Мария Воронова - Уютная душа
— Вот как ты заговорила! А с какой это радости я должен был идти в армию?
— С такой, что ты военнообязанный и тебе пришла повестка.
— Я, опытный врач, известный ученый, должен был ехать в Чечню, по-твоему?
— Колдунов тоже опытный врач…
— Твой любимый Колдунов учился в Военно-медицинской академии! — Борис не дал ей договорить. — Там обучают таких деревенских идиотов, как он. Для них это — единственный шанс выбиться в люди.
Таня расстроилась. Грустно сознавать, что ты замужем за человеком, убежденным, что он выше и лучше других. Из этого убеждения произрастают такие пороки, как трусость, жестокость и жадность.
— Между прочим, я тоже из деревни. Но, думаю, преуспела бы в жизни, если бы ты не уговорил меня бросить учебу. Мы говорим не о карьере, Боря. Кому-то подходит армейская служба, кому-то — нет, но ты мужчина. Почему вместо тебя рисковать жизнью должен был кто-то другой?
— Да ты совсем сбрендила! На романтику потянуло? Увидела смазливую рожу, россказней тупых наслушалась и сопли распустила! Жизнью я должен был рисковать, надо же! Добрая, однако, у меня жена, любящая! Посылает мужа на бойню, и ради чего? Чтобы наша родимая верхушка бабок наварила на чеченской нефти и торговле оружием?
— Да согласна я, что эта война была преступлением! Но вместо тебя пошел воевать другой человек! Чем ты был лучше его?
— Знаешь, сидя тут на кухне за кофе с плюшками, каждый может рассуждать о героизме! Тоже мне, родина-мать зовет!
…На следующий день Таня записалась в медицинский отряд МЧС. Если случится война или стихийное бедствие, ее вызовут для работы в очаге поражения.
В штабе обрадовались пополнению и обещали ближе к лету отправить Таню на сборы, чтобы научить ориентироваться в экстремальной обстановке.
Миллер вошел в операционную, радостно предвкушая встречу с Таней. Но вместо нее возле операционного стола колдовала Ирина Анатольевна.
— Вы? — невежливо удивился он. — А Татьяна где?
— Вот так и знала, что первым делом вы про нее спросите, — сварливо ответила Ирина Анатольевна, гремя крышкой бикса. — Осмелюсь доложить, что ваша фаворитка сидит сейчас в сестринской с температурой тридцать восемь и воспалением в области лопатки. Она, видите ли, всерьез приняла сообщение о диспансеризации сотрудников.
Миллер хотел было бежать в сестринскую, но понял, что не успеет: анестезиолог уже держал наготове ларингоскоп.
На диспансеризацию мог повестись только такой бесхитростный человек, как Таня!..
Все сотрудники клиники должны были раз в полгода делать флюорографию, сдавать анализы на гепатиты, ВИЧ и сифилис и проходить плановые прививки. Медики старались избежать диспансеризации, как только могли. Обычно удавалось договориться с рентгенологом, чтобы он поставил липовый штамп о прохождении флюорографии, а с анализами поступали и того проще. Хватали самого молодого и здорового доктора — обычно это оказывался Чесноков — и, нацедив с него крови, разливали по пробиркам с фамилиями всех врачей.
А история с прививками всегда напоминала единоборство ковбоев в салуне Дикого Запада: оба держат друг друга на мушке, побеждает тот, у кого нервы крепче. Санврач звонил непривитым, вызывал на беседы, стращал лишением премий, увольнением и прочими карами, но тут главное было не сломаться. Если психика непривитого доктора оказывалась устойчивой, то в конце концов санврач ставил в журнале фальшивую отметку о прививке, ну а если нет… Он радостно потирал руки, а жертва диспансеризации валялась дома с температурой и болями в спине.
Миллер машинально обработал операционное поле и, взяв в руки скальпель, заставил себя сосредоточиться на операции.
— Конечно, после нее никто не сможет вам угодить, — ядовито произнесла Ирина Анатольевна, — поэтому я не стала подвергать девочек риску быть облаянными и пришла к вам сама, хотя давно уже этого не делала. Надеюсь, мой тридцатилетний опыт заставит вас воздержаться от замечаний.
— Я прекрасно знаю, что вы чрезвычайно компетентная сестра, — буркнул Миллер, осторожно принимая у Ирины Анатольевны дефицитный шарик воска.
Кости черепа сильно кровоточат, и единственный способ остановить кровотечение — залепить воском просвет сосуда.
— Что бы вы ни говорили, признайтесь, что Таня благотворно влияет на меня, — сказал Дмитрий Дмитриевич, ограничивая операционное поле. — Раньше вы ни за что не стали бы разговаривать со мной так, как сейчас, просто побоялись бы. Наверное, чувствуете, что благодаря ей я стал похож на человека.
Ирина Анатольевна фыркнула:
— Да вы и раньше были похожи на человека. Просто других людей не любили.
Миллер зашил кожу и, предоставив Ирине Анатольевне накладывать повязку, со всех ног помчался в сестринскую, даже не подумав, как это выглядит со стороны.
Таня неестественно прямо сидела на диване и пила чай, держа кружку в левой руке.
— Как же это вас угораздило? — Он присел перед ней на корточки. — Зачем вас понесло на эту идиотскую прививку?
— А как же? Меня бы к работе иначе не допустили.
— Кто вам внушил такую чушь?
— Но у нас в тюремной больнице нечего было и мечтать выйти на работу без допуска от врача.
Миллер в ужасе посмотрел на нее. Господи, она работала в тюремной больнице, среди зеков! Там, где воздух кишмя кишит туберкулезными палочками. Где содержатся воры и убийцы, психопаты, которым может прийти в голову все, что угодно! Неужели ее муж разрешил ей там работать?
Будь Таня его женой, Миллер скорее бы умер, чем позволил ей переступить порог тюремной больницы! Наверное, она недавно вышла замуж, и муж настоял, чтобы она сменила работу, вот она и появилась в клинике. Нет, не сходится, она сказала, что замужем давно…
— Как вы себя чувствуете? Я могу вам помочь?
Таня вдруг рассмеялась:
— Хорошо, что у вас нет при себе апельсинов или банки малинового варенья, а то я могла бы заподозрить неладное.
— Таня…
Он взял у нее кружку и поставил на стол. Еще секунда, и он поцеловал бы ее, но тут в сестринскую вошла Ирина Анатольевна.
Скользнув равнодушным взглядом по коленопреклоненному Миллеру и покрасневшей Тане, старшая медсестра надела поверх хирургической робы парадный халат и закурила любимый «Беломор».
— Ну как ты? — спросила она. — Температура спала?
Миллер не удержался, потрогал Танин лоб и отрапортовал, что нет, не спала.
— Знаешь, жаропонижающие тебе давать не хочется, иммунитет портить. Ты бы полежала пока, а вечерком Чесноков тебя домой отвезет.
— Я не могу лежать, — хихикнула Таня.
