Елена Вернер - Три косточки тамаринда

– Здравствуй, малыш…

Непроизвольно Алла заплакала. Ей так не хватало его голоса, его ласкового рукопожатия все эти дни, что теперь одно его приветствие прорвало дамбу отчуждения, которую она так рьяно выстраивала внутри себя. Они обнялись.

И вечером снова пришли к Ковровым. Алла надеялась, что за это время все как-то уладилось и Капитолина Аркадьевна смирилась со скорым прибавлением семейства. Ведь, в конце концов, не Рине же пришло в голову нести Аллочке пакет с пижмой и шалфеем! Иллюзий она на этот счет не питала. И – да, со свадьбой они уже не успеют, все равно знакомые раскусят, что Аллочка выходит замуж «в положении». Но что уж тут поделать…

– Аллочка, девочка, ты меня пойми, – ломала руки Капитолина Аркадьевна. Она выглядела вполне искренне расстроенной и взволнованной и, увидев Аллу, даже обняла ее за исхудавшие плечики. – Я же не для себя стараюсь. Мне что? Я свое отжила. Я ведь за вас. Вы молодые еще, у тебя второй курс. Куда вам сейчас ребенка? Я что, против свадьбы возражаю? Нет, я, конечно, не в восторге, скажем прямо… Но уж если так приспичило – да женитесь, бог с вами! Но одно дело – жениться, и совсем другое – ляльку вам сейчас. Сами-то еще недоростки.

– Мы справимся, – едва шевеля спекшимися губами, прошептала Алла. И посмотрела на Витю в поисках поддержки. Тот изучал царапины и сколы, водя пальцем по лаковой столешнице.

– Да? А как, интересно, вы справитесь? Чтобы потом в жизни состояться, образование нужно. У Витеньки вся жизнь впереди. У… у тебя тоже. Учитесь, получайте дипломы, устраивайтесь по специальности и рожайте деток на здоровье! Я же первая их нянчить стану. Но только не сейчас. Знаю я, как это бывает. К нам на предприятие столько таких приходило. Вышку не окончили, квалификацию не получили. А ведь какие головы светлые! Прямо жалко смотреть даже. Зато – семеро по лавкам. И как уж они себя гнобят теперь. Да поздно!

Алле стало страшно. Все, что говорила Капитолина Аркадьевна, находило отклик в ней самой. Она и сама так думала – в теории. Вот бы сделать так, чтобы внутри нее никого не оказалось… Но только без аборта. Чтобы ребенок исчез, словно его и не было никогда, и все бы об этом забыли. Как было бы хорошо! Но это невозможно. Ребенок не фурункул, зеленкой не замажешь… Алла вспомнила, как беспечна была ее жизнь еще два месяца назад, и снова залилась слезами. Ах как тогда было легко! А сейчас… что делать-то?

Капитолина Аркадьевна продолжала, ободренная отсутствием внешнего сопротивления:

– Не порти себе жизнь. Не ты первая, не ты последняя в такую ситуацию попала. Я кто, чтобы судить?

– Я не знаю, что делать. Я… я не хочу.

– Чего ты не хочешь, детка? – Витина мама подсела поближе.

– Это же убийство…

– Вовсе нет. Даже законом разрешено.

– И что с того, что разрешено? Он же… живой.

– Фикус в горшке тоже живой. Но это мне решать, расти ему или нет, – резковато заявила Капитолина Аркадьевна, но тут же смягчилась. – Там внутри плод. Еще даже не сформировался. Сгусток кровяной. Что тебе за него держаться? Понимаешь, у тебя сейчас на одной чаше весов ваша с Витей счастливая жизнь, а на другой – этот вот сгусток. Вычистить его – и живите припеваючи. Это я тебе как взрослая женщина говорю.

– Это ведь ребенок, – еще тише попробовала возразить Аллочка.

– Это плод. Спроси любого врача. Ты ведь даже у врача еще не была…

– Я боялась.

– Видишь? Бедняжка, чего, наверное, только не передумала за эти дни… Ты и сама глубоко внутри понимаешь, что оставить это… было бы ошибкой. К врачу не идешь, потому что не хочешь, чтобы еще кто-то знал. Ты умница, все сама отлично понимаешь. Нам эти домыслы не нужны. Не надо, чтобы имя Витино, мое да и твое на всех углах трепали. Да?

И Капитолина Аркадьевна обняла Аллочку левой рукой, а Витю правой и прижала обоих покрепче:

– Дети-дети… Маленькие детки – маленькие бедки, вот уж правду говорят.

Через два дня она отвела Аллочку за руку в больницу. Завотделением акушерства и гинекологии была ее давняя знакомая. Все устроили без лишнего шума, и даже в больничном листе об истинной причине нетрудоспособности студентки Градовой А. Н. не было ни слова.

Какое-то время Алла думала, что сможет. Учиться, улыбаться. Но недели шли, а все оставалось по-прежнему.

Она просыпалась с криком, каждую ночь. Все ей мерещилась кровь, пухлые марлевые прокладки, которые уносила медсестра каждые пять минут – как только они пропитывались насквозь. Ржавый запах, как от сырой говяжьей печенки. Кажется, им пропахла вся палата. И наконец второй сладковатый наркоз.

– Алла, осложнения были слишком серьезными. – Завотделением куда-то торопилась и постоянно оборачивалась на дверь. – Кровотечение… Вы чуть не умерли у меня на столе. Пришлось вырезать матку. Так что задержитесь у нас еще на несколько дней, ничего не поделать. Мне жаль.

Сколько раз Алла потом находила ответы, обвинения, проклятия. Но тогда, услышав известие, не смогла выдавить из себя ни звука. Просто сползла по стеночке. Чертыхнувшись, завотделением полезла в карман за нашатырем.

В ноябре Алла забрала документы из института. Ей казалось невыносимым ходить туда, смотреть в лица однокурсников, у которых «все впереди», потому что ей самой впереди чудилась лишь темнота. И видеть Витю оказалось тоже невозможным. Она даже не стала с ним говорить после случившегося. Наверное, мать ему сообщила.

Долгими ночами она вспоминала день госпитализации, когда все самое страшное было еще впереди, только вот она об этом не знала. Но нет, знала, знала. Догадывалась. Желудок сводило от страха. Такая безысходность накатывала, будто ее в клетку посадили. Несколько раз она начинала собирать вещи в сумку, чтобы уйти, но с каждым движением ее решимость куда-то утекала и замещалась безвольностью. Соседки обсуждали вполголоса предыдущие аборты. Беременных, лежавших на сохранении, благоразумно определяли в другие палаты.

– У меня это третий. Да детей двое, куда же еще…

– А у меня один, Максимка. В первый класс пошел. Муж сказал, может, через пару лет, а сейчас не время. Да и то верно, зарплаты не хватает.

– У нас в райцентре Федосья живет, повитуха. Так к ней все бабы чуть не в очередь стояли, особенно в войну. А сестра моя уже в больнице делала, тогда уж разрешили. Бегала, как на работу, – откровенничала субтильная блондиночка. – У нее то ли девять абортов было, то ли что-то в этом роде. Сама мне говорила. А потом сказала, что теперь сует туда дольку лимона, после того, как они… ну, это…

Грянул общий смех:

– И что, помогает?

– После того, как узнала об этом, залетела только пару раз, – насупилась блондиночка.

– О-о, прогресс! – захохотали пуще прежнего.