Ирина Лобановская - Злейший друг
— Мм…
Ксении казалось, что Сашке нравится Натулечка.
— Нет, ну, скажи. Ведь есть правило на этот счет. С какой стороны — справа или слева?
— Мм… Слева.
— Слева? А почему? Нет, ну, объясни, почему слева, а не справа! Да потому, чтобы сподручнее закидывать через лошадь именно правую ногу.
Потом Наташа показала ему фотографию, где она верхом. Сашка воссиял:
— И-е! Ну, ты молодец, Натка! Такая-сякая-немазаная! Видите, как по моим стопам уже идут люди!
— Тумбо-юмбо ты, Машер!
Он мгновенно погасил улыбку, посмотрел на Натку холодно и жестко, тихо и твердо, деловито произнес:
— Ты умрешь.
Интонация говорила — это дело решенное. Ксения куражливо переспросила:
— Как ты его назвала? «Тумбо-юмбо»?
Сашка перевел на нее такой же взгляд и таким же тоном сказал, глядя исподлобья:
— И-е! Ты тоже умрешь.
Наташа захохотала, и они с Ксенией начали наперебой:
— Ма-аше-ров! У тебя французская фамилия! Маа-а-а-шер! Маа-а-а-шер! От ма шер — «моя дорогая» по-французски!
Он посмотрел на них, пощупал свои мускулы и усмехнулся:
— А вы смелые девицы, однако!
Когда им раздавали аттестаты, директриса о каждом произносила речь. Например: «Ольга Лисова. Выделялась на занятиях в кружках по истории и рисованию. Окончила почти без троек. Особые успехи в изучении литературы и английского языка», «Ксения Леднева. Окончила с одной тройкой. Отмечена на занятиях театрального и литературного кружков. Особые успехи в изучении истории и географии», «Наталья Моторина. Шла на серебряную медаль. Жалко, что не получилось. Блестящие успехи по математике и физике».
Потом дошел черед и до бедолаги Сашки, у которого вообще в аттестате красовались одни тройки, да и те нарисованные стараниями милосердных учителей.
И директриса сказала с непередаваемой торжественностью:
— Теперь попрошу выслушать меня особо! И попрошу бурных аплодисментов, когда закончу! Аттестат вручается Александру Машерову. Одному из самых красивых мальчиков в школе! Посещавшему кружки по истории и иностранному языку. Всегда активно помогавшему в уборке школы и благоустройстве школьного двора! И наконец, просто хорошему человеку!
Весь зал от понимающего хохота просто катался, хотя директриса старалась выдерживать тон важный и серьезный. И покрасневший Сашка подошел за аттестатом, напряженно глядя в пол. Шел и пружился. Ему было и стыдно, и смешно, что для него одного — такая вот особая речь, и все кругом хохочут…
Потом он окончил школу милиции и немного работал в ОВД. Быстро слинял из милиции в ЮКОС. А когда арестовали Ходорковского и ЮКОС стал гореть, снова ушел и теперь… Дальнейшая его судьба была Ксении неизвестна.
Представлялся он всегда так:
— У меня имя-отчество в точности такое же, как у Грибоедова!
Минуты две длилось вдумчивое вспоминательное молчание. Потом кто-нибудь удивленно спрашивал:
— А почему не «как у Пушкина»? Сашка ответом не удостаивал. Хохотал.
— Ксения… — Он остановился рядом. — А в речке крокодил… И вправду крокодил.
— Все такой же красивый шалопай Машеров, — ответила она ему со смехом. — И что тебе сказали монахи?
— Многое сказали… — Он был явно растерян. От неожиданности. Или от чего-то другого? — А что ты тут делаешь? Такая-сякая-немазаная…
— Снимаюсь, — фыркнула Ксения.
— Вау! Здесь?! — вытаращил коньячные глаза Сашка.
— А помнишь на литературе? Роман Вячеслава Кондратьева о войне называется очень просто — «Сашка». Ага. Вот так — «Сашка».
Ксения схватила его за руку и потащила за ворота. Нельзя же так смеяться в лавре…
А Сашка засмущался, отвернулся, покраснел…
— Ну и что смешного, не понимаю… И надул губы.
Но Ксения не унималась. Ее уже понесло.
— А что такое «колыбашка»?
Это слово принес с собой в класс Машеров. Каждого деловито спрашивал:
— Хочешь колыбашку?
И каждый, догадываясь о малоприятном смысле непонятного слова, твердо отвечал:
— Нет.
— Очень зря! — так же твердо отзывался Сашка.
Как-то Наталья вошла в раж и начала куражиться, мол, хочу. На уроке вдруг как завопит фальцетом:
— Хочу колыбашку!
Машеров таким же фальцетом ответил:
— Я тебе ее потом сделаю!
Ксения пробовала тогда у него допытаться, что же это такое. Узнав, что он занимается единоборствами по школе спецназа, спрашивала:
— Этот прием оттуда?
— Нет, это нечто само по себе, — говорил Сашка.
— А что это?
— И-е! Это нельзя объяснить. Это можно только показать.
— Ну, покажи. А то надоело ходить вокруг да около.
— Только не это, — пробурчал он. Помолчал. Подумал. — Ладно, пусть… Сама напрашиваешься. Встань в проход и пригни голову.
Ксения почувствовала, что будет явно неприятное, и махнула рукой:
— Не надо!
Но Сашка психанул:
— Чего ты дурью маешься? То хотела, а теперь нет!..
А Натка долго к нему приставала, подбежит и голосит:
— Ой, если б ты знал, как я хочу колыбашку! Сашка-колыбашка, Сашка-колыбашка!
Однажды он вышел из себя, доведенный, схватил Натку за голову и стал ее пригибать. И Наталья моментально поняла — чтобы сделать эту самую колыбашку по-настоящему. Изо всех сил рванулась, вырвалась и убежала. И больше уже на эту тему не заговаривала.
— Так что это такое? — повторила Ксения.
Сашка усмехнулся:
— Резкий удар вниз по шее, мгновенно сбивающий человека ничком наземь. Ты стала такая известная…
Ксения нахмурилась:
— Да, стала… Та самая, которая… А ты как поживаешь?
— Вот на днях предложили пойти в очень крутую охрану. Я сказал, что для окончательного решения мне надо посоветоваться с девушками.
Ксения усмехнулась:
— Ты неизменяем. Ая всегда удивлялась наивности и доверчивости охраны: меня неизменно пускают без проверки в любые музеи, хотя газовый баллончик постоянно лежит у меня в сумке. Эти их просветители — автоматы контроля — пустое дело! А уж психология… Видят: баба, не очень молодая, ничего особенного, ну что там может быть у нее в сумке…
— Не узнают?
— По-разному… Если узнают, тогда вообще обо всем забывают. Или просят автограф. Тебе не дать?
Сашка фыркнул:
— Вау! А давай, как ты отснимешься, съездим в монастырь, где мироточит икона, мне о ней недавно рассказали. Любопытно. И странно как-то, никогда такого не видел.
Ксения передернула плечами.
— А зачем куда-то ехать? У меня дома есть икона, набрызгай на нее подсолнечного масла — и увидишь в точности то же самое.
Сашка возмутился:
— Как ты цинична! Даже не подозревал об этом.