Эрин Пайзи - Водоворот жизни
Все праздники или семейные торжества означали сборища родственников Юлии в одном из домов их клана. Чарльза они утомляли до смерти, особенно – дядя Макс.
– Уже пробовал девочку? – хрипло интересовался он, тяжело ударяя Чарльза по спине. – Она должна быть веселой и не ломакой. Вот то, что надо.
От одного взгляда на этого человека Чарльзу становилось не по себе, и он съеживался от страха. Чем старше становился Макс, тем больше он толстел и балагурил. Его жена выглядела грустной и несчастной, а дети – нервно дергались и проваливались на экзаменах. Как раз перед тем, как Чарльзу сдавать экзамен по программе средней школы на повышенном уровне (после шестого класса), он заметил матери:
– Ты всех наших так хорошо знаешь, когда они собираются вместе, совсем как в семье Муни. У них тоже подобные сборища. Даже есть дядя, типа нашего Макса. И те и другие любят золотые украшения. Мама, в нас течет еврейская кровь?
Юлия очень строго на него посмотрела и ответила:
– Может, где-то у далеких предков, но мы – валлийцы, жители Уэльса.
Тема осталась закрытой на долгие годы.
Глава 11
К тому времени как тетя Эмили и тетя Беа подъехали вместе с Рейчел к воротам школы, было уже шесть часов. Темнело, и контуры старого грандиозного строения в стиле королевы Виктории неясно вырисовывались перед ними в вечернем полумраке. Рейчел испытывала бурную радость с оттенком страха. Она приготовилась к интернату, прочитав все книги по предметам, которые можно было только достать. Ее любимой была книга с названием «Школьная озорница», полная ночных пирушек и веселых проказ. Все девочки состояли в интимной дружбе – отношениях, совершенно неизвестных в замкнутом мире Рейчел.
Тетя Эмили часами рассказывала, на что это будет похоже. Все эти рассказы сплетали в себе чистой воды вымысел и стечение разных обстоятельств, поскольку тетя Эмили никогда не бывала в школе-интернате. Единственным реальным впечатлением был визит в школу, когда они с Беа привозили Рейчел на собеседование.
– Спальни были чудесными, правда, дорогая? – сказала она Рейчел.
– У меня будет много подруг, да?
– Разумеется, – ответила тетушка Эмили, занимавшаяся пришиванием бирок с инициалами к новой одежде Рейчел.
Девочке нравился ворох новенькой одежды. Она проводила уйму времени перед зеркалом, примеряя галстук и разглядывая девочку с длинными, густыми и блестящими волосами, большими серьезными карими глазами и крупным ртом. На нее смотрело важное отражение. Она вдруг ощутила внезапный крен в плавном и размеренном течении своей жизни. Все изменялось безвозвратно и навсегда. Теплый уютный кокон, окружавший ее до сих пор, вдруг нарушился, и она ощутила неуютный холод беззащитности. Она побежала разыскивать тетушку Эмили и, бросившись ей в объятия, расплакалась. – Я не хочу расставаться с тобой. Тетя Эмили тут же начала всхлипывать. – Но это же ненадолго. Половина семестра – несколько недель разлуки. Я буду писать тебе каждый день.
Они с рыданиями повисли друг на друге, поднявшись на ступеньки пансиона Святой Анны. Беа решила положить конец всем сантиментам.
– Пошли, – сурово приказала она Эмили. – Рейчел, тебе пора. Сейчас подадут ужин. Не опаздывай.
Увидев, какой был жалкий и одинокий у ребенка вид, она успокоила девочку:
– Все будет хорошо, Рейчел. Поверь мне. Как только ты устроишься и заведешь подруг, тебе не захочется возвращаться домой.
– Я хочу домой сейчас, – плакала Рейчел. Тетушка Беа крепко прижала ее к себе и пообещала:
– Приеду проведать тебя через две недели. Они медленно отъехали к воротам. Всю дорогу домой женщины молчали. Рейчел так много значила в жизни обеих, что вызванный ее отсутствием пробел будет трудно восполнить до тех пор, пока девочка не вернется.
– Думаю, надо сказать ей, как она к нам попала, – заметила Эмили. – У остальных детей почти у всех есть отцы и нормальные семьи.
– Я тоже об этом думала, – сказала тетя Беа. – Увидим, спросит ли она об этом во время каникул.
По прошествии первых нескольких недель Рейчел все еще оставалась в состоянии шока. Кроме шума от ста двадцати учениц, существовал, казалось, бесконечный свод правил, которые нужно было знать и безукоризненно исполнять. Самым священным считался «обязательный реверанс преподобной настоятельнице». Преподобная настоятельница была красивой, с лицом сирены, монахиней, которая величаво проплывала по коридорам и, как говорили, отличалась своей набожностью настолько, что даже самые худшие воспитанницы склоняли перед ней головы и с трепетом преклоняли колени. «Не бегать по коридорам», «Не разговаривать на переменах»… – список казался бесконечным.
Рейчел узнала, что ей предоставлено право принимать ванну два раза в неделю и два раза в неделю менять белые панталоны, а толстые синие шаровары позволялось менять только один раз в неделю. Она ужаснулась оттого, как ей пришлось раздеваться в первый день в спальне до майки и панталон.
– Рейчел, – одернула ее случайно проходившая надзирательница, – не будь бесстыдницей.
Рейчел в недоумении посмотрела на нее. Другие девочки, которые в это время копались в своих шкафчиках и ящичках, начали хихикать.
– Извините, госпожа надзирательница, – ответила она, – я вовсе не хотела показаться бесстыдной. Просто я раздевалась.
Надзирательница, которая оказалась единственной имевшей детей женщиной в школе, смягчилась:
– Возьми свой халатик, дорогая. Как только ты снимешь блузку, прежде чем снять белье, поворачивайся ко всем спиной и накидывай на плечи халатик. Это не сложно, если немного наклониться. Таким образом мы заботимся о своей нравственности и скромности.
– Благодарю вас, госпожа надзирательница, – покорно сказала Рейчел.
Каждая спальня имела название какого-нибудь цветка. Поскольку Рейчел исполнилось только десять лет, она размещалась в спальне для младших с названием «Фиалка». Там вместе с вновь прибывшими оставались несколько воспитанниц со стажем. Ежедневно, ровно в восемь часов вечера возле выключателя возникала сестра Вера, высокая, статная и злопамятная.
– Восславим Иисуса Христа, – взывала она. Щелчок, и свет гас. У Рейчел даже плакать не было сил, пока она не услышала шепот: «Рейчел – бесстыдница», «Рейчел – бесстыдница», «Она показала свой зад». Последовали смешки.
– Потише, пожалуйста, – приказала старшая в спальне.
Комната погрузилась в тишину. Слышны были только приглушенные всхлипывания вновь прибывших воспитанниц. Рейчел плакала, положив на лицо подушку.
– Господи, пожалуйста, позволь мне вернуться домой, – горячо молилась она.
