Моррис Ренек - Сиам Майами
— Когда мужчине надо сменить масляный фильтр или бальзам для волос, он думает о секс-модели, представляющей ту или иную марку.
— И что дальше?
— Вот и представьте, как возрастет значение женщин, когда они превратятся в главное связующее звено, в некий центральный образ, скажем, сердцевину, зерно, положительный заряд, управляющий мужчиной при каждой такой покупке.
— Да, это будет посильнее, чем торговля статуэтками Джорджа Вашингтона в день его рождения.
— Верно. За продажей новых машин, карбюраторов, гелей для волос, мужских дезодорантов, чехлов для сидений — чего угодно, чем определяется ваше благополучие, — будет маячить женщина. Помните, как на чикагских бойнях научились продавать буквально все, чтобы ничего не отправлять в отходы? Так вот, счастливое будущее для женщин только начинает приоткрываться.
Барни вежливо извинился и покинул студию. Женщины, полные надежд, терпеливо ждали своей очереди. Сейчас они выглядели более сексуально, чем потом, в студии, где их внутреннее содержание не будет иметь никакого права голоса, уступив место наготе.
С Ист-Ривер дул прохладный ветерок. Красные облака в небе говорили о том, что наступает вечер. Из всех дверей вырывались и устремлялись в сторону заката людские толпы, словно близилось светопреставление. Молодые и старые сбивались на тротуарах в плотный поток, потом разветвлялись и исчезали в провалах подземки, заполняли автобусы, кто-то ловил такси. Труженики разбегались по домам. Они спасались бегством из своих кондиционированных контор, словно там свирепствовала чума. У входов в метро возникали пробки. На бегу люди покупали газеты, журналы, шоколадки. Приобретя желанный товар, они снова вливались в людской поток. Не сумев поймать такси, Барни ввинтился в автобус и поехал на свидание с Сиам, чтобы сообщить ей, что их ждут нелегкие времена.
Глава 11
Чтобы обеспечить Сиам успех, не прибегая к ловкачеству, Барни пришлось бы изрядно помучаться. Чем дольше будут длиться гастроли, тем больше она будет страдать. Ловкость могла бы послужить опорой таланту. Ведь Сиам по-настоящему талантлива. Все дело в том, чтобы ее наконец заметили и оценили. На долгом, тернистом пути к успеху талант поджидают разные неожиданности, тут нечего рассчитывать на справедливость. Барни чувствовал это кожей. Им требовалась удача, прорыв. Люди, прибегающие к ловкачеству, эксплуатируют именно несправедливость. Мало кто в шоу-бизнесе наделен инстинктом и отвагой, чтобы самостоятельно пробить на большую сцену одаренную исполнительницу, не привлекая к этому других и ни разу не усомнившись в собственной оценке. Средний покупатель таланта, даже наделенный этим самым инстинктом, редко умеет отсечь бездарность. Барни начинали приоткрываться важнейшие навыки этого ремесла. Все обычно раз за разом ставят на неудачников и в итоге перестают доверять собственному вкусу.
Барни чувствовал, что им необходимо обогнать время. Еще он думал о том, какой очаровательной женщиной становилась Сиам, когда соскребала с себя защитную коросту и демонстрировала присущие ей ум и честность! Красота не исчезала, никуда не девалась, несмотря на затвердевшую внешнюю скорлупу, на ужас в глазах.
Он успел прийти к мосту вовремя. Дорогу ему, правда, преградили марширующие бойскауты с рюкзаками за плечами. Сиам помахала рукой и поспешила навстречу. У нее была оживленная походка, гордый вид, она глубоко дышала. На ней были мохнатый свитер-водолазка и шерстяная юбка. Лицо сияло без грима. Волосы зачесаны назад. Казалось, она приготовилась к партии в теннис.
— Ты что, увидел привидение? — Сиам врезалась в него своим плоским животом.
— Не совсем, — польстил он ей.
— Понюхай меня.
Он наклонился и понюхал ее ухо.
— Нет, не ухо, дурачок.
Не дожидаясь указаний, он понюхал ее шею.
— И не шею. — На них уже обращали внимание бойскауты. — Ты меня смущаешь. Прекрати!
Он растерянно развел руками.
— Я готов нюхать что угодно.
Рассмеявшись, она приказала:
— Нюхай подмышки.
— Ты сумасшедшая!
— А ты желторотый юнец!
Они старались побыстрее миновать строй бойскаутов.
— Что могло случиться с твоими подмышками?
— Ну, если тебе не интересно…
Он оглянулся и, загородив ее от бойскаутов, обнюхал с обеих сторон.
— Ничего не чувствую.
— Вот именно! На подготовку к встрече с тобой у меня ушел целый час. А взгляни на мой бюстгальтер!
Он полагал, что ее оживление переходит все границы приличия. Однако она не позволила ему самостоятельно решить, заглядывать туда или нет. Схватившись за свой ворот, она оттянула его далеко вниз. Он заглянул ей за ворот, хотя это напоминало акробатический номер. Бюстгальтер сиял белизной. Он продолжал вышагивать рядом. Она наконец оставила в покое ворот.
— Чем ты занимался в городе?
— Одними глупостями.
— Например?
— Помнишь наш вчерашний разговор о том, что надо добиться, чтобы на тебя обратили внимание?
— Я сказала, что ты сделаешь это, если захочешь.
— Я побывал у знакомого фотографа с целью договориться о съемке в голом виде для рекламы. Хочу поснимать тебя.
Она немного поколебалась, мельком заглянула ему в глаза и ответила:
— Я согласна.
Он улыбнулся, видя, что согласие далось ей с трудом.
— А я нет.
— Почему? — Его внезапный отказ эксплуатировать ее тело ставил ее в неловкое положение.
— Я посмотрел, как это делается, и решил, что это негуманно.
Больше он ничего не сказал. Она отвернулась. Он заглянул ей в лицо и был удивлен тем, как на нее подействовал его отказ. Хотя она казалась ему красавицей даже в слезах.
Сиам вытерла слезы дрожащей ладонью. Взяла его за руку и крепко прижала ее к себе.
— Давай попробуем твой яичный крем.
Они достигли Бродвея и вошли в первую попавшуюся кондитерскую. На прилавке с газетами продавались издания на идише, испанском, немецком, русском и греческом языках. Магазинчик был маленький, но у щербатой мраморной стойки торчало несколько высоких вращающихся табуретов. Свет проникал только через витрину.
Старичок с двухдневной седой щетиной на щеках отошел от витрины с товаром и обратился к Сиам:
— Я вас слушаю.
Она замялась.
— Валяй, — подбодрил ее Барни, — заказывай сама.
Она залезла на табурет, выпрямила спину и осторожно проартикулировала:
— Яичный крем.
