Без права на тебя (СИ) - Руднева Ксения Игоревна

Моя улыбка становится шире и сердечнее по мере того, как меняется выражение теткиного лица. Из самодовольного оно делается возмущенно-оскорбленным, но возразить родственнице мне явно нечего. И это бальзамом ложится на мое угнетенное сердце. Маленькая победа, зато насколько сладкая! И даже конкретный такой недосып не способен сейчас испортить моего настроения.

Кофе пью в комнате. Не хочу проводить с тетей Леной времени дольше необходимого. В новостной ленте в это время – тоска, оно и понятно – все нормальные люди еще спят. Отвечаю на сообщения Лехи, которые со вчерашнего дня так и висят непрочитанными в мессенджере. Он пишет, что скучает, а я честно говорю, что тоже жду его скорейшего возвращения. Спрашивает, как там бабуля, и я подробно расписываю ее состояние. Он пишет всякие милые глупости, которые при других обстоятельствах меня обязательно бы порадовали, и вот их я оставляю без ответа. Зато желаю Кириллу доброго утра. Интересно, предусмотрен за такое отдельный котел в аду?

Кир, скорее всего еще спит, потому как мое сообщение доставлено, но еще даже не прочитано. Кидаю пару сообщений в чат с девчонками, чтобы не зарождать у них подозрений и откладываю телефон. Утренний кофе допит, а до выхода остается еще почти два часа. Вздыхаю и иду в ванную, мыть голову, заодно и волосы красиво уложу, раз уж свободного времени полно. В процессе слышу, как хлопает входная дверь – тетя Лена скорее всего отправилась в больницу – и вздыхаю с облегчением. В ее отсутствие дышать сразу становится легче. Но только до того момента, как в ванную, где я, наклонив голову вниз, сушу волосы феном.

– Какой вид с утра пораньше, – тянет Виталик, любуясь моим задом, обтянутым домашними лосинами.

Широкая футболка задралась из-за позы, в которой я сейчас стою, поэтому вид, выставленный на обозрение наглому братцу и правда должно быть не самый скромный. Резко выпрямляюсь и выключаю фен. Мне до зубовного скрежета не нравится этот тяжелый мужской взгляд. На руках выступают мурашки, несмотря на довольно нагретый воздух в помещении.

– Занято! – рявкаю я и для пущей надежности тяну полу футболки еще ниже.

– А мама где? –как ни в чем ни бывало интересуется братец.

– К бабуле, наверное, уехала, мне-то откуда знать.

– А не рановато? – с подозрением прищуривается он.

Но мне, если честно, совсем не интересно, куда направилась тетка. Свалила – и прекрасно. Поэтому жму плечами и отворачиваюсь к зеркалу, заканчивая диалог. Братец топчется на месте еще какое-то время, но после все же уходит, и я остаюсь одна. Сжимаю в руках теплую рукоять фена и почему-то не могу отдышаться. Может, это я странная, а с родственниками все в порядке? Наверное, это ненормально так реагировать на людей, но оно идет откуда-то из подсознания, а над ним я не властна.

Долго наношу макияж, делаю в меру способностей контуринг, рисую стрелки, про себя смеюсь над Виталиком, послушно уплетающим мамину кашу, которого я заметила за кухонным столом, когда шла из ванной в комнату. Вспоминаю о собственной маме и звоню ей. Рассказываю про тетю Лену, не забываю и пожаловаться на то, что та захотела заставить меня готовить для сыночка. Хотя тот только и делает, по-моему, что сидит за ноутбуком. Уж яичницу мог бы и сам себе поджарить.

– Потерпи немного, дочка, – впервые после лета я различаю нежность и заботу в мамином голосе. – Я через неделю приеду уже, договорилась с начальником. Я позвоню Лене и поговорю с ней, но и ты уж, пожалуйста, не подставляй меня, не давай ей повода для жалоб. Я не хочу всех этих ссор.

– Хорошо, мам, – бурчу я. – Наберу побольше смен на работе, чтобы вообще дома почти не появляться.

– Совсем уж истязать себя не нужно, – смеется она. – Отдыхать тоже важно и учебу не пропускать, – заканчивает она строже.

– Я не пропускаю и не собираюсь, – заверяю маму.

После разговора с ней становится чуть легче, появляется ощущение, что я здесь не одна противостою выпавшим на долю трудностям. Одеваюсь и решаю отправляться в универ, а там как раз останется время позавтракать перед первой парой. По пути болтаю с Киром. Он присоединяется ко мне в столовой, и я, не сдерживаясь, вываливаю на него все свое возмущение поведением тетки. Громко говорю и бурно жестикулирую, а Кир тем временем нежно гладит меня по шее, пробирается пальцами под ворот водолазки, щекочет волоски. Хорошо хоть мы сидим спинами к самой стене, и никто не может видеть, чем там доцент Подольский занимается со студенткой.

– Кирилл, – сдавленно негодую я и сверкаю глазами. Кусочек сырника вдруг встает поперек горла. – Прекрати немедленно.

– Прекратить что? – его глаза смеются.

– Наглаживать меня у всех на виду, – шиплю возмущенно.

– Тут же никого нет.

– Но войти могут в любой момент! – возражаю.

– Если хочешь, могу убрать руку под стол, – шепчет он мне на ухо и действительно перемещает ладонь. Только кладет он мне ее на колено и плавно ведет вверх, пока не достигает края юбки. Я подпрыгиваю. – Тише, – лицо Кирилла серьезно, но вот в голубых глазах так и продолжают плясать смешинки. – Ты же не хочешь, чтобы буфетчица начала за нами следить. Не привлекай ее внимание.

– Тогда перестань гладить меня, – тоненько пищу. – Это нечестно.

– Нечестно было начать встречаться с Лехой, когда ты к нему абсолютно ничего не чувствуешь, – замечает негромко Кир и убирает руку.

В его фразе нет злости или упрека, поэтому я дую губы и даю понять, что его поведение никуда не годится.

– А если какой-нибудь другой доцент или вообще профессор будут так же делать, мне тоже терпеть и не возмущаться? – ангельским голоском интересуюсь.

– Чего? – поперхнувшись, откашливается Кир, и я заливисто смеюсь.

Оказывается, мне нравится дразнить его, это какой-то отдельный вид удовольствия, пускающий смешливую щекотку по венам. Обедаем снова вместе, но Подольский уже ведет себя прилично, вполне достойно преподавателя, и мне не приходится нервничать. Хотя я, признаться честно, вполне ожидала от него повторения утренних шуточек.

В кафе он тоже едет со мной. Так и сидит всю мою укороченную смену за дальним, неприметным столиком и работает на ноуте. Я же ношусь, окрыленная, по залу и согреваюсь теплом, разливающимся по всему телу из-за простого присутствия Кира. А взгляды, которые он периодически бросает на меня и вовсе разжигают пожар в груди. Я действительно совсем недавно на полном серьезе считала, что мое сердце замерло и разучилось чувствовать и ускоряться? Даже самой смешно. А еще немного грустно понимать, как долго обманывала саму себя и Лешку заодно. Вот уж кто точно не заслужил разбитого сердца. Но жизнь такая бескомпромиссная, и между Лехиным, моим и Кириным я выберу два последних. Тяжело кого-то разочаровывать и делать больно, но продолжать притворяться и дальше – попросту невозможно.

На следующее утро тетя Лена ведет себя приличнее, и мне даже удается доспать до восьми. Зато потом я вынуждена уступать ванну опаздывающей родственнице, и кофе я пью с нечищеными зубами. Фу! Одна радость – Виталик все еще спит, не иначе как за компьютером вчера утомился, и общаться с двоюродным братцем лишний раз не приходится. Хоть какой-то бонус.

По пути в универ какая-то машина обрызгивает меня с ног до головы из грязной лужи, нужный автобус уходит из-под носа, и на первую пару я неприлично опаздываю. Не страшно, конечно, но до зубовного скрежета неприятно.

День, не задавшийся с утра, к середине как будто затаился, затих, чтобы уже вечером как следует долбануть по голове. Я безмятежно бегаю по залу кафе, кидаю довольные взгляды на Кира, который снова поглощен ноутбуком, но время от времени провожает меня взглядом. И в эти моменты я еле сдерживаю себя от того, чтобы начать подпрыгивать прямо на ходу. Мне ото всего смешно и хочется делиться радостью со всем миром. Ровно до того момента, как во время небольшого затишья я решаю проверить телефон. На нем три пропущенных от мамы, и мое сердце пропускает удар. Дрожащими пальцами тычу в экран и перезваниваю.