Блок-шот. Дерзкий форвард (СИ) - Екатерина Беспалова
В комнате воцарилось молчание.
— То, что рассказала Аня… — Он нахмурился. — Я не хочу, чтобы ты считала меня бедным и несчастным, Вась, — это не так; не хочу, чтобы была рядом потому, что я — сирота. Мне нормально, я привык, смирился. И самое главное…
— У тебя слишком много комплексов, Рустам, — перебила его Василиса. — Вот что самое главное. Несмотря на твоё умение уболтать кого угодно и искромётный юмор, ты под завязку набит комплексами. Бедный и несчастный, сирота, ущербный, мальчик в депрессии, не мажористый самец с изъянами — всё? Или я что-то упустила?
Нападение оказалось неожиданным, но тем лучше.
— Однако, сколько общаемся, я ни разу так не подумала. Ни разу, Рустам! Потому что все люди разные. И только ты не меняешься. Стабильность — это хорошо, только не в твоём случае. — Василиса улыбнулась. — Ты не делаешь выводов. Или не хочешь делать.
— Я сделал, — мрачно произнёс он. Ему не нравилось, куда она клонила. Запретная зона — табу.
— Ты спрятал свою боль, но люди не могут быть вечно сильными. Нельзя молчать, когда хочется кричать. Нужно уметь просить о помощи.
— Ты не знаешь… — Тишина. Эмоции сменяли одна другую. — Ты… — Он осёкся на полуслове. — Я не плакса и не слабак, — наконец ровно отчеканил каждое слово Рустам.
— А я не Анжелика, — также уверенно, не отводя взгляда, произнесла Василиса. — На меня не надо производить впечатление. Я просто прошу: говори со мной. Не только когда тебе хорошо, но и когда плохо. Я, может, импульсивная, но не эгоистка. Когда я спросила о твоей травме, если бы ты рассказал хотя бы часть из того, что рассказала Аня, возможно, всё не зашло бы так далеко.
Рустам с силой стиснул челюсти. В её словах был смысл, но только в словах. На деле же…
— Я сам решаю свои проблемы.
Василиса печально улыбнулась:
— Никто не собирается забирать твои проблемы и решать их. Пожалуйста, решай. Просто проси о помощи тех людей, которые находятся рядом. Впусти их.
— Кого «их»? — усмехнулся Рустам. — Кого? Думаешь, здесь большая очередь?
Секундное колебание — и Вася, не раздумывая, ответила:
— Меня. Впусти, пока, пожалуйста, хотя бы меня.
— Ты уже и так вошла, — прошептал тихо. — Вошла и надёжно обосновалась. Так надёжно, что иногда становится страшно, что я позволил себе стать настолько зависимым.
Вот это откровение! Которое, наверняка, далось с трудом. Пожалуй, не стоило больше давить. Мгновение — и Василиса подалась ему навстречу, приникнув к губам. Как ни крути, но в этой ссоре виновата она.
Ответ последовал незамедлительно. Рустам мгновенно перехватил инициативу. Он зарылся рукой в волнистые локоны и буквально впился в её рот. Аромат, по которому успел так соскучиться, дурманил, близость лишала рассудка. Ему хотелось верить, что она не такая. Чёрт, да она была другая! Но прошлое прочно засело в башке, не желая отпускать.
— Я люблю тебя, Вась.
Он хотел притянуть её ближе, но стоило только изменить положение тела, как из груди вырвалось глухое шипение. Рустам перехватил Васину руку, которая поползла от талии к груди, и откинулся на спинку дивана. Короткий вдох и выход, ещё один такой же вдох и выдох.
Василиса открыла глаза, растерянно глядя на то, как он пытается выровнять дыхание:
— Что такое?
— Всё в порядке, — соврал, болезненно улыбаясь. — Я просто задыхаюсь от нежности, — пропел, едва попадая в ноты[1].
Но шутка не произвела должного эффекта. Гущина положила ладонь на его живот, которую он снова перехватил рукою.
— Что там?
— Всё в порядке.
— Покажи.
Прозвучавшее требование не подразумевало вариантов, но ответом на него снова стало молчание.
— Ты уже видела? — на лестнице совсем не вовремя показалась Аня.
Рустам сощурился — двойной напор точно не выдержит. Василиса отвлеклась от парня и посмотрела на подругу:
— Что?
— По-моему, сегодня кто-то слишком много болтает, — нахмурился Тедеев.
— Что я должна была увидеть?
Молчание.
— Рус?..
Он колебался, а потом поднял край футболки. Взгляд Васи переместился на его оголённый живот, и на доли секунды дар речи отнялся.
— Что это? Откуда?.. — Она посмотрела сначала на Аню, затем на Рустама, а потом снова вернулась туда, где в области рёбер располагалась тёмная гематома.
— Была бы его воля, он бы сказал, что с лестницы свалился, — ответила вместо брата Аня. — Запутался в лапше, которую собирался вешать, и нечаянно упал. В пору посочувствовать, а у меня только одно желание: навалять ему ещё.
Рустам скорчил рожицу и отвернулся от сестры.
— Знаешь почему? — та посмотрела на Василису. — Потому что он не собирается никому ничего говорить.
— Ань, что это?
— Я вообще-то здесь, — послышался его обиженный голос.
— А толку? — парировала Вася, ожидая ответа. — Ты же всё равно не расскажешь. Господи, чувствую себя гестапо, ей-богу.
— Чупрунов подарил, — наконец ответила мрачно Аня. — Перелома нет, но трещина в ребре достаточно глубокая. Плюс ушиб. По крайней мере, мне так рассказал наш партизан, когда я приехала.
Гущина бросила гневный взгляд на парня:
— Это правда?
Тишина.
— Правда?
— Правда, — ответил тихо Рустам.
— Он третий день на обезболивающем.
— Боже…
Василиса встала с дивана и подошла к камину. Развернувшись, она посмотрела на Тедеева, который по-прежнему хранил молчание.
— Ты должен заявить. Распоряжение ректора…
— Хватит! — не выдержал он, переводя сердитый взгляд с одной девушки на другую. — Вас двое и вы в тельняшках, я понял. Второго августа сопровожу до фонтана. А теперь послушали меня. Обе! — Он сделал паузу, переводя дыхание. — Об этом… — Указательный палец показал на гематому. — … не узнает ни одна душа. Ни одна. Чёртова. Душа. Уяснили?
Василиса и Аня молчали.
— Я спросил: уяснили?
Когда они синхронно кивнули, Рустам продолжил:
— Факта драки никто не видел, а значит, всё в полном порядке: солнце светит, птички поют. Если Самарин узнает о травме, меня не допустят до игры, «Разящие» проиграют, так и не поборовшись за победу.
— Рустам! — выкрикнула Гущина, нарушив его складный, но до жути безумный монолог. — Ты вообще слышишь себя? Какая игра? Какие «Разящие»?
— У меня ещё две недели.
— Господи… — Она коснулась лба ладонью. — Ань, дай мне что потяжелее.
— Ты же сама с пеной у рта кричала, что тренер из кожи вон лез, чтобы университет вышел на внешние игры. В чём тогда проблема?
В гостиной снова стало тихо.
— В том, что ты болен, — тихо произнесла Вася, опустившись в кресло.
— Не отрицаю. На всю голову, и вам обеим это известно. Известно, что за своих пойду до конца. Именно поэтому повторяю: ни одна из вас никому ничего
