Лоретта Форестер - Я узнал тебя

Джилл сразу исчез. Кэрон не знала — куда, да ее это и не очень-то в настоящий момент волновало. Молодая женщина отправилась поменять выходной костюм на что-нибудь менее обязывающее. Поразмыслив минутку над тем, не стоит ли ей заглянуть в кабинет, поинтересоваться, как там идут дела, она отвергла эту идею, оправдав себя тем, что Барту вряд ли понравится вторжение в его творческий процесс.

До чая оставалось еще больше часа. Она попробовала заставить себя дочитать роман, который не открывала с тех пор, как Барт приехал из Лондона, но смысл прочитанного ускользал от нее. В конце концов, сдалась и, спустившись в гостиную, села за большое пианино. Кэрон не была блестящей пианисткой, но Авериллу всегда нравилось слушать ее игру. Вот и сейчас она начала с одной из самых любимых его мелодий — вальса из «Спящей Красавицы».

Прошло, должно быть, минут десять-пятнадцать, когда она подняла голову и обнаружила стоящего в дверях Барта. Он был в тех же серых брюках и рубашке, что и утром. Кэрон начала сбиваться с нот, а потом совсем остановилась.

— Извини, — сказала она. — Я тебе помешала.

Барт покачал головой.

— Я наслаждался твоей игрой. Не знал, что ты играешь.

— Я совсем отвыкла, очень долго не практиковалась, — засмущалась она. — С тех пор как Аверилл… — и запнулась. Губы ее тронула грустная полуулыбка. — Ну, в общем, долго. А ты играешь?

— Нет, — признался Барт. Он подошел к пианино и, легко опершись локтем на инструмент, продолжил со спокойным и почти ласковым выражением лица: — Я так и не научился играть, хотя теперь жалею об этом. Никогда не понимаешь, чего лишаешься, пока не станет слишком поздно.

— Но никогда не поздно начать, — сказала Кэрон.

Он рассмеялся.

— Что-то плохо представляется, как я, в моем возрасте, буду сражаться с гаммами. Но я счастлив и ролью слушателя. Продолжай.

— Мне кажется, на сегодня я наигралась достаточно. — Кэрон аккуратно прикрыла крышку пианино и робко осведомилась: — Ну, как успехи?

— Неплохо, — спокойно ответил тот. — Ты была права: когда пишешь собственноручно, черновик идет гораздо легче. Завтра я буду готов приняться за настоящий план романа. Ты извини, что я не отвлекся даже на обед. Когда, наконец дело пошло, не хотелось останавливаться.

Судя по всему, он не был в курсе ее вылазки. Но как только появится Джилл, он уж постарается просветить брата. Кэрон решила опередить гостя, но тут он сам вошел в комнату.

— Мне показалось, слышал музыку, — заметил Джилл. — Представление закончено, не так ли?

— На сегодня да, — подтвердила она. Ей страстно хотелось попросить его оставить их поездку в секрете, но для этого не было никакой возможности. К тому же по выражению глаз Джилла она поняла, что он это желание все равно не выполнил бы. Она, наверное, теперь, как и Барт, последняя в списке тех, кого он поздравит с Рождеством.

— Ты видел, какое мы днем купили платье? — спросил Джилл у брата, ослепительно улыбаясь. — Оно скорее похоже на широкий пояс, но с такими ногами, как у Кэрон, нечего прятать.

Наступившая пауза длилась, казалось, целую вечность. Кэрон заставила себя выдержать пронзающий, как стальной клинок, взгляд.

— Поскольку я тебе была не нужна, Джилл свозил меня в Фалмут за покупками, — сделала она слабую попытку объясниться и поняла, что голос ее выдает. — Я думала, миссис Горвелл сообщит тебе об этом, когда принесет обед.

— Она не сообщила, — процедил Барт сквозь зубы. — А я и не знал, что ты теперь носишь мини.

Да нет же, готова была сказать Кэрон, но как она могла объяснить ему, зачем купила это платье, когда сама с трудом это понимала.

— Захотелось что-то изменить в себе, — наконец сказала она. — Я слишком зациклилась на одном стиле. — Молодая женщина нервно поднялась со стула, злясь сама на себя за то, что безо всякой на то причины чувствует себя виноватой. — Уже, наверное, время пить чай.

— Сейчас только половина четвертого, — услужливо поправил ее Джилл. Глазки его забегали, голос стал вкрадчивым: — Пойду-ка я поплаваю. Кстати, Барт, прими мои поздравления. Я слышал, у нас тут намечается свадьба.

Когда он покинул комнату, в ней повисло гнетущее молчание. Барт первым прервал его:

— Мне казалось, — напряженно сказал он, — что ты не хотела больше никому рассказывать о наших планах.

— Но ты же рассказал своей матери, — оправдывалась Кэрон.

— А ты своей, еще не рассказала. Тебе не кажется, что она имеет на это больше прав, чем мой брат?

Женщина беспомощно развела руками:

— Ну… просто вырвалось.

— Разумеется! Такие вещи как раз случайно и вырываются во время светской беседы.

— Вот именно! — Защищаясь от его гнева, она начала сердиться сама. — Да и в любом случае, какая разница? Мы оба знаем, что причина нашего брака заключается лишь в обоюдной выгоде, у тебя материальной, у меня моральной. Все остальное несущественно.

— Да не уж то? — Глаза Барта сверкнули холодным огнем. — Ну-ка посмотрим, насколько несущественно!

Сзади путь к бегству преграждал тяжелый стул, поэтому, когда он схватил Кэрон, она не смогла вырваться. Барт подхватил ее на руки, отнес на ближайший диван и швырнул на подушки. Кэрон яростно вырывалась, но он придавил ее плечи обеими руками. Это было все равно, что сопротивляться танку. Рот, впившийся в ее рот, был жадным, настойчивым и безжалостным. Языком он разомкнул ее губы и, обжигая, проник в самую глубь.

И почему-то она столь же пылко отвечала на его ласки, совсем не заботясь о том, где они находятся, ощущая только неведомый шум в ушах, бурю в сердце и необоримую, всепоглощающую страсть.

Кофточка была распахнута до талии, его рука лежала на ее груди. Она задыхалась от бурных ласк, но молила Бога, чтобы они продолжались. Переполнявшая его ярость пробуждала эмоции, которые раньше не давали о себе знать. Кэрон хотела, чтобы он взял ее силой, неприкрытой грубой силой, чтобы заставил подчиниться себе — мужчине, которого ей нравилось ненавидеть.

Когда он оторвался от нее, это было как пощечина. У нее не было сил двигаться. Она, молча лежала и смотрела на Барта потемневшими глазами.

— Ну что же ты, давай, расскажи мне, что это ничего для тебя не значит, — грубо продолжал он. — Расскажи, как тебе не нравится то, что с тобой делаю я?

— Барт! — Голос ее опять стал низким и хриплым. — Не надо так.

В его глазах не затухал холодный огонь.

— А чего ты от меня ожидаешь? Ты высказала суждение, я его опроверг. Говоришь, все остальное несущественно? А это?

Он грубо теребил ее затвердевший сосок. Кэрон дрожала, но не столько от боли, сколько от разрывающего сердце ощущения потери. Но, как можно потерять то, чего у нее никогда не было? Барт ни разу не дал понять, что испытывает к ней глубокие чувства.