. Но разве я не имею права, мама?

Чувствую, что перехожу на крик. Щеки становятся влажными. Голос дрожит.

Мать смотрит на меня с сожалением. Она всю жизнь так смотрит. С жалостью какой-то. От которой кровь в венах стынет и взвыть хочется.

— Доченька, я…

— Ты, мама! Ты! Ты хочешь, чтобы я жила так, как это делаешь ты? С мужиком, который меня ни во что не ставит, кучей детей, которых одевать иногда не на что. Ты мне такой жизни желаешь? А если я вдруг выбрала кого-то другого, то сразу путана? Сразу в койку к нему за деньги прыгаю? Так, получается?! Ведь соседи-то лучше знают, чем я, твоя родная дочь!

— Доченька, я же… я же просто хотела…

— Что ты хотела? Соседей послушать? Алкаша этого? Так слушай, мама, слушай дальше. А Андрей, между прочим, нормальный парень. Хороший.

— Еська, — мама опускается на рядом стоящий стул, — прости, слышишь? Прости ты меня, дуру. Я же просто боюсь за тебя. Так боюсь…

— Ладно, проехали. Я не родитель и чувств твоих в полной мере понять не могу… Может, в чем-то ты и права. Давай просто закроем эту тему. Раз и навсегда.

— Давай, — мама робко улыбается и часто кивает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Чай? — смотрю на выключившийся чайник.

— Давай, я тут шоколадку купила.

Пака мама идет в коридор, чтобы достать из сумки шоколад, разливаю кипяченую воду по чашкам и бросаю в них чайные пакетики.

Конечно, после такого эмоционального всплеска разговор не клеится. Я сижу, покачивая под столом ногой, и постоянно смотрю на часы. Хочу сбежать, закрыться в своей комнате и хоть немного прийти в себя после произошедшего. Я наговорила лишнего, того, что просто не имела права молоть своим длинным языком. Какой бы ни была моя мать, я люблю ее. И вести себя подобным образом — это просто по-свински.

— А тот мальчик, который приходил поздравить тебя с днем рождения, Женя, кажется…

— Мы не встречались. Я ему нравлюсь, а он мне… Ну, он хороший друг. Был.

— Почему был?

— Они друзья с Андреем.

— Твоим парнем?

— Да.

— Ситуация…

— Паршивая, — издаю истеричный смешок.

— Все наладится. Не переживай хотя бы из-за этого.

— Надеюсь.

— А твой Андрей, он кто?

— Он учится у нас в универе, на четвертом курсе.

— А его родители…

Мама поджимает губы, и я машинально делаю то же самое.

— Его родители, — из легких выбивается тяжелый вздох, — его отец — наш… мэр.

Мама роняет ложечку, которой до этого размешивала чай. Озвученная мной информация ей явно не по душе.

— Ну, — задумчиво осматривает кухню, — может быть, нам наконец-то заделают яму возле дома, — она смеется.

Я понимаю, что в этих словах нет никакого дурацкого подтекста. Она в растерянности и пытается хоть немного разрядить обстановку.

— Представляешь, мы сегодня катались на колесе обозрения. Вдвоем. Его запустили ради нас, — не знаю, зачем это говорю. Просто хочу поделиться с ней хоть чем-то. Что бы между нами ни происходило, мне это важно. Мне очень важно знать, что она меня поддержит.

— Здорово. Не хочешь пригласить его в гости?

Мама снова осматривает нашу кухню, чуть дольше задерживая взгляд на потрескавшейся дверце шкафчика, висящего над раковиной, и нервно теребит ручку чашки пальцами.

— Хотя, наверное, пока не стоит.

— Наверное. У меня там курсовик…

— Конечно, иди занимайся.

Уходя, бросаю на маму мимолетный взгляд и закрываюсь у себя. Шпингалетом щелкаю по привычке. Терпеть не могу, когда близняшки вваливаются в мою комнату без приглашения.

Часов до семи сижу за ноутбуком. Составляю план будущей курсовой работы, ищу материал на просторах сети. За сорок минут до этого заезжает Алинка и забирает девчонок к себе.

Мама уходит около восьми. Выползаю из своего убежища, чтобы ее проводить.

Когда дверь захлопывается, я в двойном объеме ощущаю какое-то опустошение. Оно преследует меня весь сегодняшний день и, кажется, именно сейчас достигает пика.

Завариваю себе еще кружку чая и разогреваю в микроволновке вчерашнюю тушеную картошку. Пока ковыряюсь вилкой в тарелке, в горле начинает жечь. Глотать неприятно. Нос тоже постепенно закладывает. Видимо, сказывается сегодняшнее катание на колесе без шапки.

Нахожу в аптечке пару пакетиков противопростудного средства и растворяю в кружке этот лекарственно-лимонный коктейль. Осушив емкость, промываю нос и без сил падаю на кровать. Состояние с каждой минутой становится все паршивее. Не мешало бы померить температуру, но сил доползти до аптечки, чтобы взять градусник, нет.

Пару минут смотрю в потолок, а потом на телефон приходит сообщение.

Провожу пальцем по экрану, снимая блокировку, а губы сами вырисовывают на лице улыбку.

«Занята?»

Вроде одно слово, а на душе становится как-то теплее. Андрей написал именно в тот момент, когда я плохо себя почувствовала. Знаю, что все это глупости и мои придумки… Но ведь это приятно — обманывать себя такой банальщиной, будто он меня чувствует…

«Нет. Но, кажется, заболела. Надо мерить температуру, но вставать с кровати лень».