В плену нашей тайны - Ники Сью
Однако радовалась я недолго. Во-первых, родители в очередной раз повздорили, в последнее время они частенько ругались. Во-вторых, сестра случайно испортила мой новый свитер, закинув его в стиралку вместе со своей зеленой майкой. Но все это тлело на фоне понедельника, когда нас посадили в автобус и среди выбранных учеников, я увидела его.
Вишневский сидел в самом конце новенького салона, разглядывая виды за стеклом. В ушах у него кажется, были наушники, одной рукой он подпирал подбородок, то и дело, проводя пальцем по нижней губе, а другую руку я не видела.
— Проходим, — послышалось за моей спиной. Не хотелось привлекать внимание, так что я быстро уселась впереди, рядом с какой-то девчонкой. Она еще так глянула, словно кусок грязи увидела, поморщилась, и отвернулась. Господи, какие люди все-таки странные. Неужели они реально думают, что психологическое расстройство передается воздушно-кабельным?..
Я тоже вытащила наушники, воткнула в уши, закрыла глаза, облокотившись на сидение. Все будет нормально. Подумаешь, мы снова едем вместе на олимпиаду, ерунда. Вероятно, и не пересечемся. Хотя лучше бы я отказалась, почему вообще не вспомнила про демона? Ведь он лидер по математике, логичное дело, его отправили. Гордость школы не может не бывать на подобных мероприятиях. Мне оставалось только надеяться, что Ян не заметит моего присутствия, в конце концов, я довольно неприметная.
22.2
До аэропорта доехали быстро, выгрузились, отдали паспорта Лидии Викторовне. Уж не знаю, почему ее выбрали ответственным учителем, психологичка почти никого из учеников не знала, и в целом она довольно тихая и скромная, по крайне мере, за последнюю пару уроков у меня сложилось подобное впечатление. Как она может справиться с кем-то вроде демона, вопрос интересный.
Среди десяти участников, лично мне знакомы были только две: Вишневский и Марта. Вторая училась в девятом и дружила с Акимовой. Остальные такие же серые и незаметные, как я сама.
Лидия Викторовна оставила нас подождать в зале ожидания, пока разбиралась с регистрацией. Я уселась на железную скамейку, и принялась от скуки разглядывать пестрые вывески магазинчиков, спешащих людей с чемоданами. Справа, например, ругалась дамочка в огромной черной шляпе, а слева мужчина кликал по автомату с кофе, который активно не хотел выдавать ему желаемый напиток.
Потом перевела взгляд на табло с рейсами, и надо ж было, именно в этот момент мы встретились глазами с Яном. Он стоял у окна, закинув руки в карманы горчичных брюк, облегающих его спортивные ноги. Поверх серый пуловер, рукава закатаны, позволяя заметить на кисти руки браслет фенечку с множествами переплетений.
Я вдохнула носом воздух, стараясь не нервничать. Это всего лишь пять дней, мы даже не будем видеться особо. Все будет хорошо, Ева.
Раз. Два. Три. Вдох. Выдох. Все будет хорошо.
Закрыв глаза, я представила море, солнце и теплый песочек. Когда ходила на прием к психологу, она говорила, нужно думать о чем-то приятном, чтобы перестать волноваться. Однако почему эти дурацкие практики никогда не помогают? И почему Ян продолжает пожирать меня взглядом…
— Ребята, заходим! — воскликнула Лидия Викторовна, махая нам ладонью. Все поднялись и поплелись с неохотой в сторону стойки для регистрации. Нас быстро проверили, затем мы с шумом ворвались во второй коридор, где скидывали вещи в прямоугольные ящики для проверки. И только после выдохнули, перейдя во вторую зону аэропорта.
К груди подкрадывалось странное предчувствие — маленький тревожный огонечек. Но я отмахнулась от него, как от назойливой мухи. В конце концов, мы с Вишневским в одном классе не первый год, вряд ли он выкинет что-то необычное. Надо просто держаться поближе к Лидии Викторовне и стараться всегда быть на виду.
С этим твердым убеждением я вошла на борт самолета, уселась на свое место, мне досталось возле крыла. Вообще сегодня панических атак еще не наблюдалось, что меня однозначно радовало: аэропорт стеклянный, входы и выходы видны, а у самолета дверцы, итак, открыты для пассажиров. Осталось только пережить полет, и можно выдохнуть.
— Пожалуйста, пристегните ремни, — произнесла стюардесса, в голубом берете, обтягивающей юбке и белой блузке. Она любезно улыбалась, помогала с багажом, кому-то успела стакан воды принести. Я же опять потянулась к телефону. Послушаю музыку, отвлекусь, лететь два часа, может получиться поспать.
Однако стоило только загореться на табло «пристегнуть ремни», и сообщить пилоту, что мы начинаем движение, как магия одиночества разлетелась вдребезги.
— Какого черта? — прошипела я, открывая рот от удивления. Вишневский мостился на свободное место рядом со мной, и уже даже пристегивал ремень.
— Это не твое место! — не унималась, ощущая, как учащается пульс.
— Мое, а чье же еще, — глумливо произнес демон, уголки его губ приподнялись, и у меня в венах начала закипать кровь.
— Тогда я пересяду! — дыхание сбилось, пальцы тряслись, мне стоило больших усилий отстегнуть проклятый ремень, который не поддавался на махинации. И только я успела подняться, как к нам подбежала стюардесса.
— Девушка, пожалуй, сядьте.
— Я не буду здесь сидеть! — воскликнула, не особо отдавая отчет своим действиям.
— Она не будет здесь сидеть, — улыбнулся дьявольской улыбкой Ян. Он покрутил головой, переводя взгляд с меня на сотрудницу борта, словно ожидал продолжения спектакля.
— Простите, вы не можете пересесть, — спокойно отвечала стюардесса.
— Ты не можешь пересесть, — передразнивал ее Вишневский.
— Но и с тобой я сидеть не буду, — процедила сквозь зубы, пнув его ногой. Он моментально скривился в лице, но ноги не убрал, продолжал вести себя, будто король и бог.
— Она не будет со мной сидеть, — веселился демон.
— Девушка, пожалуйста, сядьте! — взмолилась стюардесса. — Иначе нам придется задержать рейс, вы же не хотите этого?
— Действительно, ты же не хочешь, чтобы милые сто человек прокляли тебя всеми славными словами русского языка, — усмехнулся Вишневский.
— Прошу вас, сядьте! — все еще держа маску любезности, попросила сотрудница. Я вздохнула, логичное дело, меня любо выгонять из самолета, либо еще хуже, Лидия Викторовна позвонит родителям и тогда привет очередной скандал.
Безысходность брала вверх, потому мне ничего не оставалось, кроме
