Первозданная (СИ) - De Ojos Verdes
— И ты тоже меня не достоин?
— Я не достоин тебя в первую очередь, — наши пальцы соприкасаются, давая совершенно обратный эффект.
Горько усмехаюсь. Какая привычная взрывная реакция. И какой контраст со сказанным.
Тяну пионы на себя и вдыхаю яркий запах.
— Спасибо. За то, что на миг мне показалось, будто я особенная. Пусть это и обман зрения. Ведь ты ко всем так относишься. Ко всем, с кем спал.
— Сатэ, не надо…
Предостережение отскакивает рикошетом, соприкоснувшись с моим разъедаемым кислотой нутром. Мне внезапно хочется выплеснуть яд горечи, который он каждый раз ненароком увеличивает своими болезненными репликами. Лучше бы молчал. Ненавидел. Но не это. Не сожаление.
— Скажи, — игнорирую полыхнувшие языки пламени в таких родных, но одновременно чужих глазах, — ты хотя бы дождался, чтобы мой запах выветрился из твоей постели? Мало ли, какие ревнивые у тебя пассии…
Да, веду себя глупо, вновь поддаваясь импульсивности. Противоречу себе, поднимая эту тему раз за разом, а сама прошу его отстать…
Но мне так больно!
— Чего ты хочешь, Сатэ? М-м? — надвигается с агрессией. — Объясни мне, бл*дь!
Резко разворачиваюсь и бегу к выходу.
— Куда?! Стоять!
— Пошёл ты, дрессировщик хренов!
Идиотка! Боже, какая ты идиотка, Сатэ! Чувствительная истеричка. Это возрастное, или ты всегда была такой, просто латентной больной?
— Какая прелесть! — Луиза встречает восхищенным возгласом, завидев цветы в моих руках.
Только сейчас соображаю, что всё же забрала пионы. Лучше бы швырнуть ему в лицо. Надо же, вшивый джентльмен. Откуда только узнал, что у меня день рождения? Хотя, чего это я. Оттуда же, откуда узнал мой новый адрес, куда явился три дня назад.
— Больше никогда так не делай, — холодно предупреждаю. — Никогда. Мы — не ты и Роберт. Нас не надо сводить, Луиза.
Опешившая девушка делает шаг в сторону, пропуская меня вперед. И я прохожу к вырезанной из пластиковой пятилитровой бутылки таре, любезно предоставленной мне уборщицей. С остервенением запихиваю тяжелую охапку рядом с розами, подаренными нашими ребятами. Забрызгиваю пол стрельнувшими струями воды, будто вымещая злость на несчастных растениях.
Выпрямляюсь и медленно вдыхаю. Затем выдыхаю. И снова по кругу.
Когда сознание мало-мальски проясняется, мне становится противно от своей грубости. Я возвращаюсь к столу и пытаюсь искренне порадоваться, принимая очередные поздравления.
В конце концов, мне исполнилось тридцать. Неужели я не смогу, как и раньше, держаться на силе воли? Разве я когда-нибудь была слабачкой?..
Когда импровизированные гости расходятся, улавливаю подходящий момент и шепчу Луизе «извини» в раскаянии. Та лишь понимающе кивает и ободряюще улыбается.
И снова в помещении остается только наша команда — Артур, Рома и Лиля. Последняя пытается помочь мне убрать остатки былой роскоши, но я отгоняю ее подальше, замечая, как она едва заметно пошатывается. Еще один конспиратор. Попробуй, пойми её тут.
Кое-как уговариваем девушку уйти, и спустя десять минут отправляю подругу домой на такси. Остаток дня проходит вполне прилично — с огромным количеством звонков, но всё же я успеваю и поработать. К шести часам почти умиротворенная я выхожу на улицу, подставив лицо лучам садящегося солнца.
Жизнь еще в подростковом возрасте подбила меня радоваться каждому мгновению. Быть благодарной за всё, что имею. И я позволяю себе искреннюю улыбку, жмурясь и продолжая путь.
Я научусь жить с этой тоской. Я смогу. Наверное…
— Красотуль?
Шутливый тон до боли знакомого голоса застает врасплох. Моментально чувствую подступившие слезы радости и неверия.
Медленно поворачиваю голову и жадно впиваюсь в глаза, зеркалящие мои собственные. Такие же зеленые, но чуть крупнее. Он же у нас парень большой, у него так и должно было быть.
— Ну, иди ко мне… С днем рождения!
Раскрывает объятия широко-широко, несмотря на зажатый в ладони букет любимых ромашек. И где только достал это великолепие? Позволяю себе врезаться в него с разбегу, не сдерживая счастливого визга.
— Эдгар! — расцеловываю его, дрожа от переизбытка эмоций. — Родной!
— Тише-тише, — смеется, едва ли не падая от напора моих телодвижений.
— Ты приехал! Ты приехал! Эдгар!
Мне хочется спросить, как так получилось, где родители, сестра, племянница, но горло сдавило спазмом, и я смогла только крепко-крепко прижаться к его плечу, изголодавшись по братской любви.
Я ждала этого дня так давно! Слишком долго, если учесть, как мы друг в друге нуждались. Но больше не хотелось выяснять отношений, обвинять, злиться — словом, тратить время на такую ерунду. Лишь бы Эдгар больше не отворачивался от меня…
— Это ещё кто такой? — раздается возмущенно у моего уха.
Нехотя слегка отрываю голову, чтобы взглянуть на нарушителя момента.
Голубые глаза, превратившиеся в злобные щелки, действительно вонзились в нас с братом и нагло рассматривали, находясь на небольшом расстоянии. Адонц явно слышал этот вопрос.
Спешу вернуться в уютную теплоту и, расположившись поудобнее, небрежно бросаю:
— Не знаю. Наверное, какой-нибудь новый сотрудник. Может, поборник нравов.
Говорю так, чтобы это долетело до ушей Торгома. Пусть это меня и не красит, но я получаю колоссальное изощренное удовлетворение, представив, как вытягивается в эту секунду его лицо.
А когда спустя несколько мгновений слышу феноменальный визг тормозов резко сорвавшейся с места машины, ни капли не сомневаюсь, что это он.
Да, Снежный Король, иногда и у тебя, оказывается, отказывает выдержка.
Опять же, пусть это ничего не меняет, но мне приятно.
Приятно, что я что-то значу для тебя. Что-то, что ты пытаешься спрятать. Но оно всё равно продирается к свету…
Глава 18
«Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы». Л. Н. Толстой «Анна Каренина»
Обычно, время рассматривают с двух сторон. Сторонники первой теории утверждают, что оно лечит. И возникает резонный вопрос: когда именно ждать результата? Вторые же — что оно лишь притупляет эмоции, выветривает начальный толстый губительный слой, за которым идут пласты потоньше. И они не так смертельны. Главное — пережить исходный этап.
Ну же, человек, ты же венец творения. Что за дурацкая привычка портить самому себе жизнь? Зачем ты идешь каменистыми путями саморазрушения? Откуда столько спеси и отрицания?
Чего и сколько тебе нужно, чтобы принять реальность?.. Размеренно, мудро. Ведь на кой тебе тогда мозги?
Эти ни к чему не приводящие внутренние манифесты сопровождают меня с тех пор, как я приняла свои чувства к Торгому и поспешно исчезла. Ну, подумаешь, одна из миллионов женщин, которым суждено жить с грузом неразделенной любви. Что, теперь надо сделать из этого знамение, чтобы с ним шагать до конца дней? Нет, конечно. И ведь я почти приручила своих гадких демонов… Смогла себя убедить за год затворничества в том, что я справилась. Отпустила. Человек он такой — свободолюбивый, честный. Ты сама свой выбор сделала, зачем травить душу мужчине?
Помнится, Эйнштейн как-то сказал, что, готовясь к войне, её предотвратить невозможно.
О, какая неповторимая мысль.
И мы тому ярое подтверждение. Жесткий игнор и постоянные провокации теперь стали неотъемлемой частью наших «отношений». И хочется и колется. У обоих. Вроде бы, сошлись на том, что отстаём друг от друга. А эта болезненная зависимость, ненормальная и до ужаса маниакальная, она не отпускает. То самое наитие, когда-то через прикосновение швырнувшее обоих в водоворот, не желает убраться восвояси. И это только усугубляет положение. Ни ему, ни мне нет покоя. И общего будущего тоже.
До окончания отпуска Арзуманяна мне приходится быть исполняющей обязанности. Стоит ли описывать, что происходит, когда ввиду рабочих моментов мы пересекаемся с Торгомом? Это пусть и редко, но всё же имеет место быть.
