Брат подруги. Наваждение (СИ) - Валерия Сказочная
М-да, и действительно, сколько я с ним знакома? О каком «ранить его чувства» вообще могла быть речь? Я же видела, как свободно он общается с другими моделями. Уверена, что подобных симпатий у него хватает.
А вот Матвей… Тут совсем иначе всё. Он ведь и впервые поцеловал меня после разговоров о Марке и моих будущих свиданий с ним.
— Я и вправду идиотка, — подытоживаю со вздохом.
Не столько даже Марку, сколько просто как мысль вслух. Но он понимающе хмыкает. А потом участливо спрашивает:
— Что там у вас?
Вздыхаю — тут парой слов не скажешь. С другой стороны, дружелюбная и в хорошем смысле простая реакция Марка на все мои выпады подкупает. Да и всё-таки мне нужен кто-то, с кем смогу обсудить всё скопившееся. И Лика тут не вариант — Матвей её брат.
— Я дружу с сестрой Матвея, и, приехав в Москву, сразу остановилась у него. Потом вышло так, что мы поцеловались, и я поняла, что не смогу дальше спокойно оставаться рядом, зная, что этот поцелуй для него ничего не значит. Вот и стала искать квартиру, а заодно хотела переключиться, — решить всё сказать Марку было проще, чем сделать это. Немного всё-таки не по себе, особенно, когда говорю последнюю фразу. Ведь, получается, в какой-то степени использовала его. Добавляю, стараясь хоть как-то сгладить: — И тут ты с твоим вариантом, плюс ты тоже красивый и приятный.
Марк издаёт смешок: что-то мне подсказывает, что и мои попытки польстить тоже видны. Так себе способ смягчить ситуацию. Но и это он умудряется легко замять мимолётной тёплой улыбкой:
— Вот уж спасибо.
Тоже улыбаюсь, хотя быстро серьёзнею — я ведь только начала говорить. И сейчас подхожу к самому сложному.
— А потом так получилось, что для Матвея тот поцелуй всё-таки что-то значил, и мы начали встречаться. Но я не знала, как обо всём сказать и тебе, и ему. Начала врать, особенно в то утро, когда Матвей заехал за мной, и ты собирался…
— И поскольку врать ты не умеешь, то он тоже, как и я, заподозрил, что что-то не так, — заключает Марк, подхватывая после недолгой паузы.
Киваю, уже совсем не удивлённая, что он и ту ситуацию легко отпустил, хотя впустую ехал ко мне и потом ещё звонил без ответа. «Как и я»… Видимо, знал с самого начала. Надо было быть более открытой с ним.
Но что уж — сейчас я как раз максимально честна. При других обстоятельствах мы с Марком могли быть хорошими друзьями.
— Начал накручивать себя, а в итоге я всё-таки ему сказала, что квартира твоя. Ну и он вспомнил, как мы общались и решил, что… — осекаюсь, криво усмехнувшись и покачав головой.
До сих пор не понимаю, как Матвей так легко в это поверил. То есть в целом оно понятно, конечно, особенно когда я проговариваю всю ситуацию, обрисовывая её Марку. Поводы подумать лишнее были. Но причины… Их ведь нет. Разве Матвей не чувствовал, насколько я трепетала от одного его присутствия? Как мог допустить, что способна переключиться на кого-то ещё?
Марк хмурится:
— Переубедила?
Если честно, нет. Обиделась сразу. Толком ничего нормально не объяснила, лишь твердила, что Матвей не имеет право так думать.
— Пыталась, — всё же щажу себя в глазах Марка. Да и стал бы Матвей меня слушать? Что такого я могла ему сказать? — Он настоял, что я должна перестать с тобой работать, — поморщившись, добавляю.
Даже признаваться в таком стыдно. Ведь это попытка контролировать меня. Многие современные девушки посчитали бы такое звоночком держаться от мужчины подальше, а я ещё мысленно колеблюсь, а стоит ли мне так резко воспринимать. Напоминаю себе о его признании про измену от бывшей…
О которой Марк ничего не знает, но со спокойной уверенностью заявляет:
— Его можно понять, учитывая, что я проявлял к тебе конкретный интерес, а потом ты стала жить в моей квартире, да ещё и врать ему, скрывая это.
В его словах нет ни одного домысла — лишь факты, которые сама же и рассказала. Но аж вздрагиваю. Это не звучит обвинительно по голосу, но по смыслу как будто бы да. Картинка складывается так себе, если вот так разом всё озвучить.
И всё же…
— Но разве в здоровых отношениях кто-то кому-то может запретить?
— Здоровые отношения, — с беззлобно снисходительной ухмылкой повторяет Марк. — Сомнительная формулировочка. Лучшие отношения — те, в которых обоим комфортно, без ярлыков. Необязательно равноправные, как сейчас навязывают. Ты скорее из тех девушек, о которых заботятся, за которых берут ответственность. И ревнуют тоже. На мой взгляд, тебе стоит прислушаться к мужчине, которого любишь. Тебе так важно работать со мной? Или его спокойствие всё-таки дороже?
Прикусываю губу, не понимая, это я такая легко внушаемая, или слова Марка — и есть истина, которую всегда знала подсознательно? Слишком уж они успокаивающе действуют, при этом кажутся логичными. Подбадривают, словно разрешение дают.
И всё-таки вот так сразу окунаться в них — не лучшее решение.
— А потом он ещё что-то накрутит себе и опять запретит, — неохотно привожу весомый аргумент.
— Он похож на того, кто накручивает себе что-то без причины? — машинально задав этот вопрос, Марк тут же ухмыляется: — Хотя сейчас да, похож. Ещё и поступил как мудак. Но уверен, это потому что ты ничего нормально не объяснила. Если потом такое поведение будет повторяться, всегда можешь уйти. Тем более, если без причины. Но рубить сразу на корню глупо.
Отвожу взгляд от серьёзных глаз Марка. Умом понимаю, что он прав. Но тогда получается, я и вправду вела себя глупо?
Признавать такое не по себе. И так только и делаю, что позорюсь перед Матвеем. Причём ещё с подросткового возраста. Слишком неуклюжая, неуверенная, косячная…
— У тебя мужская солидарность, — бросаю Марку.
— А у тебя юношеский максимализм, — парирует он почти с теплом. — Тебе проще опираться на чужие понятие нормы и здоровья, чем на собственные ощущения?
Вздыхаю. Мне и без того не хотелось спорить с Марком, а теперь так вообще бессмысленно. Не чувствовала я в его словах идеи превосходства мужского комфорта над женским — лишь логику.
— Я не уверена в своих ощущениях, — тихо проговариваю.
Марк смотрит на меня чуть прищуренным взглядом:
— А вот это точно неправда.
Хмыкнув, непроизвольно киваю. Что уж отрицать — этот человек словно насквозь видит. Смотрит на меня
