Я тебя (не) помню - Елена Кутукова
Но Марина услышала, криво усмехнулась и зависла надо мной с иголкой в руках. Она смотрела на меня как на пустое место, как на лягушку, которую ей поручили препарировать на уроке биологии.
– То же, что уже делала, Наташ, – ее голос звучал спокойно, совсем равнодушно, в нем не было никаких эмоций. Лишь какая-то непонятная усталость.
А я все еще пыталась понять, что происходит. Это всего лишь бессмысленный кошмар, и я скоро проснусь. Должна проснуться.
Марина протерла руку с внутренней стороны локтя, взяла меня за запястье и уже хотела воткнуть иглу в руку, но я сделала бессмысленную попытку оттолкнуть ее.
– Посговорчивее, Наташ. Не хотелось бы портить твое хорошенькое личико. Мне же потом следы замазывать. Да еще и причину выдумывать, – сказала она, крепко схватила мою руку и приготовилась делать укол. Сопротивляться было бесполезно. Да и что я могла сделать, связанная по рукам и ногам?! Я закрыла глаза. Даже в такой ситуации я не смогла смотреть на то, как иголка протыкает кожу. Старый глупый страх боязни уколов. Боль в руке казалась на удивление реальной.
– Догадливая ты девочка, Наташ. Жаль, что не там, где надо, – произнесла Марина, когда я открыла глаза.
И эти слова заставили меня вспомнить. Перед глазами пронеслись картины того, как я разговаривала с фотографом, как уже бронировала билеты, ждала, когда мне пришлют фотографии. Но главное – это как подруга, обнимая, вонзила мне нож в спину, точнее шприц.
– Ты… – прошипела я.
– Хорошая подруга, не так ли? – Она явно была довольна моей реакцией. – Всякая мечтает иметь такую: и накрасит, и прическу сделает, и утешит. Поверь, я очень старалась.
Но мне было не до нее. Кое-что было важнее всего, то, что вопреки всему оказалось правдой.
– Мой ребенок. Моя малышка. – Слезы потекли из глаз. Но человеку, стоящему рядом со мной, было все равно, ей, по сути, всегда было все равно, просто я об этом не догадывалась. Не смотрела сквозь фальшивую маску заботы, впрочем, я и не желала смотреть. Слишком хотелось, чтобы в кои-то веки меня поддержали.
– Жива, – холодно произнесла та, которую я считала своей настоящей подругой. – Вот только тебе ее никогда не увидеть. Ты сама виновата в этом. Как и в другом. В смерти своей лучшей подруги. Ты не сказала, что она может отправиться сюда. Пришлось как-то реагировать на ее появление.
Я чувствовала, как жидкость из капельницы уже струится по венам. Сердце бешено билось, тело покрылось жаром. Меня стало колотить. Марина достала с полки заранее приготовленный шприц.
– Зачем? – это единственное, что я могла вымолвить. Но сколько всего было в этом слове.
– Затем, Наташа, что сейчас ты «мышка», которой никак нельзя вспоминать. – Марина поправила несколько прядок волос. – От этого зависит мое будущее, впрочем, и твое тоже. Хотя и в этот раз ты не вспомнила, ты догадалась.
Хотелось кричать, хотелось биться в истерике, но я не могла и слова вымолвить, тело словно парализовало, я продолжала неподвижно лежать и молчать, словно кукла, словно сломанная игрушка. Беспомощная, беззащитная и полностью зависимая от этой женщины, которую, как я думала, я знала и которой доверяла.
– Потерпи, процедура не из приятных, знаю, скоро способность говорить вернется, – заботливо улыбнулась Марина, наблюдая за моей агонией и вялой попыткой вымолвить хоть слово.
По щекам капали слезы. Я была так близко, но потерпела неудачу. «Подруга» даже соизволила взять платочек и аккуратно вытерла слезы с моего лица. – Ничего, зато послушаешь, как мне надоело нянькаться с тобой в этом городе. Хотя чего не сделаешь ради любви.
Марина покрутила колесико на катетере и сверилась с часами.
– А потом и тебе возможность представится выговориться. Расскажешь мне, как догадалась про ребенка. Прямо девичник получается, правда?
Как мне в этот момент хотелось врезать по ее самодовольной роже. Но все, что я могла, – это лишь представлять, как мои пальцы сжимаются на ее шее.
– Ты меня ненавидишь, не так ли?! Я могла бы сделать хуже. Например, ты сама бросила бы своего миллиардера? Вот бы он удивился. Но не буду, Наташ. Должно же в твоей жизни быть что-то хорошее. В конце концов, у тебя могут быть и другие дети. К тому же я не такой профессионал, я лишь подтираю чужие недоработки.
Марина вытерла капельки пота с моего лба. Села рядом на стул.
– А потом ты забудешь, Наташ, ты всегда забываешь. Считай, что делаю тебе услугу. Вспомнишь, и тебя тут же убьют.
* * *
24 сентября
Я вновь стояла на перекрестке рядом с торговым центром. Неоновыми огнями мигала вывеска «Галерея-Новосибирск», радостно махала еще живая Аня, спешившаяся на всех парах ко мне. В руках пакеты. Ее пальто еще чистое, сверкает белизной, ни следа крови и пыли. Она торопилась ко мне, совсем не замечая грозящую ей опасность. Я закричала. Подруга лишь успела повернуть голову, увидеть мчащуюся на нее машину за секунду до того, как она сбила ее. Аню подбросило в воздух, как тряпичную куклу. Многочисленные пакеты разлетелись по сторонам, как будто сработавшая новогодняя хлопушка. Кувырок, и Аню протащило по капоту, через секунду она упала на асфальт.
Я подбежала к ней. Она что-то пыталась сказать, харкала кровью, смотрела на меня умоляющим взглядом. И все повторялось вновь. Я снова стояла на перекрестке и ждала радостную подругу. А на нее вновь неслась черная иномарка с затемнёнными стеклами. Что бы я ни делала, что бы ни пыталась предпринимать, этому кошмару не было конца. Аня все время умирала у меня на руках, и это начиналось снова. Настоящая пытка. Мне казалось, что я обречена смотреть на смерть подруги до скончания веков.
Я проснулась оттого, что меня кто-то дергал за плечо. Меня разбудила Марина. И я как никогда была ей за это благодарна. Подруга была бледна и встревоженно смотрела на меня:
– Прости, что разбудила. Но ты очень долго спишь, еще со вчерашнего вечера.
Еще сонная, я глянула на стоящий на тумбочке будильник: было уже четыре часа дня.
– Ты как вообще? Ты есть будешь? Я заказала пиццу.
Сегодня была очередь Марины готовить, и, как обычно, она считала, что ни к чему тратить драгоценное время на возню у плиты, поэтому в этот день заказывала еду на дом, обычно это были суши или роллы, подруга была блюстительницей фигуры и мучного старалась не есть. Похоже, пицца – это ее попытка меня приободрить.
Я села
