Княжна (СИ) - Островская Алина

Проклятье.

— Чем обязаны венценосному визиту? — пропела грудным сладким голосом Элеонора. С этой девицей я был знаком, она постоянный «администратор» этого заведения, если так можно выразиться. Копна каштановых волос, по-кошачьи зелёные глаза, вырез декольте, не оставляющий простора для фантазии, кокетливая полуулыбка на полных влажных губах и проникновенный, хищный взгляд снизу вверх.

— На ловца и зверь бежит, — пробасил Дато, осматриваясь.

— Пришёл с новым боссом перетереть.

Она подошла вплотную, прижимаясь внушительной грудью к моему животу, и преданно заглянула в глаза, слегка запрокидывая голову назад и открывая обзор на достопримечательность пятого размера. Сколько раз бывал здесь, столько раз она и ластилась ко мне, как бездомная кошка, которую по доброте душевной почесали за ушком.

— Я за босса, — выдохнула она или простонала, я не понял.

— Хмм, думал этот вопрос быстро разрешится, — отстраняюсь от неё на шаг.

— Пока мужики бесцельно бьют друг другу морды, мы — работаем. Моим девочкам тоже, знаете ли, кушать хочется…Может быть, вы желаете расслабиться? — она наконец оторвал от меня плотоядный взгляд и уронила его на ширинку Дато. Брат по-хозяйских развалился на кожаном диване, закинув руки на спинку. Сама непосредственность.

— Я бы могла и сама обслужить. Клиентов стало мало, — многообещающий пылкий взгляд на нас обоих. Ох, и переоцениваешь ты свои возможности. На эхо ее воркования показалось ещё несколько девушек, в полумраке лица не разглядеть, да и не особо хочется.

— Не сегодня, Эля, — скольжу поверх ее головы по застывшим возле стен путанам. Одна из них уже устроилась верхом на коленях Дато. Тот смотрит на неё с едва уловимым интересом, вслушиваясь в наш разговор. — Тебе что-то известно о наркоте? — понижаю голос на несколько тонов и он становится слабо различим с музыкой.

— Нет, Таро, я не употребляю, — мурлычет, вышагивая двумя пальцами руки по моей груди.

Перехватываю ее руку и сжимаю:

— Сосредоточься.

— Прости, рядом с таким мужчиной поневоле теряешь голову, — задумывается на некоторое мгновение и цокает языком, — нет, ничего такого не припомню.

— Значит, придётся мне опросить всех твоих «девочек», — прохожу мимо неё, направляясь в бесхозный кабинет Березовского, — заводи по одной.

Несмотря на род своей деятельности, Березовский казался примерным семьянином. Почему казался? Потому что никто доподлинно не знает что происходит за закрытыми дверьми конкретного дома. Но его кабинет открыто повествовал о старшей дочери, выкраденной Тагиром, сыне лет пятнадцати, увлекающемся, судя по всему, хоккеем, маленькой девочке лет шести, занявшей призовое место в соревновании по художественной гимнастике и жене, с аквамариновыми глазами, горящими любовью к нему.

Я белой завистью смотрел на красочные фото в рамках, расставленные на рабочем столе и пахнущие счастьем. Только вот и в эту семью заглянуло горе. Костлявой рукой увела главу семейства смерть, оставив после себя сырость, промозглый холод и шлейф боли от потери родного человека. Березовский угодил в тот же капкан, дробящий сердца близких в пыль.

Вертел ручку в руках, утопая в терракотовом кожаном кресле. За это место глотку дёснами перегрызут. Зачем же ты, Паша, влез в эти грязные дела? Сидел бы дальше деньги на счетной машинке пересчитывал, да домой спешил на ужин к семье…

В ожидании прошерстил весь стол, заглянул в сейф и не нашёл ничего подозрительного. Вместе с первой девушкой в кабинет вошёл Давид. Опрос вели с особым пристрастием и убеждали, и припугивали, и давили, и обещали покровительство, но ни одна не сломалась. Либо, действительно ничего не знали, в чем я лично сомневался, либо кто-то действительно страшнее и опаснее меня. И это серьезно задевало.

После опроса последней, раздражённый тем, что потратил весь день на чинные беседы с путанами, выскочил из кабинета, хлопнув дверью. Эля при виде меня не осмелилась открыть рот на очередные уговоры остаться.

На улице сгущались сумерки, ледяной ветер подхватывал опавшую листву, кружа в причудливом танце. Передернул плечами — зябко. За мной вышел Давид и мы синхронно закурили.

— Не верю я, что только убитая знала про наркоту, — изрёк мои мысли Дато.

Молча кивнул, щурясь от едкого дыма сигарет. Ни одной зацепки, что ж не везёт так. День прошёл, а голова все ещё гудела, как двигатель самолета. Нужно выспаться и подумать.

У машины ко мне подбежала девчушка. Девушкой даже не назовёшь, молодая-молодая. Неуверен, есть ли ей восемнадцать. Она с опаской озиралась по сторонам и глядела на меня испуганными глазами:

— Я кое-что хочу рассказать, давайте сядем в машину, — шепчет, приподнимаясь на носочках. Мы с Дато заинтересованно переглянулись. Забираясь в салон, напрягал извилины, пытаясь вспомнить опрашивал ее или нет. Все женщины слились для меня в одно пятно — настолько похожи они своими вульгарными образами. Но ее словно не видел.

Мы с Давидом обернулись назад, прожигая девчонку немым вопросом. Она хлопала не накрашенными глазами, поочередно разглядывая нас с неподдельным интересом.

— Правда, что вы Тариэл Агаларов? Тот самый, — тихонько добавила. И голос у неё, как у девочки. Ребёнок, что ты тут забыл?

— Что значит «тот самый»? — иронично выгнул одну бровь Давид. Она опалила его возмущённым взглядом, мол «что не понятного?», но объяснить все же потрудилась:

— Большой босс, человек слова и дела, — благоговейно пролепетала, слегка розовея тощими щеками. Малолетних фанаток мне не хватало для полного счастья. Давид с трудом удержал отвисшую челюсть, не давая ей поздороваться с подлокотником:

— Ммм, вот оно что, — многозначительно протянул, медленно кивая головой.

— Имя и фамилия совпадают, стало быть, я.

— Предлагаю сделку, — уверенно заявила малявка, интригуя нас с Давидом, челюсть которого снова находилась в опасной близости с кожей салона. Платочком ее что ли перевязать.

— Смелая девочка, — весело хохотнул. Не боится взрослых дядь, надо же.

Она упрямо молчала, просверливая серыми, кристально-чистыми глазами, ожидая ответа.

— Что за сделка?

— Вы ведь хотите узнать про наркотики, что подсыпают девочки из «Эммануэль», верно? — все-таки подсыпают, вот же сучки.

Мы кивнули.

— А я хочу спасти сестру.

— А что с ней не так? — удивляюсь стальным ноткам в голосе этой букашки.

— Она подсела на эти наркотики, и теперь работает на них за дозу.

— А ты работаешь тут? — киваю в сторону салона, не сводя с неё глаз.

— Да, мастер чистоты, — гордо заявляет и я едва заметно выдыхаю. Отчего-то не хотелось думать о том, что этот ребёнок уже в свои…надцать торгует своим телом.

— Сколько лет-то тебе? — вырывается у Давида, повисший в воздухе вопрос.

— Четырнадцать. Так что, идёт? — протягивает мне ладонь для рукопожатия.

— Идёт, — хмыкаю, понимая, что от таких щедрых предложений не отказываются и жму хиленькую влажную ладошку.

Завёл машину, намереваясь отужинать в одной уютной кафешке, в которой бесподобно стряпают хинкали. Всю дорогу букашка трещала без умолку, посвящая нас в перипетии своей судьбы и о том, как оказалась в «Эммануэль». Окидывал ее жалостливым взглядом через зеркало заднего вида, твёрдо решив как следует накормить.

У входа в кафе она засопротивлялась, но это так, для проформы, потому как глаза блестели голодом. Пару минут вялых возражений и вот мы уже сидим за столиком.

— В обфем, этиф гады нафильно напоили ее таблефками, — болтала с набитым ртом, — и теперь я не знаю где она, надежда только на вас — вытерла сок от хинкали салфеткой и запила острую начинку апельсиновым фрешем. — Имени поставщика не знаю, но Березовский называл его татарин.

Стукнул кулаком по столу, приборы подскочили, жалобно звеня. Снова он. Значит покушался на меня наркоторговец. Не нравится ему моя борьба с его товаром, а мне не нравится, что люди мрут. Это хорошо, значит Адель не была их целью.