Джейн Кренц - Наследник
— Люблю мужчин, которые отдают отчет в своих чувствах.
— Согласен, прямо сейчас я не совсем уверен в себе, а тем более в тебе. Мне это состояние не нравится, но я застрял в нем.
— Ты предпочитаешь шаблоны, не так ли?
— Я предпочитаю ясность и понятность, — произнес он с подчеркнутой медлительностью. — Между нами происходит многое, что не является ни ясным, ни понятным. От этого я становлюсь… — Он замялся, а потом продолжил: — Тревожным.
— У тебя действительно было похмелье сегодня утром? — неожиданно спросила Хонор.
Его взгляд стал умеренно взбешенным.
— Я лег спать вчера ночью очень пьяным.
— Из-за того, что произошло между нами? — настаивала она.
— Я был раздражен. Рассержен. Возмущен. Обеспокоен. Я решил вылечить свои чувства старым как мир средством. Что, черт побери, в этом забавного?
Слабая вспышка хорошего настроения Хонор тотчас же погасла. На самом деле Хонор не была уверена, откуда она взялась.
— Ничего. Я полагаю, это просто… ну, интересно, подумать только, ты умышленно напился из-за ссоры с женщиной. Это почему-то не похоже на твои поступки.
— Ты такой эксперт в том, что, по всей вероятности, я буду делать в той или иной ситуации? — грубо и вызывающе бросил он.
— Я быстро учусь, — парировала она. — Хочешь еще бутерброд?
Он минуту жевал, прежде чем ответить, с задумчивым видом. Затем быстро кивнул:
— Да, пожалуйста. Думаю, я буду жить.
— Бедняжка Ландри, — сказала Хонор на удивление с ласковой насмешкой. — У тебя действительно был тяжелый день, верно?
Она встала и подошла к кухонному столу, чтобы сделать еще один бутерброд со сливочным сыром и чатни. Затем она подлила еще немного кофе и принесла то и другое к столу, снова уселась и безмолвно задала себе вопрос, который не решилась задать вслух. «И что теперь?»
— Эта хижина принадлежала твоему отцу? — спросил Конн минуту спустя, рассматривая простой интерьер.
У Хонор возникло впечатление, что он явно ищет тему для разговора, которая, будучи не совсем нейтральной, потому, что сейчас между ними нет ничего нейтрального, была бы, по крайней мере, менее эмоциональной.
— Да.
Вынужденная продолжать его попытки не совсем фатального общения, Хонор думала, как поддержать разговор.
— Он имел обыкновение брать нас с Аленой и маму сюда, когда только выдавалась возможность. Я теперь ей не часто пользуюсь. Обычно я ее сдаю, но в это время года она, как правило, пустует.
— А это Стиляга? — Конн кивнул на одну из фотографий почетного круга победителя. Рядом висела вырезка в рамке из старого выпуска «Дейли рейсинг форм» пятнадцатилетней давности.
— Да. — Хонор снова подыскивала нейтральные слова. — Это все фотографии Стиляги.
Конн покончил со своим бутербродом и взял чашку с кофе. Затем он встал и подошел к ближайшей фотографии.
На фото был запечатлен скаковой конь с высоко поднятой головой, жокей все еще сидит у него на спине, позируя для фотографа, и обычный набор людей, толпившихся поблизости. Человек двадцать толпилось вокруг победителя, большинство из которых были совершенно незнакомые люди, — любители фотографироваться просто ради забавы.
Ричард Стоунер и Ник Мейфидд стояли ближе всех к груму, держащему Стилягу под уздцы. Конн долго и молча рассматривал фотографию пятнадцатилетней давности своего отца и его лучшего друга, а потом отвернулся.
— Ты сохранила все документы твоего отца, касающиеся Стиляги, и памятные вещицы? — спросил он, обходя гостиную, чтобы взглянуть на другие фотографии.
— Никак не могла заставить себя выбросить их, но я не хочу, чтобы они находились в моей квартире. Слишком много воспоминаний, — призналась Хонор.
— Хочешь сказать, слишком много вопросов, оставшихся без ответов. — Конн прикоснулся пальцами к маленькому седлу для скачек.
— Может быть.
— Они выглядят довольными друг другом, верно? — Конн снова остановился перед другой фотографией почетного круга победителя.
— Папа и Ричард Стоунер? Да, конечно, — согласилась Хонор, вставая, чтобы подойти и встать в дверном проеме кухни. Она наблюдала за Конном, рассматривающим фотографию. — Гордыми и взволнованными победой.
— В этом вопросе они доверяли друг другу.
— Да. — Она подождала, не зная, что сказать еще. — Они были партнерами и владели победителем скачек.
— Очевидно, что этого было недостаточно, чтобы сохранить их совместное партнерство.
Конн развернулся, пригвоздив ее своим взглядом.
— Интересно, что дли ион» нужно?
— Чтобы сохранить совместное партерство.
— Чтобы двое держались вместе. Мужчина и женщина, к примеру, — с намеком сказал он.
— Не знаю, — осторожно ответила Хонор. — Полагаю, это зависит от конкретною мужчины и конкретной женщины.
— Тут должно быть доверие, — предположил Конн очень тихо.
— Как минимум.
Хонор решила задать вопрос, который не осмелилась задать раньше:
— И что теперь. Конн?
Он поставил свою чашку с кофе и посмотрел на нее:
— Прогулка по пляжу?
— Я сегодня уже прогуливалась по пляжу.
— Мне нужен свежий воздух.
Хонор поняла, что это была попытка примирения. Пробная, осторожная, неуверенная, но, тем не менее, попыткаа примирения.
— Хорошо.
8
В ту яочь Хонор лежала одна в кровати и в тысячный раз размышляла о том, что творится в голове Конна Ланлри. Его с ней не было, он был в гостиной, предположительно спал на кушетке.
Он принял это условие бет ропота протеста, словно ему было все равно, где спать. Она очень спокойно, очень неторопливо доставала подушку и одеяло из чулана и стелила их на кушетку. Он наблюдал за ней, сидя у камина, его голова покоилась на полушке кресла.
Она чувствовала на себе его пристальный взгляд весь вечер, она чувствовала, что в голове у него роятся неясные негаданные вопросы, ощущала его желание. Все женские инстинкты Хонор предупреждали ее, что тлеющий котел эмоций, мучаюших Конна сегодня ночью, представляют для нее реальную опасность. Но частица се откликалась на его чувства
Хонор перевернулась на бок, тревожно ворочаясь среди простыней и одеял. Она глаз не сомкнула с тех пор, как легла в кровать полтора часа наш. Ужин был спокойным. Ни Конн, ни Хонор, казалось, не могли вести небрежный разговор при таких натянутых отношениях. Хонор взвешивала, как бы сказать Конну, что он не может оставаться здесь на ночь, но заготовленные фразы так и не слетели с ее губ.
И не то чтобы она боялась, что он не уедет, в глубине души ей не хотелось, чтобы он уезжал. Временное перемирие было установлено на пляже после полудня. Ей нужно было время, чтобы продлить его, время, чтобы заново выстроить какое-то основание для доверия.
