Нельзя влюбляться (СИ) - Хан Рита

А по факту Ярцев молчал как рыба, только изредка ловила на себе его долгие взгляды. Еще бы понять, что за ними скрывается? Очередная попытка меня унизить? Или в этот раз смысл кардинально другой?

— Так, с этим заданием покончено.

От звука голоса Тимура дергаюсь на месте и роняю из рук вазу, которую тщательно натирала всё это время. Встреча со старым, но добротным кафелем неизбежна. У хрусталя никаких шансов, поэтому осколки разлетаются в разные стороны. Один из них задевает кожу щиколотки, оставляя после себя обжигающий порез.

— Ай! — выдыхаю больше от неожиданности, нежели от боли.

— Стой, поранилась? — Тимур оказывается возле меня практически молниеносно. Да, реакция у него просто класс, в отличие от моей, улиточной скорости. Ну не зря же он один из форвардов студенческого баскетбольного клуба, а я... ботаничка со стажем.

Мотаю головой, закусив губу. Даже попытку держаться от Ярцева на расстоянии провалила.

— Сейчас обработаю тебе рану.

— Не нужно, это всего лишь царапина.

— Тогда тем более, тебе нечего бояться. Так, не хватало, чтобы ты еще на осколки наступила. Иди-ка сюда, — не успеваю возразить, как Ярцев подхватывает меня за талию и усаживает прямо сверху старого кухонного шкафчика. — Сиди, я сейчас.

— Ты куда? — успеваю крикнуть ему в спину, но он оставляет мой вопрос без ответа.

Возвращается Тимур, вооруженный автомобильной аптечкой и старой метлой.

Прежде чем приступить к оказанию первой помощи, он подметает осколки и убирает их в мусорный мешок. Затем тщательно моет руки в самодельном рукомойнике, куда мы с Алисой залили воду из пятилитровой бутылки — она спускалась, чтобы взять перчатки и, по всей видимости, чтобы выпустить пар после общения с Ремцовым — и вытирает их чистым бумажным полотенцем.

Ни дать ни взять доктор Ярцев Тимур Артурович, получите-распишитесь. Я и не знала, что он может быть таким... аккуратным и заботливым.

— Давай снимем кроссовок? — вздрагиваю, когда Яр осторожно стягивает с моей раненной ноги обувь.

— Ау, — шиплю я, когда шнурок задевает порез.

Ого, а рана-то довольно большая, даже немного кровоточит.

— Тише, малыш, сейчас обработаем, и будешь снова спасать хлам от пыли.

Вздрагиваю во второй раз, когда его пальцы касаются моей лодыжки и чуть отодвигают вниз край белого носка. Радуюсь тому, что Тимур в этот момент слишком сосредоточен на обработке раны, поэтому не замечает моей реакции на его прикосновения.

А я слежу за его действиями, затаив дыхание. Просто... есть в этом что-то такое, эмм, интимное, от чего кожа покрывается мурашками. Моментально становится жарко, кровь приливает к щекам.

— Сейчас немного пощиплет.

Тимур брызгает на рану антисептическое средство без запаха, а потом, чуть наклонившись, дует на рану. Прямо как папа в детстве.

— Что ты делаешь? — шепчу я, чувствуя, что сердце, еще немного, и вырвется из груди.

— Так будет меньше боли.

А у самого голос низкий-низкий, и взгляд скользит по моему лицу, останавливается на губах. Непроизвольно облизываю их.

Боли будет меньше, говорит? Если он о моей ране — верю. Если не о ней, то это очень спорно.

Мы с Тимуром находимся так близко друг к другу, что я могу разглядеть потемневшую радужку его карих глаз. Они гипнотизируют, лишают воли. Я чувствую пряный запах мужского тела и лимонный запах чистящего средства, которым пропахло всё вокруг. Всё мое пространство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это всего лишь эффект плацебо. — Почему-то перехожу на шёпот, когда произношу эти слова.

Наверное, потому, что голос меня совершенно не слушается. Как и тело, которое умоляет-заклинает-требует притянуть этого невозможного парня за голые плечи и заставить поверить в то, что необязательно враждовать друг с другом.

Все может измениться, если я просто придвинусь ближе — мы неизбежно столкнемся кончиками носов и...

Тогда случится очередная катастрофа. А может она уже случилась вчера, это до нас только сегодня ударная волна дошла?

Тимур

Магнитом тянет к этой бедовой девчонке.

Дальше этой мысли боюсь идти, могу не выбраться. Заниматься самоанализом — не мой конёк, хотя, не спорю, в нашем случае не помешало бы.

А случай реал тяжелый, раз меня клинит от одного встречного взгляда Зои. Глаза. Губы. Еще раз глаза. Даже шелест её тихого дыхания успел уловить.

Шелест, блин. Может я перепутал, и это у меня крыша прошуршала мимо? Ага, она еще вчера сказала «Адьёс, амигос» и оставила меня одного разбираться со своим сердцем. Ну типа — я предупреждала, но ты не послушался.

И почему у моей крыши голос Льва?

Увы, даже это не помогает. Чары ботанички куда сильнее, раз я не могу перестать пялиться на нее.

Утешает одно — Зоя пялится в ответку, дыша через раз.

Боится, что ли?

После вчерашнего не удивительно, я повел себя, как мудак. Надо было просто подыграть ей, поелозить губами по губам, а не отбирать у девчонки первый поцелуй.

Почему я уверен, что он был первым? Ну до этого ботаничка крайне ожесточенно отбивала все мои попытки покушения на святое, даже зубки показала и по причинному месту зарядила, так что все сходится.

Ладно, украл первый. А на второй почему зарюсь?

Может, думаю, что смогу вышибить клин клином? А там, по идее, сработает эффект плацебо, и я перестану сходить с ума.

Если не перестану? Что дальше?

Почему-то думать об этом сейчас не хочется. Не получается.

Хочется лишь одного.

Уже готов послать весь мир к чертям и поцеловать ботаничку, но совсем рядом раздается такой сильный грохот, что я только и успеваю, что дернуть Зою на себя и прикрыть двумя руками, пытаясь защитить.

Нас накрывает слоем пыли и песка. Слава богу, потолок остается на месте.

— Эй, какого черта?! — ору Рему, когда наконец-то грохот стихает.

Молчание в ответ настораживает. Неужели они там с Алисой учинили беспредел? Сами-то хоть живы, надеюсь???

— Надо бы их проверить, — говорю Зое, которую все еще обнимаю двумя руками и прижимаю к груди.

— Д-да, конечно.

— Испугалась? — заглядываю в глаза мышке.

Дрожит, ресничками хлопает. А потом кивает и выдыхает:

— Ужасно.

— Не бойся, я рядом.

Самое удивительное, что слова эти даются мне очень легко. Хотя нет, самое удивительное — это видеть в глазах Зои небольшое, но все-таки… восхищение. Как будто только что признался в том, что по ночам переодеваюсь в костюм Супермена и спасаю город от преступников.

Почему-то, рядом с ботаничкой появляется такое чувство, когда ты готов стать чертовым героем, кем угодно, лишь бы она продолжала смотреть именно вот так, как сейчас. Без укора, без ненависти.

— Встать сможешь?

— Да.

— Погоди, надо рану заклеить пластырем, — вновь лью на руки антисептик, вытаскиваю из герметичного пакетика пластырь и клею поверх обработанного пореза. — Вот так. До свадьбы заживет.

Ботаничка тушуется, смущенно отводит взгляд в сторону. Я и сам не знаю, с чего вообще ляпнул эту банальщину.

Ладно, слово не воробей, в конце концов.

Помогаю Зое натянуть кроссовок и, убедившись, что с ней все в порядке, помогаю спуститься с тумбы.

Когда мы поднимаемся наверх, сразу убеждаюсь в том, что мыслил в верном направлении. Аккурат посреди чердака лежит искорёженный книжный шкаф.

— Наташа, мы все уронили! — Качает головой Лев, едва видит нас с Зоей у лестницы.

— Рем, я думал, тебе дорога память деда…

Подходим ближе, и я прикидываю в уме возможные варианты падения этой махины. Может быть, Лев решил выпендриться перед Язвой и подвинуть шкаф в одиночку? А что, это вполне в стиле друга.

— Это не он, — заявляет Алиса совершенно бесстрастным тоном, словно прочитав мои мысли. — Я хотела выбить шваброй вон ту шкатулку, но что-то пошло не так.

Тычет в сторону деревянных балок, одна из которых, по всей видимости служила удерживающей опорой шкафа.