Единственный - Мария Летова
— Слушай, — говорит. — Ты Бо знаешь всю жизнь. Знаешь лучше меня. Можешь помочь? Я, честно, с ней… заебался.
Мысли в моей голове сыпятся, как компьютерные алгоритмы. Я свожу брови, вертя произнесенные слова со всех сторон, а Илья протягивает руку и обхватывает пальцами мое запястье, говоря:
— Давай вниз спустимся. Музыка орет.
— Илья…
Пытаюсь вырвать руку и его притормозить, но он держит меня на удивление крепко, ведя к выходу в гараж.
Изнутри царапает дискомфорт, когда бросаю взгляд на лестницу. Нащупав в кармане шорт телефон, достаю и зажимаю его в ладони. Навстречу нам проходит шумная компания из трех девушек, звуки их смеха вместе со звуками музыки отсекает хлопок двери, когда они заходят в дом.
Стащив меня с крыльца, Илья на ходу говорит:
— Давай прокатимся.
— Подожди… — снова пытаюсь его остановить.
Его машина — тюнингованный «Мерседес». Подарок родителей на восемнадцатилетие. Открыв пассажирскую дверь, он предлагает мне сесть, но я этого не делаю, наконец-то высвободив руку.
— Мне реально нужен совет. Сделаем круг по кольцу, и я тебя верну назад, — обещает. — У меня от этих битов уже башня трещит, — кивает на дом за моей спиной.
Улица настолько тихая, что даже приглушенная стенами дома музыка здесь слышна до последнего звука.
Посмотрев на Илью, я топчусь на месте, накрывая ладонью запястье, которое он только что сжимал. Оно слегка пульсирует, и я хочу от этого ощущения избавиться.
Садиться в его машину мне дико не хочется, но та дружба, которая когда-то связывала нас с Боженой, заставляет сказать:
— Пять минут…
Глава 41
— Нет… — на этот раз за запястье его хватаю я, когда, заняв водительское кресло, Илья нажимает на старт-кнопку, чтобы завести машину. — Я никуда не поеду, давай здесь поговорим.
Ерзая по сиденью, смотрю на дом через лобовое стекло. Наверху, на втором этаже, горит только одно окно, и за опущенными шторами я вижу мелькание силуэтов.
Мотор все же начинает почти беззвучно тарахтеть, и я резко поворачиваю голову.
— Кандюк включу, — поясняет Илья.
Меня обдает потоком холодного воздуха. По лицу, по коленям. Это заставляет еще сильнее одеревенеть. Я будто под электрическим напряжением. Оттого что в эту машину садиться не стоило, собственный выбор меня нервирует.
Положив на руль руки, Илья смотрит перед собой и скрипит кожаной оплеткой, сжимая ее пальцами. В своих я сжимаю телефон. На тот случай, если Артур будет меня искать. Но телефон молчит — это немного успокаивает.
— В начале… все отлично было, — говорит он наконец. — Я влюбился. Не в обиду, — смотрит на меня.
Во мне нет чертовой обиды. Больше нет! Просто хочу вернуться в дом…
Кивнув, тоже смотрю перед собой.
— А потом она как с цепи сорвалась, — продолжает жестко. — Обиды, капризы… трубки бросает. Ревность. Даже к моей собаке, блядь. К тебе… — поворачивает он голову. — Я не знаю, как с ней общаться. Это все бесит.
Последнее произнесенное им слово тонет в рычании мотора, и машина срывается с места.
— Илья! Я же попросила! — смотрю на него взбудоражено.
— Меня что-то штормит, — сообщает, выезжая на дорогу.
Я вжимаюсь в сиденье и хватаюсь за ручку вверху. Сердце грохочет сильнее по мере того, как дом в боковом зеркале «Мерседеса» становится все дальше.
— Может, тебе нужно поговорить с ней, а не со мной?! — выпаливаю зло.
— С ней говорить невозможно. Она молчаливая. Молчит как рыба. Я обо всем должен догадываться сам. Я подарил ей не те цветы. Не те, которые она любит, а я не помню, какие она любит. Не помню, чтобы вообще говорила об этом.
— Может, ты слушал невнимательно? — спрашиваю раздраженно.
— Может, мне просто на хер ее послать? — отзывается он злым эхом. — У нее реально мозги ребенка. Я это не вывожу.
Я поджимаю губы, даже несмотря на обиду к Божене, слышать подобное мне неприятно.
— Честно, я думал, с ней будет проще, — продолжает. — Я имею в виду, по сравнению с тобой. Она… послушная, и вообще… блядь, послушная, да. Родители от нее в восторге. Они уже имена нашим детям придумывают. Она с ними зависает постоянно, матери дарит скатерти, тарелки…
— Хватит, — прошу его тихо. — Мне это не нужно знать…
Он замолкает и сильнее жмет на газ.
Со сбившимся дыханием я смотрю на убегающую вперед дорогу, чувствуя противный осадок на душе. Но мы приближаемся к кольцу, и я радуюсь, что сейчас повернем назад.
— Ты мне показалась… дикой какой-то… — снова слышу его голос. — Я уже в первый вечер понял, что дашь ты мне нескоро. Нужно будет ухаживать, как в школе. Конфеты-свиданки.
— Что ты делаешь? — взвиваюсь, когда на кольце он берет правее, уходя на проспект. — Илья! — смотрю на него зло. — Разворачивайся!
— Да не нервничай так. Ты с Палачом на фига связалась? Он же отбитый немного, да и вообще, тяжелый. Такая звезда, пиздец.
— Если захочу с тобой о нем поговорить, так и скажу. Поверни здесь…
Телефон в моих руках оживает, и сердце пробивает ребра. Я подскакиваю на месте, видя входящий от Артура. Нервозность превращается в легкую панику, и через шум в ушах я ору:
— Поверни! Сейчас!
Схватившись рукой за руль, пытаюсь заставить его сменить полосу.
— Блядь! — он отталкивает мои руки и принимает левее, продолжая материться.
— Поворачивай! — требую с дрожью в голосе, ведь телефон звонит опять. — Быстрее… — прошу, когда выезжаем на проспект в обратном направлении.
Ногой я выбиваю по коврику дробь, но пульс слегка успокаивается, когда впереди появляется знакомое кольцо. Я впиваюсь в него глазами, вибрируя вместе с телефоном в своей руке. Минута — и мы его огибаем, а еще через минуту подъезжаем к дому и Илья загоняет машину на то же самое место, с которого десять минут назад отъехал.
В салоне звенящая тишина. Она длится до тех пор, пока не начинаю эмоционально говорить:
— Божена… всегда была… робкой. С самого детства. Неуверенной в себе, хоть я и не понимаю почему. Родители ее очень опекали, тряслись над ней. Она очень домашняя! И с парнями она никогда первая не заговаривала, всегда ждала первого шага от них. А ты… — смотрю на него. — Я была в шоке оттого, что она… так тебя окрутила, сделала первый шаг. Это… — в сотый раз проглотив обиду, продолжаю. — Это значит, что она в тебя влюбилась очень сильно! Как никогда раньше. Раз сделала все это.
— Она хочет, чтобы я был идеальным, —
