Карен Маккьюла-Лутц - Девичник
— А мне можно? — спросила Джейн.
— Это парень Зейди, — ответила Гилда.
— Он один из моих учеников. Вот что она имеет в виду. — Зейди пожалела, что текила развязала ей язык. Она не хотела, чтобы эти женщины знали, что она испытывает влечение к Тревору.
— Конечно, именно это она и имеет в виду. — Джейн улыбнулась ей и подмигнула.
Хелен пошла к двери.
— Как вы думаете, они позволят мне спеть?
Когда они вошли, разговаривать было невозможно, так громко играла музыка. Комната была черной и похожей на пещеру, и пронзительный звук гитар наполнял все пространство. Зейди поговорила с вышибалой и выяснила, что группа Тревора еще не выходила на сцену. Ему казалось, что они будут следующими, но на макушке его лысой головы красовалась огромная татуировка, гласившая: «Слабые мозги», так что на него вряд ли можно было полагаться.
Джейн дала какой-то молодежи пять баксов, чтобы они освободили стол, так что вся компания смогла сесть. Должно быть, стюардессы зарабатывают больше, чем думала Зейди. Группа на сцене закончила выступление, оставив женщинам время для разговора.
— Здесь пахнет старым пивом и подмышками, — сказала Бетси, морща нос.
Хелен подняла новый бокал с мартини.
— Я расшевелилась. — Она сделала большой глоток, потом посмотрела на Зейди: — Как думаешь, Грею понравилось бы, если бы он увидел меня в таком виде?
Зейди посмотрела на нее. На Хелен все еще была фата с рожками, а в руках — надувной пенис Ганса.
— Думаю, да. Думаю, ты понравилась бы ему в любом виде.
Подтрунивание над пьяными девушками — наилучшее средство.
— Он никогда не увидит, как меня тошнит, как тебя в прошлый раз.
Зачем Грей рассказал Хелен, что ее тошнило? Едва ли ей стоило быть в курсе этих сведений. Не то чтобы Зейди было стыдно. Большинство женщин, оставленных у алтаря, вероятно, рвет на кого-нибудь вскоре после такого происшествия. Но она была в ярости, что он рассказал об этом Хелен. Что, ничего святого не осталось? Все ее секреты теперь стали пищей для разговоров Грея и Хелен?
— Ну, наверно, это хорошо. Это было бы не очень романтично, — ответила Зейди, все еще подтрунивая над ней, хотя и чувствовала себя преданной.
— А знаешь, что такое романтика? — спросила Элоиз. Как будто у нее могло быть об этом хоть какое-нибудь понятие. — Сидеть в полной, кромешной темноте и трогать друг друга.
Зейди попыталась заткнуть ее. Любой сексуальный совет, данный Элоиз, немедленно становился тошнотворным. Зейди беспокоилась, что к концу вечера Элоиз сумеет разрушить для нее все возможные разновидности секса.
Бетси кивнула на сцену, все еще раздраженная.
— Это и есть модель с большим пенисом?
Зейди посмотрела туда же, куда смотрела она, и увидела несколько молодых парней, не таких молодых, как Тревор, но молодых: они настраивали свои инструменты и подключали аппаратуру. Когда она уже собиралась ответить «нет», на сцену вышел Тревор. Его зеленая майка «Аберкомби» плотно облегала тело, а штаны, доставшиеся от «Гэп», были достаточно тугими, чтобы обрисовать линию ягодиц, но достаточно свободными, чтобы скрыть его достоинство. Его светлые волосы серфера были соблазнительно заправлены за уши и только что вымыты. Чистые волосы — это так важно в мужчине. Зейди считала, что мужчины, которые мажут голову жирным гелем, оказывают самим себе и тем, кто на них смотрит, плохую услугу. В самом деле, кому-нибудь стоит написать об этом статью.
— О Боже, как он хорош! — застонала Надутая так, словно ее пытали.
Элоиз посмотрела на Зейди:
— Ты уверена, что ему восемнадцать? Он выглядит по крайней мере на двадцать три.
— Разве что его пять раз оставляли на второй год.
Она хорошо знала, что это не так, судя по его сочинениям. Она пришла в восторг, обнаружив, что у него действительно очень ясная голова, когда он сдал свою первую работу. И это было грустно. Не то, что у него ясная голова, а то, что она пришла в восторг, обнаружив это. У нее не возникло бы такой реакции, если бы он был некрасив.
Наблюдая за тем, как он настраивает инструмент, она сказала себе, что пришла сюда только для того, чтобы поддержать музыкальные старания Тревора. Учителям положено поддерживать творческие способности учеников. Она только делает свою работу. Нет, ничего непристойного в том, что она сюда пришла. Совсем ничего.
Гилда перегнулась через стол и шепнула Зейди:
— Мы не уйдем отсюда до тех пор, пока ты его не поцелуешь.
Зейди закатила глаза:
— Значит, мы будем сидеть здесь несколько лет.
— Сколько тебе?
— Тридцать один.
Гилда сосчитала разницу. Нелегкая задача после нескольких рюмок текилы.
— Всего тринадцать лет! Деми старше Эштона на шестнадцать!
Подражание поведению людей с обложки «Ю-Эсуикли» не относилось к любимым занятиям Зейди.
Гилда не сдавалась:
— Он пригласил тебя сюда, так? Вероятно, он не приглашал сюда других учителей. Так что это что-то да значит.
Зейди быстро оглядела комнату, чтобы убедиться, не сидят ли там Нэнси и Долорес. Никаких следов их присутствия. Фьють. Она не видела ни учительницу по математике, ни шлюху, преподававшую иностранный язык. Она снова повернулась к Гилде:
— Я помогаю ему попасть в Стэнфорд. Он просто подлизывается.
Бетси нагнулась вперед, источая сознание собственного превосходства.
— Вы понимаете, что мы еще не дарили Хелен ее подарки? Они все еще лежат в багажнике лимузина. Мы должны были сделать это за обедом.
— Мы можем сделать это позже. Давайте просто посмотрим выступление, — сказала Дениз, бросив на Зейди взгляд, говоривший: «Я знаю, тебе это нужно».
Нужно ли ей это? Нужно ли ей на самом деле смотреть на Тревора на сцене и чувствовать свою вину за то, что ей нравится это зрелище? Он поправлял микрофон. О Господи! Значит ли это, что он собирается петь? Теперь, когда она подумала об этом, ей показалось, что он похож на Джима Моррисона, только моложе и красивее, и волосы светлее. Занимается ли Джим Моррисон серфингом? Тревор — новый Лизард Кинг? Черт! Она пьяна.
Когда «Серф манкиз» заиграли свою первую песню, Зейди была ошеломлена. Как и любая другая женщина в комнате. Невозможно было отрицать: он — воплощение секса. В нем была идеальная смесь петушиной игривости и душевного, грустного, плачущего юношеского голоса. Когда она слышала подобное по радио, у Зейди начинало быстрее биться сердце. Он казался богом. Остальные участники группы были дерьмом, но это не имело значения. Тревор пел. Он играл на гитаре. Зейди не смогла бы повторить ни одной строчки, ни напеть какую-нибудь из их мелодий, если б ее попросили об этом позже, но не в этом было дело.
