Барбара Вуд - Колыбельная для двоих
— Я уже думала об этом, доктор Вэйд. Там, в родильном доме. Во время последнего осмотра, неделю назад, врач сказал, что по его подсчетам у меня шестнадцать недель и что зачатие произошло в первой половине апреля. Я много размышляла об этом. Я хорошо помню, что было в апреле, потому что к Майку приезжали родственники, и я виделась с ним всего два раза до Пасхи, и один раз после. Первый раз во время барбекю, но это было днем, и мы ни на минуту не оставались наедине, второй раз, когда мы купались вечером у меня в бассейне. Третий раз, когда мы смотрели у меня дома кино, но с нами в комнате постоянно находились мои родители, которые не оставляли нас одних ни на секунду. Как же мы с ним могли сделать это? Я просто не могла сделать это и забыть, как все думают, у нас не было ни малейшего шанса, доктор Вэйд.
— Я знаю, Мария. Учитывая тот факт, что многие беременные девочки-подростки с пеной у рта отрицают, что занимались сексом, я должен был рассмотреть все возможные версии, включая так называемый провал в памяти. Со временем я отказался от этой мысли.
Он запнулся, снова задумавшись об индейках; «неизвестном веществе» в вакцине от птичьей оспы.
— Итак, Мария, в апреле, где-то около Пасхи, ты принимала какие-либо лекарства?
Она задумалась.
— Нет.
— Тебе делали прививку, ну, там, от вируса гриппа, полиомиелита, чего-нибудь в этом роде?
— Нет.
Его ручка скользила по бумаге.
— Как насчет витаминов, лекарств от кашля, аспирина?
— Ничего, доктор Вэйд. У меня не было проблем со здоровьем в апреле.
— Хорошо… — Он замолчал и постучал по подбородку ручкой. — Может быть, ты наступила на что-нибудь, проткнула ногу…
— Доктор Вэйд, ничего такого со мной не было. Ни малейшего пореза!
Он опустил ручку, борясь с желанием достать из-под стола портфель. В нем лежали записи доктора Хендерсон, в которых были перечислены некоторые, по ее мнению, из активирующих партеногенез веществ, записи, которые он мог бы сейчас перечитать и освежить свою память. Но он не хотел напрасно тревожить девушку. Все эти кошмарные истории про массивные дерматоидные кисты размером с баскетбольные мячи…
— В апреле, доктор Вэйд, со мной приключилось лишь одно экстраординарное событие, когда мы с Майком пошли плавать в бассейн и там произошло короткое замыкание в системе освещения, и я получила электрический шок.
Доктор Вэйд снова — уже во второй раз за час беседы — тупо уставился на нее.
— Что? — наконец произнес он.
— Я чуть не лишилась чувств, но больно не было. Мама сказала, что она прочитала в одной газете о женщине, которая погибла в отеле…
— Ты сказала — электрический шок?
— Да, а что?
Теперь шок испытал сам Джонас Вэйд. Он резко бросил на стол ручку и сцепил руки в замок, чтобы скрыть дрожь.
— Когда это произошло? Точнее, — сказал он.
— За несколько дней до Пасхи.
— И… как именно это произошло? Вы с Майком купались…
— Нет, купалась только я, а Майк стоял на мостике и готовился к прыжку. Было уже темно, поэтому мы включили подсветку. Не знаю почему, но внезапно в воде возникло какое-то странное ощущение, даже не могу его описать, и я закричала. Мне стало трудно дышать, я смутно помню, как Майк вытащил меня из воды и начал стучать по спине. Вот и все.
Джонас Вэйд закрыл глаза и стиснул руки так сильно, что они побелели. Это было слишком невероятно, слишком замечательно, чтобы быть правдой! Неужели ему повезло, и все неизвестные встали на свои места? До сегодняшнего утра Джонас сдерживал свои эмоции, не позволяя себе роскоши давать волю своим надеждам, своим мечтам: самый взрывоопасный материал в медицинском мире со времен… чего?
— Доктор Вэйд?
Он открыл глаза. Как к нему отнесутся, кому он покажет его, какой из журналов захочет напечатать его…
— Доктор Вэйд?
Он сфокусировал свой взгляд на девушке.
— Извини, Мария, твой рассказ всколыхнул в моей памяти кое-какие воспоминания.
Он растянул губы в профессиональной «докторской» улыбке, которая была призвана вселять в пациента уверенность и оптимизм. Но по мере того как доктор Вэйд смотрел на Марию Анну Мак-Фарленд, радость, которую он испытал, услышав про сердцебиение и электрический шок, начала стремительно сменяться тревогой. Два новых фактора, о которых он узнал, не только укрепляли фундамент его партеногенетического тезиса, но и формировали новые страхи и опасения. Да, это не было некой массой, опухолью, которую нужно было бы удалять хирургическим путем; это было настоящим партеногенетическим плодом, с сердцебиением, но… был ли этот плод нормальным?
Джонаса слегка передернуло. Он резко потянулся к телефону.
— Попробую дозвониться до твоих родителей, Мария.
В его голове мелькнула мысль: «Берни. Я должен поговорить с Берни».
Они сидели в погружающейся во мрак комнате. Никто даже не шелохнулся, чтобы встать и включить свет. Тед Мак-Фарленд блуждал рассеянным взглядом по узору ковра, думая о том, все ли он сказал. Тишина казалась ему пустой, словно остались еще недосказанные слова, которые нужно было найти и сказать. Но, как он ни старался, он не мог найти этих слов.
Люссиль Мак-Фарленд, откинувшись на спинку мягкого кресла, изучала взглядом темнеющий потолок и переживала из-за того, что сказано было слишком много. Однако среди этого словесного изобилия одна фраза, которую Люссиль хотела сказать больше всего — «Мне очень жаль», — так и не была произнесена.
Мария, сидевшая на краешке оттоманки, чувствовала, что эмоции сдерживаются: ее родители не давали волю своим чувствам. Отец, сидевший с опущенной головой и сцепленными в замок пальцами, казалось, молился, а мать, на взгляд Марии, походила на Божью страдалицу.
Все прошло хорошо, насколько это было возможно в данной ситуации. Может быть, даже слишком хорошо.
Они приехали в кабинет доктора Вэйда непомерно любезные и благодарные, желающие выразить ему свою признательность и дать ему понять, что они не таят на него зла за то, что их дочь избрала его своим единственным доверенным лицом. Они сидели и разговаривали, все четверо, испытывая смущение и неловкость. Доктор Вэйд, как заметила Мария, казался немного напряженным и неестественным, словно ему было крайне неудобно и не терпелось поскорее уйти.
Сначала взрослые пытались убедить Марию вернуться в родильный дом Святой Анны, потом доктор Вэйд прочитал ей целую лекцию о том, как будущая мать должна следить за собой, и начеркал на листе день и время, когда Мария должна будет явиться к нему в кабинет на прием. За все время беседы, которая длилась целый час, Джонас Вэйд так и не раскрыл своего секрета. Оказавшись дома в своей родной гостиной, три члена семьи Мак-Фарленд без спора и ругани пришли к нескольким решениям.
