Галия Мавлютова - Лекарство от верности
– Ты счастлива? – спросил Дима.
– Да, счастлива, – мой ответ прозвучал сухо, будто я нехотя сознавалась кому-то наверху в совершенном грехе.
Мне не было стыдно. И не было страшно. Я не ощущала себя преступницей. Свершилось то, что должно было свершиться. Любовь оказалась сильнее меня, сильнее долгов и обязательств, сильнее страсти. Любовь уложила меня на обе лопатки. Признаюсь, лежать на обеих лопатках вместе с Димой доставляло мне непереносимое удовольствие. Такое невыносимое, что у меня все заныло внутри и не было сил вытерпеть сладостную муку. Счастье может существовать только вперемежку с мукой. Теперь я это совершенно точно знаю. Никто не сможет обмануть меня. Я узнала настоящую цену земного греха.
– Ты действительно счастлива? – сказал он, приподнявшись на локте.
Дима рассматривал мое лицо, и мне не нужно было скрываться, я знала, мое лицо дышит счастьем и оно прекрасно.
– Счастлива, верь мне, – сказала я.
Смуглое родное тело горело неуемным желанием. Дима приблизил свое лицо к моему, обдал меня нестерпимым и жарким дыханием страсти. Можно было угореть от пылающего жара, умереть от небывшего вожделения, от терпкого аромата любви. Его тонкая кожа медленно врастала в мою, образовывая единые клетки, становясь родственной тканью, шелковистой и атласной. Мы закутались в нашу общую кожу, превратились в одно тело, обрели один скелет на двоих, мы были вместе и рядом, и мы проникли в себя, слились в одно целое навечно. Я старалась запомнить запах страсти, аромат желания, угар вожделения, хотела отложить в своем подсознании отголоски чувств и эмоций, я складывала все мелочи в одну копилку. Я хотела накопить любовь про запас. Впереди мерцало слишком много зим и весен, убогих и роскошных, сытых и голодных, но в них не было одного. Там не было моего возлюбленного.
– Ты любишь? – спросил он.
– Да, люблю, – сказала я.
Мое чистосердечное признание влило в него свежие силы. Он набросился на меня с новой страстью, будто где-то внутри него пылал невидимый костер, снабжая его новой неутолимой энергией. Мы плыли в безвоздушном пространстве, там ничего не было, ни людей, ни птиц, ни деревьев, ничего живого. Только мы одни, вдвоем, без прошлого и будущего. Даже без настоящего. И мы не вернулись оттуда, остались там жить. Нам было хорошо вдвоем. Мы навсегда останемся в эфире. И наши невесомые тела будут вечно плыть в туманной и зыбкой бесконечности.
– А что дальше? – спросил Дима.
– Не знаю. Поживем – увидим.
Мне нечего больше добавить. Все сказано. Мы не можем быть вместе. Мы не можем быть обычными любовниками. Нас разделяют чувства. Это наше последнее свидание. Наверное, кто-то вышибает клин клином, наверное. У меня не получилось. Ничего я не вышибла. Испытав бездну счастья, я больше не могла обретаться в действительности. Мое существование должно превратиться в тюремное заключение. В бессрочную каторгу. Приговор оказался суровым. А наказание – жестоким, оно явно превышало все допустимые пределы.
* * *Мне не нужно было завидовать чужой молодости. И я уже не ревновала своего возлюбленного к любой юной девушке. Моя любовь осталась во мне, она подпитывала мои силы, вселяя в меня уверенность. Бессонница бесследно прошла. После любовного свидания она ушла из моей спальни, освободив смятую постель, и я теперь отлично высыпалась. В снах ко мне приходил Дима. Он приходил каждую ночь. Ни разу не пропустил ночное свидание. И мы плавали в бесконечности. Вдвоем. И никого больше не было. Только мы. Состояние невесомости стало моим повседневным ощущением. Я вновь летала по городу, одним рывком преодолевая огромные расстояния. Энергия била из меня ключом. Родниковая вода струилась из моего тела, обдавая прохожих свежестью и праздником. Лицо лучилось счастьем. Изнутри исходил лунный свет. Я не знала, сколько еще продлится мое счастливое состояние. И как надолго оно вселилось в меня. И не хотела думать о будущем. Боялась. А будущее угрожающе наступало мне на пятки. Однажды я вновь встретила Константина. Наверное, это был все-таки он, изможденный мужчина с голодными и одинокими глазами, вконец исхудавший и больной. Страждущий нищий стоял возле мусорного бака. Когда я проходила мимо, мужчина неожиданно резко повернулся, и мы столкнулись взглядами, будто налетели друг на друга в темном переулке. В глазах Константина застыл немой упрек. Обездоленный мужчина хотел наказать меня за мое счастье, за влюбленный вид, за сияющие глаза. Нищий хотел украсть кусочек моей любви. Я судорожно запахнулась в куртку, как в больничный халат. Мне не хотелось ни с кем делиться своей любовью. Я честно заработала долю своего счастья, самую маленькую его порцию. Но скорбный мужчина отнял мою любовь. Своим тяжелым взглядом он залез в мою душу и вытащил из нее кошелек с монетами, которые я туда упрятала. Проводив глазами украденный кошелек, я облилась грустью, будто сверху кто-то выплеснул на меня ушат ледяной воды. Он присвоил мое бесценное богатство, оставив меня нищей и пустой, по мановению нечистого взгляда я вновь превратилась в полую трубу, наполненную лишь воздухом. Во мне даже страха не было. Лишь одна пустота. Пустая душа тоскливо заныла. Она вдруг лишилась любви. И не стало больше света, исчезла жизнь. Константин вернулся из прошлого. Нищий безмолвно ушел, прислонив к мусорному баку утлую котомку с нечистотами. Я вздрогнула, предчувствуя унылое существование впереди. Оно приближалось. Шаги грозно гремели, издавая неприятный обертон. И я побежала, стремясь убежать от подступающего будущего.
В отделе витала ядовитая атмосфера завистливой конкуренции. Капризная природа баловалась, изнемогая от скуки, оттягиваясь на темных человеческих инстинктах. Люди с аппетитом пожирали друг друга. В воздухе слышалось громкое чавканье, сытое рыгание и душераздирающая икота.
– Вы что-то задержались сегодня, милая, – нежно пропел сухощавый изыскатель левого заработка.
Приходящий на полставки сотрудник крошил бутерброд на мелкие кусочки. Разрезал ножичком, тасовал по блюдечку, составлял живописные картинки в предвкушении неземного блаженства.
– А вы соскучились? – спросила я.
– Да, скучал немного, но больше всех соскучился наш начальник, – лукаво съязвил халтурщик и подмигнул левым глазом.
Все-то у него на левую сторону – бутерброд, прищуренный глаз, кособокое предплечье. И даже плоский юмор косит, заметно скособочился влево.
