Здесь я устанавливаю правила (СИ) - Бальс Лора
— Ты восхитительна, — искренне произнёс Феликс и добавил, в свою очередь мысленно переключившись на формальную сторону вопроса: — Но выбиваешься из образа. Глядя на тебя сейчас, сложно представить, что ты способна томно мурлыкать и называть стареющего любовника котиком.
— Да ладно! — нисколько не огорчившись, хмыкнула Инга. — Все подумают, что ты обрядил меня по своему вкусу, и только! И ты вовсе ещё не стареющий… Ми-илый, зацени мой новый лук, — показательно прощебетала она, покрутившись вокруг собственной оси. — Стилист сказал, это кульно, ты будешь в отпаде! Тебе правда нравится?
Он расхохотался, даже не стараясь сдержаться.
— Ты чудо! Откуда ты нахваталась таких выражений? — с неподдельным интересом полюбопытствовал Феликс.
— Ты забыл, что я росла совсем не в семье интеллигентов-профессоров? — развеселилась Инга. — И потом воспитывалась не в институте благородных девиц. У нас в универе как только не разговаривают! Убедительно получилось?
— Более чем, — согласился он.
Стоило признать, что другой взгляд, другая улыбка и другой поворот головы полностью меняли образ. Теперь Инга походила вовсе не на истинную леди, а на модель, которая пытается её изобразить. Первый облик она показала только ему, а для отыгрывания выбрала нечто более простое и всем понятное.
— Но ты что-то слишком развеселилась, — не смог не отметить Феликс. — Инга, ты ведь отдаёшь себе отчёт, что мы затеваем не детский утренник?
Её бросающаяся в глаза беззаботность несколько пугала, и он даже в очередной раз пожалел, что согласился на эту авантюру. Однако Инга тут же стала серьёзной.
— Не беспокойся, — подойдя ближе и понизив голос, так что если бы кто-то сейчас показался в холле, всё равно не услышал бы ни слова, уверила она. — Это тоже не совсем по-настоящему. Проще справляться со страхом, когда делаешь вид, что совсем его не испытываешь — вот и всё. Но я прекрасно понимаю всю серьёзность ситуации, и не собираюсь проявлять беспечность или лезть на рожон в непонятных ситуациях. На этот счёт можешь быть спокоен.
Вскоре он убедился, что Инга всерьёз оказалась намерена следовать данному слову. Как полагается примерной спутнице, она держала его под руку и не отходила ни на шаг. И даже когда они уже сидели в зрительном зале и Феликс вдруг решил поменяться с ней местами, чтобы по другую сторону от девушки оказалась интеллигентного вида пожилая дама, а не молодой мужчина, не вызывающий своим видом никакого доверия, Инга не возразила. Правда, глаза закатила, показывая, что думает о такой предосторожности, больше похожей на паранойю, но спорить не стала.
А потом подняли занавес, и Инга, похоже, забыла обо всём на свете. Феликс был уверен, что она прекрасно помнит сюжет и знает, чем закончит злосчастный тщеславный Макбет и его жестокая супруга. И Шекспира наверняка читала, и, насколько он понял, на всех операх Верди уже бывала. Однако сейчас она смотрела на сцену так, словно впервые узнавала эту историю. Взволнованно сжимала руки, безмолвно шевелила губами, мысленно исполняя партии вместе с актёрами, а в особенно драматичные моменты, кажется, едва не забывала дышать.
Поначалу Феликс ещё старался честно сосредоточиться на сцене, но потом мысленно махнул на это рукой и окончательно переключился на более занимательное с его точки зрения зрелище. Инга подалась вперёд и сидела почти на самом краю кресла, совсем не соприкасаясь со спинкой. Ему открывался ещё один плюс выбранного девушкой платья — вырез на спине. Не настолько глубокий, чтобы выглядеть вызывающим, но удачно разбавляющий первое впечатление о строгости наряда.
Он не собирался отвлекать Ингу от спектакля, но ближе к концу всё-таки не выдержал. Сначала просто положил руку ей между лопаток, туда, где заканчивался плотный серый шёлк и открывалась нежная бархатистая кожа. Инга бросила на него мимолётный вопросительный взгляд, но ничего не сказала и не откинулась на кресле, чтобы воспрепятствовать его порыву. Уже смелее провёл ладонью вдоль позвоночника, очертил контуры лопаток и, по-прежнему не встретив возражений, продолжил выводить хаотичные узоры.
Инга сначала напряжённо выпрямилась, натянулась, как струна, но, поняв, что он не переступает границы дозволенного и продолжает ласкать только обнажённый участок спины, успокоилась. Кажется, снова полностью сосредоточилась на происходящем на сцене и уже не обращала внимания на ненавязчивые поглаживания.
Однако как бы её ни увлекло представление, первые сказанные слова, когда они вышли из театра, были совсем о другом:
— Думаешь, за нами следили?
— Следили? — мелькнувшее удивление быстро сменилось настороженностью. — С чего ты взяла? Что-то показалось подозрительным?
— Нет, но… Иначе зачем ты… — она вдруг смутилась, замолчала, не договорив фразу, а потом посмотрела с неподдельным укором. — Ты ведь обещал!
— Инга, я не говорил, что стану притворяться джентльменом до мозга костей. Обещал только не делать ничего, что тебе не понравится. Тебе было неприятно?
Вопрос явно застал её врасплох. Свойственная Инге прямота не позволяла соврать и ответить утвердительно, но и признавать обратное она не торопилась.
— Какая разница? — неуклюже постаралась она замять тему. — Ты выходишь за рамки оговорённых условий! Это…
— Что? — весело улыбнулся он, уверенно приобняв спутницу за талию — сейчас, когда вокруг беспорядочно толпился расходящийся из театра народ, она не могла ничего возразить на эту вольность. — Нарушение договора, которое повлечёт за собой штрафные санкции? Ты сама замечала, что когда волнуешься, начинаешь говорить слишком официально?
Заметив подогнанную водителем машину, Инга вздохнула с нескрываемым облегчением и, едва устроившись на сидении, повторила попытку перевести разговор.
— Ты не любишь оперу? Мне показалось, тебе было скучно.
— Ничего страшного, — предупредительным светским тоном уверил он и вполголоса добавил: — Я ведь нашёл себе занятие по вкусу.
Инга одарила его очередным укоризненным взглядом и отодвинулась подальше к окну. Она явно чувствовала себя неловко перед водителем. Феликс ощутил укол совести. А может, это был голос здравого смысла — не стоило слишком её дразнить, а не то снова замкнётся, перестанет доверять. Она ведь не флиртует и не набивает себе цену — смущается всерьёз и всерьёз не намерена переводить отношения из деловой плоскости в более приятную. Но как же сложно разыгрывать с ней влюблённых, а на самом деле сдерживаться!
— Вокальные партии хороши, — снова заговорил он, на этот раз решив действительно последовать заданной Ингой теме. — Но не могу назвать себя ценителем трагедий. Ты никогда не задумывалась, что в любой из них герои в большинстве могли бы остаться живы, если бы думали головой, прежде чем что-то сделать?
— Чета Макбет пострадала из-за тщеславия и жадности, а не из-за глупости, — возразила Инга, охотно вступая в дискуссию. — У них не хватило благородства, а вовсе не ума.
— Неправильно оценивать собственные силы — это тоже одно из проявлений глупости, — поделился Феликс размышлением. — Не можешь — не берись. А благородство — черта условная. Кто остаётся в победителях, тот и объявит себя и честным, и благородным, и прочим добром во плоти. Разве не так всегда делается?
— Нет! — Инга уверенно покачала головой. — Тот, у кого нет ничего, кроме силы и жадности, изначально не способен победить… По крайней мере, побеждать раз за разом. Любой человек притягивает то, что сам несёт другим.
— Ты серьёзно в это веришь?
Высказанная ею мысль царапнула. Не то чтобы неприятно, но поспорить захотелось. Или просто глубже обдумать.
— Верю, — искренне ответила Инга. — А ты разве нет? Хотя бы в глубине души? Если по-честному, разве ты, когда проявляешь заботу о людях, делаешь это только для того, чтобы заручиться их преданностью? И ничего больше?
— Ты сейчас хочешь сказать, что я несмотря ни на что — хороший человек? Или хочу им быть?
Инга помолчала. Машина мягко затормозила перед сияющим огнями рестораном, но он не тронулся с места — хотел услышать ответ.
