Розамунда Пилчер - Спящий тигр
— Ему сказали, что это творческий кризис.
Фрэнсис расхохоталась.
— Видите ли, дорогуша, это сказала я!
— Если вы считаете, что ему не под силу написать вторую книгу, зачем эти разговоры про творческий кризис?
— Дело в том, что он был очень подавлен, а я пыталась его немножко развеселить. Джорджу не надо писать. У него есть деньги, а писать только ради процесса — напрасная трата сил. Игра не стоит свеч.
— Но он же должен написать вторую книгу!
— Это почему?
— Потому что он дал обещание. Потому что издатель ее ждет. В конце концов, чтобы просто выразить себя.
— Это все пустые слова.
— Вы что, не хотите, чтобы он писал?
— Чего я хочу, а чего нет, не имеет значения. Я просто высказываю свое мнение. Понимаете ли, детка, я управляю художественной галереей. Мне приходится постоянно иметь дело с людьми искусства, с их темпераментами и их причудами. Я не думаю, что Джордж — творческий человек.
— Но если он не будет писать, чем ему заниматься?
— А чем он занимался до того как написал Фиесту в Кала-Фуэрте? Ничем. В Сан-Антонио очень просто предаваться безделью, на все говорить маньяна, завтра. — Она улыбнулась. — Вы, кажется, шокированы? Мы с Джорджем вдвое старше вас, а к сорока годам юношеские иллюзии и прекраснодушные мечты обычно успевают здорово пообтрепаться. Жизнь не всегда так ясна и однозначна, как кажется в восемнадцать… или сколько вам там?
— Мне двадцать лет, — ответила Селина. Голос ее внезапно стал ледяным, и Фрэнсис это порадовало — она поняла, что ей удалось вывести соперницу из себя. Она валялась в кресле, рассматривая Селину, и страх, посетивший ее при их внезапной встрече, отступал — Селина уезжает, через час она будет уже в аэропорту, вернется в Лондон, к своей жизни в Куинс-гейт, о которой Фрэнсис ничего не знала и не хотела знать.
Их неловкое молчание прервал рев «ситроена», за которым еле-еле можно было расслышать тарахтение старенького автомобиля Пепе. Селина поднялась на ноги.
— Вот и такси.
— Прекрасно! — Фрэнсис затушила сигарету прямо об пол. — Так, надо дать вам деньги.
С трудом держа себя в руках, Селина ждала, пока Фрэнсис отсчитает деньги; в этот момент в дом вошел Джордж и двинулся на террасу, чтобы присоединиться к ним. По нему было видно, что ситуация нервирует его не меньше, чем Селину, однако он ограничился замечанием о том, что в Лондоне ей понадобятся фунты стерлингов, поэтому Фрэнсис подписала чек «Американ Экспресс» и протянула его вслед за деньгами.
— Обналичите в аэропорту.
— Вы очень добры.
— Что вы, это было сплошное удовольствие, — сказала Фрэнсис. — Не берите в голову.
— Я… я обязательно верну деньги.
— Я в этом не сомневаюсь.
Джордж спросил:
— Где твоя сумка?
— В доме.
Он подошел к ним, взял деньги из рук Селины и спрятал их в потайной кармашек внутри сумочки.
— Не потеряй их снова, — сказал он, — второй раз мне такого не выдержать.
Это должна была быть шутка, однако, только произнеся ее, он немедленно раскаялся, потому что его слова прозвучали так, будто он и думать боится о повторной встрече с Селиной. Пытаясь сгладить неловкость, он поспешно спросил:
— Паспорт у тебя?
Она кивнула.
— Ты уверена?
— Да, конечно.
— Думаю, тебе пора отправляться. У нас не так много времени…
Ее выпроваживали — доброжелательно, но непреклонно. Медленно переставляя ноги, она последовала за Джорджем в дом. Он взял со стула ее пшеничного цвета пальто и отступил в сторону, словно пропуская Селину вперед. В распахнутых дверях террасы появилась Фрэнсис Донген. Ласковым тоном она произнесла:
— Пепе ждет…
Селина сглотнула. Потом сказала:
— Мне внезапно захотелось пить. Я успею выпить воды?
— Конечно. — Джордж пошел было к колодцу, но Селина вмешалась:
— Нет, я предпочла бы содовую — она холоднее и лучше освежает. Не беспокойся, я сама возьму. В холодильнике была еще бутылка. Это займет всего минуту.
Они ждали, пока она сходит за содовой. Селина проскользнула за стойку кухоньки, склонилась перед холодильником и достала заиндевевшую бутылку. На мгновение она скрылась из виду, а потом распрямилась, с бутылкой в руках, открыла ее, налила содовую в высокий стакан и стала пить так торопливо, что Джордж посоветовал ей не спешить, чтобы не лопнуть.
— Не лопну.
Она поставила пустой стакан на стол и внезапно улыбнулась, будто содовая решила все ее проблемы.
— До чего вкусно!
Они вышли на улицу, под жаркое солнце, где их дожидался Пепе. Он взял у Селины пальто и положил его на торопливо расчищенное заднее сиденье, а Селина попрощалась с Фрэнсис, поблагодарила ее за помощь и повернулась к Джорджу. Она не протянула руку для пожатия, а он не осмелился поцеловать ее. Не касаясь друг друга, они сказали «до свидания», но душа у него при этом разрывалась на части.
Она забралась в старенькую машину и уселась, выпрямив спину, трогательная и до ужаса беззащитная, а Пепе сел рядом с ней, и Джордж стал давать ему разные бесполезные указания и грозить неминуемой карой, если хоть что-то пойдет не так. Пепе кивал, показывая, что все понял, а потом рассмеялся беззубым ртом и завел мотор.
Машина начала карабкаться по склону прочь от Каса Барко, и Джордж долго смотрел ей вслед, даже когда она скрылась из виду, потому что ему все еще слышался шум мотора.
Вечером того же дня в отеле Кала-Фуэрте состоялась грандиозная вечеринка. Она началась незапланированно и, как все удачные вечеринки, постепенно выросла до масштабов всеобщего разгула, в котором приняли участие представители дюжины разных национальностей. В баре Рудольфо царило буйное веселье, спиртное лилось рекой. Какая-то толстуха собралась танцевать на столе, но свалилась оттуда прямо на руки своему приятелю и остаток вечера сладко проспала в его объятиях. Владелец одной из яхт, стоявших в гавани, раздобыл гитару, и под его аккомпанемент молоденькая француженка станцевала пародию на фламенко — Джордж хохотал так, будто в жизни не видел ничего смешнее. Тем не менее около часу ночи он внезапно объявил, что собирается домой, в Каса Барко. Поднялась волна протестов, его упрекали в том, что он портит все веселье, что сейчас его очередь покупать всем напитки, однако Джордж остался непреклонен, потому что чувствовал: надо уходить сейчас, пока на смену смеху не пришли слезы. Нет ничего хуже пьяных слез.
Он поднялся на ноги, с отвратительным скрежетом отодвинув свой стул. Фрэнсис сказала:
— Я пойду с тобой.
— Ты же остановилась в отеле, забыла?
