Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Даша Черничная
Мирон шумно сглатывает, делает широкий шаг, переступая порог и приближаясь ко мне. Я отступаю назад, впуская его и избегая близкого контакта. Складываю руки на груди, закрываясь и одновременно отстраняясь от бывшего мужа.
От Мирона пахнет морозом, знакомым, родным парфюмом с ароматом сандала — и им самим. Его запах моментально обволакивает меня, я ощущаю, как подгибаются колени, как трудно становится дышать. В голове моментально образуется каша, потому что каждая мысль о нем. О том, какой он родной. О том, что только с ним я чувствую себя нужной, ощущаю себя женщиной.
Я глупая, знаю. Забыла о предательстве, вычеркнула Мирона из своей жизни. Все потому, что он спас меня. Был рядом со мной в самый сложный момент жизни. Я не просила об этом, но он сделал все возможное, чтобы помочь мне. Мне сложно понять, что происходит сейчас в голове, там сплошные противоречия.
Этот месяц показал мне одну важную вещь: я скучаю по Мирону. К сожалению, этого факта недостаточно, чтобы я могла ему верить.
Бывший муж возвышается надо мной. Ночь обнажает самые потаенные чувства, опутывает, опоясывает, гипнотизирует и тянет к себе. Манит меня, как змей-искуситель.
— Кудряха, — сдавленно произносит Мирон, и от его голоса по телу бегут мурашки.
— Зачем ты приехал? — так же хрипло спрашиваю я.
Бывший муж молчит, рассматривает меня, пожирает взглядом.
— Мимо проезжал, — выдавливает он и ведет плечом.
— В час ночи? — хмыкаю я.
— Да. Напоишь чаем? — неожиданно просит.
Я качаю головой:
— Поезжай к себе, Мирон.
Я не хочу, чтобы он уезжал. Но и оставаться тут наедине с ним будет сложно. Я боюсь его и боюсь остаться без него. Вот такая женская неопределенная сущность. И как теперь быть?
— Не могу, Кудряха, — устало произносит Мирон и потирает отросшую щетину.
Пожимаю плечами и ухожу в спальню, надеваю халат, чтобы хоть немного скрыть то, что происходит с моим телом, затем возвращаюсь. Мирон уже расположился на кухне — включил свет и смотрит в окно.
Я подхожу к чайнику и машинально нажимаю на кнопку. Не думаю, что Мирон действительно хочет чая, но занять чем-то руки я должна. Он оборачивается и осматривает меня, я же остаюсь стоять, упершись поясницей в столешницу.
Молчим. Смотрим друг на друга. Так много хочется ему сказать, но чувствую — рано. Не готова я. При свете я вижу, что Мирон похудел еще сильнее. На лице щетина, которой несколько дней. Одет просто: темные джинсы и серый свитер, нет никакого лоска и шика. Он выглядит уставшим, хотя взгляд яркий, живой. Зажигает меня теплыми всполохами, греет душу, тянет к себе, но я держусь из последних сил.
Весь сегодняшний день стирается. Выставка, Олег и наше с ним недосвидание — все это канет в бездну прошлого.
Страшно признаться, но я готова всю оставшуюся жизнь стоять вот так, рядом с Мироном.
— Как ты? — спрашивает мягко он.
Облизываю пересохшие губы, тихо отвечаю:
— Отлично, — и почти не лукавлю. Я и вправду чувствую себя прекрасно.
Физически. Душою я тянусь к недостающему элементу.
— Рад это слышать, — говорит так же тихо, как я.
Мы замираем, подбираем слова.
— Рита…
— Мирон…
Говорим одновременно и замолкаем. Я выдыхаю и усмехаюсь:
— Зачем бы ты ни пришел — говори и уходи.
Мирон делает шаг мне навстречу, следом еще один. Интуитивно я выпрямляюсь и сглатываю ком слюны.
— Мне не нужна причина, чтобы прийти к тебе, Кудряха, — черный взгляд прожигает насквозь, опускаясь электрическим разрядом к самому низу живота, и я свожу колени, что не остается незамеченным для Мирона.
Я сильнее вжимаюсь поясницей в столешницу. Бежать некуда.
— Ты обещал, что отпустишь меня, — шепчу, не в силах отвести глаза от его магнетического взгляда.
— Разве? — Мирон вскидывает бровь и криво улыбается, опускает взгляд вниз и пожирает им мои губы. — Я обещал тебе свободу. Разве я не сдержал свое слово?
Я теряю нить нашего разговора. В горле пересыхает, голова начинает чертовски кружиться.
— Тебе лучше уйти, — не узнаю свой голос, столько в нем дрожи.
— А вот твои соски, которые торчат даже сквозь халат, говорят об обратном.
Он делает последний шаг, становится ко мне максимально близко. Отводит мои волосы назад, нежно проводит рукой по плечу, скидывая с него лямку сорочки и халат одновременно. Медленно опускает голову и целует меня в изгиб шеи.
Я закатываю глаза, запрокидываю голову и хрипло выдыхаю болезненный стон, с силой хватаясь за стол, впивая в него ногти. Соски уже попросту болят от возбуждения, которое огнем горит по всему телу.
Мирон нежно поддерживает мой затылок и кладет вторую руку на талию. Это касание обжигает, запускает электрические разряды по телу, будоражит.
Слабая, да. Но ведь я и сильной-то не была никогда. Конечно, я могу его прогнать, но предвкушение слишком сладкое, чтобы я отказывалась от дурманящих мысли ласк.
Я не могу ему довериться, но это не значит, что мое тело согласно с мыслями. Оно жаждет родного тепла, любимых губ, и я отдаюсь ему. И телом, и мыслями, потому что не хочу больше боли, не хочу страданий. Довольно.
Будто почувствовав мою капитуляцию, Мирон сильнее вжимается в меня, и я животом чувствую его каменное возбуждение.
С трудом отлепляю от столешницы гудящие руки. Одну кладу на шею Мира, второй хватаюсь за его предплечье.
Тем временем бывший муж скидывает одежду со второго плеча, полностью оголяя верхнюю часть моего тела. Теперь сорочка с халатом повисают на моей талии бесполезными вещицами.
Мирон не спешит, он наслаждается мной. Убирает губы с шеи и заглядывает мне в лицо, пальцем проводит по искусанным губам. Безумно хочется, чтобы он поцеловал меня, я изнемогаю от желания.
Но Мир шумно сглатывает и опускает губы на шею с другой стороны. Ведет языком по ключице и ниже, разгоняя по телу тонну мурашек. Неторопливо прокладывает дорожку по груди — и резко втягивает сосок.
Охнув от неожиданности, я выгибаюсь навстречу мужчине и давлю в себе глухой стон. Мирон играет с моим телом, он знает все мои чувствительные места. Этот акт близости, искренности, когда все чувства наголо.
Запускаю руку в волосы Мира и с силой сжимаю их. В ответ он кусает мой сосок, и я вскрикиваю.
Мирон становится на колени передо мной, отрываясь от моего тела, поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. А там сумасшедшие всполохи желания, самая настоящая буря. Такая, что невольно задумываешься: как он держит себя в руках?
Стоит передо