Наследник для чужого мужа (СИ) - Шайлина Ирина
Поцелуй прервался. Стоим, смотрим друг на друга, шумно дышим. Молчим, потому что сказать нечего, по крайней мере я придумать слов не могу.
— Неправильно, — наконец говорю я. — Неправильно…
И ругаю себя за эти слова. Юрка отходит на шаг, задевая табурет, потом бьёт кулаком в стену. Так бьёт, что штукатурка сыплется мелкой пылью, а на побелке остаются неряшливые пятна его крови. Ну вот, костяшки разбил. Он выходит на улицу, я боюсь того, что он сейчас уедет, так ничего и не сказав, и этот поцелуй останется в моей памяти просто случайным, пусть и невероятным эпизодом. А я хочу помнить его как чудо. Единичное, от этого вдвойне ценное.
Пёс, который обычно носится так, словно ему в задницу вечный двигатель затолкали, сейчас притих, смотрит на меня внимательно, как будто понимает все.
— Только не обвиняй меня, пожалуйста, — прошу я у собаки. — Это было лишь раз. Да, не оправдание… но я не хочу оправдываться.
Ребёнок в животе порхнул бабочкой, подтверждая мои слова, а пёс только вздохнул устало, говоря — если что, сама виновата будешь… ну и ладно, буду. Я прижала пальцы к губам, и снова подумала — Юра меня поцеловал. Господи, меня поцеловал… муж моей сестры, отец ребёнка, которого я ношу в животе, отец моего племянника… Я знаю, что этот поцелуй никогда не повторится, и безумно жалею, что просто стояла парализованной испуганной дурочкой, не осмелившейся даже его коснуться…
И Юрка ушёл. Значит, в этом тоже я виновата… но потом, буквально через несколько секунд в приоткрытую дверь залетает запах сигаретного дыма. Радуюсь по детски, не ушёл, курит… Иду за ним. Он сидит на крыльце, ожидаемо, курит. Присаживаюсь на ступени рядом с ним.
— Может неправильно, — наконец говорит он, и я благодарна ему за эти слова, за любые вообще слова, после того, как случилось непоправимое, только бы не уехал молча. — Но это было нужно. Я не жалею, поняла? Просто… запуталось все ещё больше. Прости.
Я киваю — отчего бы не понять. И прощаю, да. Касаюсь его руки. И правда, сбиты костяшки… покраснели, из двух сочится кровь, но не сильно, лишь кожу испачкала, очертив её красной, запутанной сеткой. А потом чуть склоняюсь, и целую ссадину. Едва касаюсь губами. Затем облизываю их и чувствую вкус его крови. И радуюсь тому, что чувствую… Я не почувствовала нашего первого поцелуя, только шум набатом в голове, а кровь чувствую. И запомню этот вкус, унесу его с собой.
— Отвези меня домой, — прошу я. — Сколько уже можно прятаться…
Юрка встаёт и подаёт мне руку, о которую я с удовольствием опираюсь. Мы собираем вещи, шутим, делая вид, что ничего не случилось, пёс с лаем бегает между нами, с удовольствием «помогая» в сборах. Вещей у меня не так много, зато много варенья, которое я тоже тащу в город, оставив несколько баночек для хозяев. В городе раздарю, тем же соседям… Кому-нибудь.
Уезжать с дачи, которая прятала меня целых две недели страшно и грустно. Здесь так спокойной было. Куджо тоже запрыгивает в машину с большой неохотой, приклеивается к стеклу чёрной кнопкой носа и явно грустит.
— Не грусти, — прошу я, пока Юрка не слышит. Боюсь он не поймёт того, что я так активно беседу с псом. — Я с тобой в парке буду гулять каждый день.
Куджо вздыхает — не верит. Я сажусь в машину, а Юра тем временем выносит из дома последнюю сумку, забрасывает её в багажник. Автомобиль медленно трогается, выворачивает на присыпанную гравием дорогу. Вдоль неё идёт моя недолгая соседка с дочкой. Ритка. С ней тоже прощаться не хочется, она внесла краски в мою серую жизнь. Девочка поворачивается и машет мне рукой. Я машу в ответ и искренне надеюсь, что мы ещё встретимся. В этой жизни у меня слишком мало привязанностей, чтобы так легко их отпускать.
Телефон у Юрки зазвонил когда мы были уже в городе. Я напряглась — наверняка Юля. Накатила волна обжигающего стыда, я целовала её мужа… Да я мечтала об этом поцелуе двенадцать лет, но совсем не оправдание, согласитесь…
— Наташка рожает, — коротко сообщил Юра. — Сейчас тебя отвезу и сразу к ней, у неё это дело быстро.
— Хорошо.
За Наталью я была рада, хотя и чувствовала немножко зависти, ведь она уже рожает здорового, и совершенно своего ребёнка. А тот, что во мне прячется болен и не мой… Прощание с Юрой вышло торопливым и скомканным, но так даже лучше. То, что я вспомнила наконец о своей сестре меня здорово отрезвило. Юлька там мучается в неведении, а я… я плохая.
— Я позвоню, — пообещал Юра. — Сразу, как мелкий родится. И приеду, наверное.
— Не нужно, не приезжай сегодня.
Юра посмотрел на меня так внимательно, что я вынуждена была отвести взгляд. Вот она, расплата за поцелуй, которого я даже не прочувствовала — теперь в наших отношениях всегда будет неловкость и недосказанность. Мы оба знаем, что это неправильно, но случившееся не вычеркнуть… И плевать на все, не хочу вычёркивать.
Квартира была пустой и пыльной, словно тут десятилетиями никого не было, а не каких-то четырнадцать дней. Куджо настороженно приподняв острые уши обнюхивался, тоже не доверял заброшенному жилью. Я опустилась в кресло, прижала руки к маленькому пока животу. Всё, что удавалось гнать от себя на даче накатило разом. Все страхи мои, а тут ещё и поцелуй… И наверное не приедет Юра, больше никогда не приедет, он же тоже знает, насколько неправильно… Я разревелась и ревела с упоением не меньше получаса, а затем милостиво позволила Куджо себя утешить.
Чтобы отогнать мысли и слезы включила пылесос. Всё ждала. Может зазвонит телефон, и Юрка расскажет про маленького племянника. Может Игорь придёт, мы же столько с ним не виделись, с моим нечаянным товарищем, соседом по совместительству. Но нет, гул пылесоса единственный звук, что нарушает тишину моей крошечной квартирки.
Я устала, но боюсь останавливаться. Пока хожу, делаю что-то, можно притворяться, что все хорошо. Сяду — опять разревусь. Не нужно было бежать с дачи, хоть два дня ещё, до результатов… так, не думаем — работаем. Тяжёлое мне поднимать нельзя, поэтому пол я мою аккуратно отжимая тряпку над ванной, даже не мою — протираю пыль при помощи швабры.
Куджо уселся возле своей миски, я покормила его, и вспомнила о себе — в животе уже урчало, а во мне только жидкий кофе с утренней кашей, да пустая вода. Продукты Юра привёз, он никогда не забывал о важных мелочах. Я обжарила куриную отбивную, приготовила овощи в микроволновке. Ем. Вроде вкусно, а отвлечешься от сосредоточенного пережевывания пищи и еда мгновенно кажется картонной. А когда я расправилась с третью порции к горлу подкатила давно уже забытая тошнота, резкая, нежданная… До унитаза я не добежала. Стою в коридоре, на недавно отмытым и теперь заблеванным полом и снова слезы лезут. Ну как так? И сил нет совершенно, словно эта квартира их высосала. Вот так бы и села, рядом с отвратительным пятном на полу и не вставала бы больше никогда.
Но вечер уже скоро, проснулся малыш, толкнулся, напоминая о себе, возвращая к жизни. Я со вздохом вторично отмыла пол, подавляя новые спазмы, затем устало дошла до душа. Разделась. На белье ярко красное пятно, а ведь не было больше, только после самой процедуры немного. Принимаю душ, наклеиваю на трусы ежедневку и мучаюсь постоянным желанием проверить нет ли на ней новых капель крови. Ожидание и страх убивают.
— Не могу так больше, — признаюсь собаке. — Я так устала, так устала….
Куджо скулит, в ладонь тычется, а у меня никаких сил. Я решила не двигаться. Малыш внутри притих, и я не шевелюсь. Я инкубатор, мать вашу, идеальный инкубатор. Если с этим ребёнком что-то случится, то точно не по моей вине.
Минуты паники остались позади, я успокоилась, вспомнила об аптечке, лежащей рядом на столике, выпила две таблетки спазмолитика. Вот, я сделала все, что смогла… Через час заглянула в ванную. На белоснежно чистой прокладке лишь одна алая капля. Одна только, хотя казалось… Всё будет хорошо.
Настроения печь пироги явно не было, зато у меня была тьма варенья, одну баночку я и взяла. Пойду к Игорю. Напьюсь чаю, поговорю о чем-нибудь совсем неважном, о чем угодно, только бы не думать ежеминутно о ребенке, что в моем животе, о его отце. Игоря дома не было, я в сотый раз пожалела, что у меня нет его телефона, я вообще со скрипом делилась своим номером и также неохотно брала чужие.
