Татьяна Величкина - Сокровища фараона
— Прости, Санечка, я закрутилась.
— А кто это? — удивленно приподнял брови папа.
— Да эта девчонка из университета, где Саша работает — защебетала Таня, — Она переписывается по Интернету с девушкой, у которой в Египте пропал дедушка…
— Перестань, Таня. — Саша гневно посмотрела на сестру, — Я ни о чем не просила тебя рассказывать.
— А что это за тайны, в нашей семье? — Григорий Петрович недоумевая, покосился в сторону младшей дочери.
— Я не буду об этом говорить… это вообще по работе.
— Саша! — Григорий Петрович серьезно посмотрел ей в глаза, — что происходит, дочка, раньше у нас не было секретов. А ты, Татьяна, что скажешь? — старшая сестра, закусив нижнюю губу, смотрела на пустую тарелку. Одним глазом она взглянула на Сашу, скрываясь под кудрями своих рыжих волос. Саша вся покраснела, и ее глаза стали какими-то желтыми, вместо обычных зеленых.
— Пусть Таня и рассказывает, она ведь первая начала. — Саша была готова разреветься, она знала, чем это все кончится. Тем более, после маминых слез.
— Первая — вторая — протянул Туманов, — что за ребячество, Сашенька.
Девушка, нахмурившись, тяжело вздохнула и сказала, что хочет найти пропавшую экспедицию, ту самую, в которой участвовали их предки.
— Но это же не реально, девочка моя, — папа с какой-то болью посмотрел на Сашу, такую тоненькую с короткими каштановыми волосами, в которых застряло перышко из подушки. В ее огромных желто-зеленых глазах было что-то такое, похожее на отчаяние узника перед казнью.
На лице Полины Сергеевны было все написано. Она ничего не сказала, а, только тяжело вздохнув, вышла из-за стола.
— Я сейчас.
— Ты бы хоть мать пожалела, — начал, было, папа, как вдруг все увидели, как побледнела Саша, и на столе стало происходить невообразимое и не объяснимое. Чашки словно взбесились, сначала они начали тихо дрожать, потом вращаться на блюдцах все быстрее и бойче. Танька с криком выскочила из-за стола, а чашки словно взорвались, осыпая осколками стол, недоеденный торт, стулья и ошарашенных Григория Петровича и Таню.
— Что тут происходит?! — Полина Сергеевна, увидев разгром на кухне, всплеснула руками, — Я не поняла, у вас так много посуды?
Таня, дрожа от страха села на стул, сбросив с него осколки на пол:
— Дура какая-то. Совсем с ума сошла…
Саша, сжав кулаки, посмотрела на Таню:
— А я то думала, что мы подруги.
Она выбежала с кухни в прихожую, и наскоро накинув полушубок, и, натянув сапоги, выбежала на лестничную клетку.
— Саша! — Полина Сергеевна выбежала вслед за дочерью. — Санька, быстро вернись!
— Оставь ее, — Григорий Петрович вынес жене пальто, — Пойдем домой. А завтра, когда она остынет, поговорим.
* * * *Флеминг немного поспал и, услышав, как Генри разговаривает по телефону, резко открыл глаза.
— Не беспокойтесь, я просто позвонил одному своему товарищу. — Картер потер усталые глаза, — в Таско, мы вместе учились, и я хотел к нему заехать, он археолог. Вы, наверное, проголодались, я закажу ужин, а пока мне хотелось бы поговорить с вами о карте.
— Не понимаю — пожал плечами Ллойд, — Вам-то, что далась эта проклятая карта? Почему я ее не сжег еще там, в Мемфисе? — он горестно покачал головой и удрученно добавил: — Жаль, что тогда у нас не получилось. Мы стали бы самыми богатыми людьми, из всех кого я знал.
— Но почему вы так долго и упорно скрывались от меня, Ллойд, ведь если бы вы не захотели продать карту, я бы не стал ее забирать у вас. Меня заинтриговало ваше бегство. По этому я решил найти вас, любопытство не давало мне покоя.
Флеминг, улыбаясь, слушал о том, как Картер еще с детства мечтал о чем-то подобном. О поиске каких-нибудь проклятых, таинственных сокровищ, которые охраняют злые духи. Он не верил этим россказням, по этому его не страшили предостережения Флеминга. Ллойд рассказывал ему обо всем, что с ними происходило, когда он дошел до того, как они встретили Оливера Штольца, в дверь постучали.
— Это наверно обслуга. — Картер двинулся к двери в предвкушении вкусного ужина.
— Что же ты заказал? — Флеминг заметно повеселел.
— Это будет сюрприз… — Картер открыл дверь, впуская здоровенного детину, который ловко двигал перед собой сервировочный столик на колесиках. — Проходите.
Картера немного удивил такой неординарный размер служащего. Его холодные бледно-голубые глаза смотрели сквозь Генри, но потом он добродушно улыбаясь, закрыл за собою дверь и начал выставлять ужин на столе в гостиной. Генри вернулся к Флемингу, наблюдая за официантом, он показался ему славным малым, при такой комплекции обладать такой ловкостью.
Когда на сервировочном столике осталось одно только блюдо, тот поднял с него крышку и, выхватив пистолет, нацелил его на Картера.
— Мне нужна карта — спокойно, но решительно произнес он, — если вы отдадите мне карту, я спокойно уйду и…не стану вас убивать — на последнем слове он как-то ухмыльнулся и, посмотрев в сторону Флеминга, приказал ему встать рядом с Картером.
Честно говоря, Картер не ожидал такого поворота, поэтому действия «официанта» порядочно ошарашили его. Когда тот обыскивал Ллойда, Генри улучил момент и выбил из его рук пистолет, но тут же получил сокрушительный удар. В голове что-то звякнуло, но он не дал незнакомцу вновь воспользоваться пистолетом. Они боролись, но перевес был явно на стороне бандита. Он ударил Картера по голове чем-то тяжелым и принялся за Флеминга.
Старик не мог оказать сопротивления громиле Нордлейку, тот выпалил в него два раза из пистолета с глушителем и, положив обмякшее тело Флеминга на кресло, начал рыться в его карманах. Какой-то шорох заставил его обернуться. Нордлейк свел брови и, чертыхнувшись, направился в холл, где раньше лежал Картер. Ковер в гостиной был пуст.
«Куда он подевался, черт возьми», — Хюберт сплюнул сквозь зубы, как вдруг почувствовал у своей шеи холодное дуло пистолета.
— Брось оружие! — скомандовал Картер.
— Да пошел ты… — Нордлейк развернувшись, попытался нанести Генри удар рукой, но тот во время увернулся.
Картер понимал, что бандит не в его весовой категории, но бежать он не мог, не взяв у Флеминга карту.
— Ты всегда наживаешься за счет немощных стариков? — Генри нанес Хюберту удар ногой прямо в грудь. Потом левой рукой в челюсть. Но по сравнению с его выпадами, удары Нордлейка были страшны, и больше его раздражал насмешливый тон Картера.
Генри чувствовал, что начинает сдавать, а удар соперника в скулу, чуть было не пришелся по виску. Он продолжал задирать Хюберта, отходя все ближе к большому окну, откуда открывался великолепный вид.
