Терри Макмиллан - Дела житейские
— Потому что со мной все совсем скверно.
— Ты хочешь уйти?
— Ты прекрасно знаешь, что не хочу.
— Ну так зачем к этому возвращаться?
— Ну, мне просто совестно и надоело чувствовать себя не то младенцем, не то бездельником. Я не привык жить на халяву, дорогая.
— Я знаю, что ты не бездельник, и нечего из-за этого так переживать. Бывает ведь, что все из рук вон плохо, а потом все вдруг образуется, разве не так?
— Не знаю. Хотелось бы тебе верить.
— Но я и вправду надеюсь, что скоро все образуется.
— А если нет?
— Я верю в тебя, Фрэнклин.
— Но мне-то каково — чувствовать себя полным ничтожеством!
— Послушай, Фрэнклин. — Зора отложила книгу. — Пока у тебя не опустились руки, я буду терпеть. Я люблю тебя и готова быть с тобой, пока ты не сдашься. Все не так плохо.
Она обняла меня. Провались все пропадом, как же она хороша! Когда женщина вот так обнимает тебя — это лучше всего на свете, а Зора иногда делает то, что мне нужно больше всего. Я так напрягся, что на этот раз непременно все выплеснул бы, но мне не хотелось ее мучить.
— Как насчет поджаренного тостика с сыром? — спросил я.
— С помидором?
— Если хочешь, бэби.
— Ты же сам знаешь, чего я хочу, — сказала она, подмигнув мне.
Боже, как же я люблю эту женщину! Черт меня побери, если она не будет гордиться мной!
Я хотел было выбраться на волю, чтобы пойти на кухню, но она обеими руками ухватилась за мою игрушку, а уж что-что, а с ним она умеет обращаться. Разве кто-нибудь может лучше нее взять его, погладить и пососать так, как надо. Но только сейчас, клянусь Богом, лучше бы ей этого не делать и не наседать так на него.
— Не надо, дорогая. Тарзан притомился. Он трудился весь день.
Она поцеловала его в головку.
— Клянусь, еще на один танец его хватит. — И она откинулась на подушку.
Зора уверена, что она хитрее лисы. Но она — или редкостная актриса, или просто не понимает, как мне сейчас тошно. Я-то знаю, что ее банковские счета на нулях, а ведь эти деньги она откладывала для аренды студии, не говоря уже о прочем. Конечно, и так ясно, все это делается не сразу — надо оплатить студию, подкинуть деньжат музыкантам; словом, чтобы сделать настоящую пластинку, только и успевай раскошеливаться. Это еще касается только наличных. И вот эти бабки утекли — и все это из-за меня. Она уже вышла за лимиты по двум кредитным карточкам — я случайно об этом узнал. Как-то вечером, когда нам стало здесь невмоготу, она вдруг взорвалась.
— Да провались все пропадом, пойдем-ка, Фрэнклин, куда-нибудь обедать. — И она сняла все с одного из счетов. У меня-то этих кредитных карточек отродясь не бывало. Но признаюсь, самое гнусное, когда за тебя платит твоя баба.
У нее есть еще два банковских счета, но в этот месяц чек за квартиру не оплатили; пришлось ей выписать чек на себя и снять деньги с другого счета, чтобы как-то выкрутиться. А вчера утром я слышал, как она звонила папаше и просила взаймы. Она думала, что я сплю. Видно, он согласился.
А я лежал в постели и чувствовал себя последним подонком. Валяюсь тут в ее квартире, а она просит денег у отца. От такого свихнуться можно!
Я чуть не сжег сэндвичи; как всегда, одно к одному. Но я все равно их притащил ей. Она отложила свою книжку, посмотрела на сэндвичи и принялась хохотать.
— Подгорелые они еще лучше, — промямлил я и присел на краешек кровати.
— Знаешь, Фрэнклин, я вот все думаю…
— Бог мой! Когда ты начинаешь думать, надо быть начеку, — ответил я.
— Я серьезно.
— Весь внимание. — Я закурил сигарету. Мне было ясно как день, что лучше не слушать. Терпеть не могу, когда кто-то думает за меня или говорит, что мне надо делать.
— Тебе когда-нибудь приходило в голову попытать счастья на какой-нибудь другой работе?
— Какой, например?
— Ну, я не знаю. — Зора встала с кровати и подошла к окну.
Плохи мои дела!
— Все, что я умею, бэби, это работать на стройках.
— Но ведь это не так, Фрэнклин, тебе это хорошо известно. Ты все умеешь: собирать, строить. Почему бы тебе не поместить объявления в какой-нибудь местной газете и не отпечатать рекламки?
— Что?
— Ты же слышал. Ничего такого здесь нет. Кто знает, вдруг получится.
— Почему бы тебе, Зора, просто и ясно не сказать мне, чтоб я валил отсюда?
— А я не хочу, чтобы ты валил, Фрэнклин. Я просто предлагаю подумать о других возможностях.
— О'кэй. Если тебе от этого легче, я к понедельнику дам объявление и напечатаю рекламу. — Я оставил сэндвич и закурил. — Ну, а кто за все это будет платить? — Я пристально посмотрел ей в глаза.
— Я.
Я понимал, что Зора делала это от всей души, но увы, она совершенно не учитывала фактор времени. Прошло целых три недели, и ни одна душа мне не позвонила. Колеся по улицам Бруклина с этими идиотскими листовками, я терял последние крохи веры в себя. Дела житейские.
9
Месячные у меня запаздывают уже на две недели. Я хотела сказать Фрэнклину, но не смогла. Только ребенка нам сейчас и не хватает. К тому же я даже не жена ему. Представляю себе его реакцию!
— Фрэнклин, угадай, что я тебе скажу! У нас будет ребенок!
Он только взглянет на меня и переспросит:
— Что?
Да, совсем не похоже на телесериалы. Такого я и не жду. Уж конечно, он не всплеснет руками и не запрыгает от радости:
— Как? Я стану отцом? Разрази меня гром!
Нет. Чего не будет, того не будет. На седьмом небе от счастья он себя не почувствует.
У Фрэнклина опять пошла тяжелая полоса, он еле отбивался от Пэм. В прошлом месяце, когда Дереку исполнилось четырнадцать, у Фрэнклина не было денег на подарок. Я спросила его, чего хочется Дереку.
— Кроссовки.
— Какого размера?
Он сказал, что одиннадцатого. За тридцать долларов я купила пару высоких кроссовок — ведь Дерек играет в баскетбол — и вручила их Фрэнклину.
— Подари ему.
— Бэби, ты зря… Это же не твой ребенок.
— Я знаю, что он не мой ребенок, — ответила я, — но он твой сын, и мне не хотелось бы, чтобы он думал, будто отец забыл о его дне рождения. Можешь ты хоть раз попридержать свою дурацкую гордость? Не огорчай меня, Фрэнклин!
Дерек меня не поблагодарил, но придя к нам, весь сиял, и на нем были мои кроссовки. Я подумала, что хоть в чем-то мы продвинулись вперед. Мне очень хотелось сойтись с ребятишками Фрэнклина.
Моего отца хватил бы удар, если бы он узнал об этом. Слишком уж он благочестив. А Маргерит такая старомодная! Она наверняка начала бы уговаривать отца, чтобы он убедил меня вернуться домой. И мне пришлось бы выслушивать обычные банальности о женатых мужчинах и о том, как я могла связаться с таким. Словом, им я тоже не могла ничего сказать.
