Бронуин Джеймсон - Каприз дочери босса
Еще аплодисменты, но в ушах Парис они слились в неясный шум. Возможно ли, чтобы слезы затуманивали слух, как зрение?
Отец смотрел на нее, голос его звучал, словно он обращался к ней одной.
— Не так давно мне разъяснили, что я слишком пренебрегал этими словами. Я люблю тебя, Парис.
И не имело никакого значения, что пятьсот гостей, некоторые — совершенно незнакомые, разделили с ней этот момент. Важно только то, что он сказал.
Парис проложила себе дорогу сквозь толпу, которая, как только выключили микрофон, быстро потеряла интерес к происходящему, и никто не видел, как она взобралась на сцену и обняла отца.
— Я тоже люблю тебя, папа, — прошептала она сквозь слезы. — Но своего чертовски глупого решения я не переменю. Окончательно и бесповоротно.
Он крепко обнял ее, потом отодвинул в сторону.
— Ты собираешься заняться и другой проблемой, засевшей в твоей упрямой головке?
Она даже не спросила, о чем он.
— А что я могу сделать?
— Последнее время ты здорово наловчилась высказывать свое мнение, но, думаю, еще немного практики тебе не повредит. — Он улыбнулся, и, Парис могла бы поклясться, глаза его увлажнились. — Иди, пока я не подтащил вас друг к другу и не треснул хорошенько лбами. Он там, у…
— Я знаю, где он. — Парис чмокнула отца в щеку. Спасибо, папа.
Он уходил. Пробираясь между людьми, она проклинала узкую юбку и высокие каблуки, замедляющие движение Вот он пожимает кому-то руку, прощально машет Ее охватил жуткий страх, потом огромное облегчение, когда, обогнув последнюю группу гостей, она увидела его удаляющуюся высокую фигуру.
— Джек.
Он остановился, обернулся. У нее пересохло во рту. Сердце заколотилось о ребра. Она понятия не имела, что сказать. Последние несколько ярдов она бежала и вот молчит и стоит с глупейшим видом перед ним, таким большим и надежным, что ей захотелось просто подойти и потереться лицом о теплую широкую грудь.
— Уходишь?
Он взглянул в направлении автомобильной стоянки.
— Похоже на то.
В растерянности Парис искала, что бы еще сказать, и не находила.
— Я не была уверена, что ты вообще появишься.
— Пришлось. — Снова она ощутила его пристальный взгляд.
— Да, конечно, это же все твое. Разумеется, ты был должен.
Джек ничего не сказал, только смотрел на нее. Тени, упавшие на его лицо, делали его жестким, непреклонным. И Парис показалось, что ее сердце подкатилось к горлу, мешая словам выйти на свободу. Она взглянула поверх его плеча, надеясь, что нужные слова волшебным образом появятся на стене ближайшей виллы. Слова доверия и любви. Но стена оставалась безупречно белой, и она поняла, что извне помощи не получит. Надо действовать самостоятельно.
— Прими мои поздравления по поводу сегодняшнего вечера, — сказал Джек наконец, прерывая долгое молчание. — Это серьезный успех.
— Спасибо. Не только за то, что ты так считаешь, каждый сейчас имеет возможность оценить результат, но и за то, что подарил мне такую возможность. Если бы не ты, меня бы здесь не было.
— Думаю, ты и сама смогла бы пробиться.
— Нет, — сказала она, ломая подчеркнуто церемонный тон беседы. — Работу мне бы не поручили, мы оба об этом знаем. А ты столько времени на меня угробил и многому научил.
— Ты схватывала на лету. — Пауза. — Ты что, правда собираешься поступить в колледж?
— Собираюсь. На отделение экономики. Но это в следующем году, а пока у меня есть еще несколько месяцев, чтобы повалять дурака.
— Я уверен, что Кей Джи подыщет тебе работу.
Она покачала головой.
— Неужели ты правда думаешь, что я смогу и дальше работать вместе с отцом?
— Мне казалось, вы поладили.
— Мы начинаем ладить, но это не означает, что я смогу забыть или простить то, что он сделал. Или смогу снова доверять ему. Он использовал меня, Джек, не меньше, чем, по твоему мнению, я использовала тебя.
Он шевельнулся, словно отмахиваясь от чего-то.
Рука потянулась потереть шею.
— Мне пора.
— Снова ночная смена? — Парис прикусила губу. Прости. Не стоит мне соваться в твои дела.
— Да нет, все в порядке. Мы оба знаем, что я слишком много работаю. Правда, ночью я отдыхаю.
— Как твой бизнес?
— Я пока немногого добился в этом направлении.
— Почему же?
— Решил сделать небольшой перерыв, переоценку.
— Не могу представить, что ты простаиваешь. Она внимательнее всмотрелась в его лицо, в усталые глаза и поняла, что ошиблась. — Ты уезжал?
— Нет Я работал дома, у мамы.
— И как она? — Ей был ненавистен этот светский обмен репликами, но гораздо больше страшила мысль закончить его, позволить Джеку уйти.
— В среду она переезжает.
— Надеюсь, она довольна.
Девушка заметила легкое изменение его позы, плечо слегка приподнялось. Сейчас он уйдет. Нет!
Храбрость — куда она девалась? Все хорошее, что случилось за последние несколько месяцев, произошло лишь потому, что она сделала усилие. Триумф стал возможным не потому, что отец дал ей работу. Все дело в том, что она на этой должности работала изо всех сил. Ее взаимоотношения с отцом изменились не случайно, они изменились потому, что она заставила его заметить ее.
Неужели она будет стоять и глядеть, как самое важное в ее жизни уходит вместе с Джеком? Или сделает попытку что-то изменить?
Она шагнула ближе, каблук застрял в щели между плитками, она пошатнулась и почувствовала силу его рук на своих плечах — Все в порядке?
— Не особо.
— Похоже, ты снова надела те же скользкие туфли.
— Да, но проблема не в них. — Она глубоко вздохнула, стараясь не замечать одуряющий запах его близости. — Я недостаточно поблагодарила тебя. Могла бы и получше. Ты подарил мне сегодняшний вечер, хотя это не главное. Ты вернул мне хорошие отношения с отцом — это важно. Но важнее всего то, что ты оставил здесь, у меня в сердце. Уверенность, и силу, и веру в себя. Способность делать собственный выбор. Вот за что я хочу благодарить тебя.
И, изумляясь собственной храбрости, Парис шагнула ближе и поцеловала его в щеку.
— Мне не нужны твои вежливые поцелуи на прощанье. Только что ты хвасталась своей уверенностью и смелостью, так имей же смелость поцеловать меня по-настоящему.
— Я не могу этого сделать. — Голос ее охрип — совсем не так, как у сильной женщины, какой ей хотелось быть.
— Почему нет? Наплюй на условности, Парис.
— Я недостаточна сильна. Не могу поцеловать тебя и притвориться, что между нами ничего не было. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы притворяться.
Вот. Она сказала это, и, кроме боли, обручем сдавившей грудь, ничего страшного не произошло. Воодушевленная, Парис продолжила, пытаясь выговориться до конца:
